Исторические судьбы женщин

Диодор рассказывает следующее о царице амазонок, живших на устье реки Термадон. Со дня на день росла слава ее храбрости, и тотчас после покорения одного народа она шла на завоевание другого. Она назвалась дочерью бога войны и заставила мужчин прясть шерсть. Изданием своих законов она призвала женщин к военным занятиям, а мужчин осудила на унижение и рабство и, желая их сделать безопасными, велела уродовать всех мальчиков. О происхождении скифских амазонок сага говорит, что в царствование египетского Сезостриса некоторые скифы со своими семействами выселились в Каппадокию; но вскоре большинство их, кроме женщин, было изменнически перебито врагами. Жены их, избрав из себя предводительниц, вооружились и отказались навсегда от всякой подчиненности мужчинам; перебив остававшихся еще у них мужей, они покорили несколько земель и обращенных в рабство жителей их заставляли периодически сожительствовать с собой, не вступая, однако ж, с ними в сколько-нибудь прочный брачный союз. Рожденных ими девочек они оставляли у себя и воспитывали, а мальчиков убивали или отдавали их отцам. Древние авторы передают нам целую полумифическую историю царства этих азиатских амазонок, рассказывая, как они покоряли многие страны и строили многие города, как они боролись с Геркулесом, принимали участие в Троянской войне и т. д. В Африке было также много амазонок, составлявших сильные царства, из коих некоторые имели женскую армию в 3000 пехоты и 20 000 конницы, делавших большие завоевания и державших своих мужей в таком же рабском подчинении, в каком у других народов находятся женщины. Геркулес во время своих странствований решился освободить мужчин от этого бабьего владычества и положил конец царству амазонок. Амазонки существовали также, по древним свидетельствам, в Аттике, Беотии, Фессалии, Южной Америке, на берегах Балтики и т. д. В Европе были амазонки в Богемии. В первичную эпоху истории этой страны женщина была равноправна с мужчиной и могла быть государыней; женщины же были и главными хранительницами законов[3]. Любуша, наследница Крока, обладала, по преданию, государственной мудростью; ее старшая сестра, Тета, отличалась постройкой городов, а средняя, Бази, занималась медициной. Два брата ссорятся из-за наследства; Любуша созывает народное собрание и посреди его всходит на престол своего отца, сопровождаемая двумя вещими девами, изучившими судейскую мудрость; у одной из них законодательные доски, у другой меч – символ наказания. Княжна произносит свой приговор, ссылаясь на законы вечных богов, и две девы собирают голоса народа. Но в той же самой поэме мы видим уже начало падения гинейкократии. Любуша решает упомянутый спор так: «по закону вечно живущих богов, братья должны владеть именьем вместе или же разделить его поровну». Большинством голосов было решено, что они должны владеть вместе. Тогда поднимается один из тяжущихся братьев, лютый Хрудош; «желчь разлилась по всей его внутренности, от ярости дрожат все его члены; махнув рукой, заревел он ярым туром: “горе птенцам, когда заползет к ним в гнездо змея, горе мужчинам, когда ими повелевает женщина. Мужчина только повелевает мужчинами, первенцу повелевает закон отдать наследство”». Оскорбленная таким протестом Любуша хотела отказаться от престола, но она осталась на нем, только должна была выбрать себе мужа из земских людей. Таким образом, как и у германских племен, у чехов право женщины на престол было ограничено тем, что она должна выходить замуж. Легенда говорит, что женщины не без сопротивления подчинились такому перевороту. По смерти Любуши, назначившей преемником своего мужа Пржемислава, одна из ее девушек, Власта, собрав около себя множество женщин, вознамерилась превратить всю Богемию в женское государство, лишив мужчин их власти и значения. Дела этих амазонок сначала пошли успешно, и они основали Девичий город (Divin, Magdeburg). Власта постановила законом воспитывать из детей только девочек, а рождающихся мальчиков делать неспособными к владению оружием, выкалывая им правый глаз и отрубая им на обеих руках большие пальцы. Мужчины вооружились против амазонок, произошла битва, женщины были побеждены, а Власта убита. Путешественники XVII века, посещавшие Бискайю, видели амазонок и там. В Фуэнте-Раббиа была община женщин, состоявших под начальством одной старой девы. Все они жили судоходством, на берегу моря в маленьких хижинах. Эта женская республика существовала недолго.

Глава II

Падение материнства и гинейкократии. Развитие патриархальной системы

В поэме о Любуше и Власте, в греческих легендах о Геркулесе и других героях, отчасти и в индейском эпосе, рассказывается, как мужчины силой своих сверхъестественных покровителей избавились от владычества женщин и как положен был конец амазонству. Здесь, как и в вопросе о происхождении амазонок, нельзя соглашаться с древними источниками. Такие перевороты, как падение гинейкократии и материнского начала, подобно изменениям земной коры, совершались медленно и постепенно. Еще в период полного господства материнства является уже зачаток будущих перемен в семействе – идея отцовства; когда люди узнали, что женщина, подобно самке всех других животных, не может родить без мужского оплодотворения ее, когда, следовательно, у каждого ребенка предполагался отец, то родство начали считать не только по матери, но и по отцу. Начало отцовства долго было чисто фиктивным, гипотетическим, между тем как родство по матери представлялось для всех очевидным фактом. При многомужестве и свободе половых отношений женщины невозможно с достоверностью указать на лицо, бывшее родителем данного ребенка. Первым средством для определения личности отца служит физиономическое и вообще телесное сходство ребенка с одним из мужей его матери. Так, например, делились дети у полиандрических племен Ливии и авзов; у либурнийцев как жены, так и дети до пятилетнего возраста считались общими. Шестилетних же детей они приводили в свое собрание и по сходству их с мужчинами раздавали предполагаемым их отцам. Для признания своих отцовских прав на ребенка мужчина употреблял и другое, еще более фиктивное средство. Мы говорим о куваде, обычае, распространенном у сканов, корсиканцев, кипрян, иберийцев, караибов, индейцев Южной Америки и Калифорнии, в Цукхели, в Западной Африке, у басков, в старинной Наварре и т. д. Обычай этот состоит в том, что при рождении ребенка отец ложится в постель, подражает крикам, стонам и всем болезненным телодвижениям родильницы, выдерживает самую строгую диету, остается в постели мнимо больным несколько дней и даже недель, и все ухаживают за ним так же, как за родильницей. Смысл кувады заключается в том, чтобы показать наглядным образом, что отец имеет такое же право на ребенка и такую же родственную связь с ним, как и мать, родившая его в муках[4]. Дело признания отцовского родства и отцовских прав много подвигается вперед при переходе полиандрии в ее семейную форму. Здесь число мужей гораздо ограниченнее, чем в полиандрии несемейной, и поэтому гораздо легче, чем в последней, определить личность отца. Сначала, впрочем, и здесь все братья считаются отцами всех детей общей их жены. Такая система родства удерживается до сих пор между индейцами, свидетельствуя о том, что они жили некогда в полиандрии. У них все братья отца считаются отцами его детей; все дети разных братьев суть братья и сестры друг друга; все внуки братьев индейца в то же время и его внуки. Но, по мере возрастания авторитета старшего брата, о чем мы говорили выше, отцовское значение младших постепенно ограничивается и, наконец, вовсе падает. У полиандристов южной Индии хотя все братья считаются отцами, но старший называется большим отцом, а следующие за ним малыми отцами. Ту же систему родства видим мы у некоторых других народов. Дальнейшая степень в развитии отношений отцовского родства состоит в разделе детей между всеми братьями, как это иногда делается у тибетцев, и вероятно такой раздел совершается на упомянутом уже нами основании физиономического сходства. Раздел детей совершается еще и другим способом: старшего ребенка отдают старшему брату, второго – второму и т. д. Но подобные разделы противны основным началам устанавливающегося патриархального общества; они нарушают единство семьи и препятствуют развитию абсолютной отеческой власти, поэтому и служат только исключением из общего правила. По мере того как старший брат захватывает себе супружеские права всех других братьев, он присваивает и отеческие права над всеми детьми. Еще до совершения этого переворота у многих народов, держащихся семейной полиандрии, например у тибетцев, старший брат считается единственным отцом всех детей общей жены, хотя было бы и очевидно, что некоторые из этих детей зачаты не от него, а от других братьев. Когда же полиандрия падает, когда вследствие улучшения до известной степени разнообразных условий жизни количество женщин возрастает до того, что каждый мужчина может иметь не только отдельную жену, но даже несколько, когда сила мужчин, соединенных в родовые общества, берет верх над женщиной и имеет за собой уже много шансов на обращение ее в неволю, тогда родство по отцу, подкрепляемое отношениями, создаваемыми силой домовладыки, берет верх над родством по матери. Развивается патриархальная система, материнство женщины отодвигается на задний план. В первобытную эпоху истории, когда человек безусловно преклонялся перед могуществом природы и лобызал божественную землю, милосердно наделявшую его своими плодами, материнская производительность женщины стояла так же высоко, как и производительность земли, матери всего живущего. Но когда человек начал бороться с природой и отчасти даже покорять ее, когда он осознал, что плодородие земли зависит, в известной степени, от его воли и искусства, и главным образом от дождя и других атмосферных влияний, отца всех вещей – неба, тогда божественное значение земли значительно пало, на первый план выступил культ неба или солнца, тогда и женщина превратилась только в орудие деторождения, бесполезное без мужского осеменения, подобно тому, как пашня непроизводительна без пахаря и сеятеля. Такие притязания патриархатов не сразу могли победить принципы материнства и гинейкократии, которые, как мы уже видели, и увидим еще ниже, долго борются с принципами отцовства и держатся в жизни наряду с ними. Но физическая сила мужчины, в конце концов, все-таки восторжествовала и поработила женщину.

3

«В древней Чехии, – говорит Козьма Пражский, – девушки росли свободно, упражнялись в военном деле, ходили на войну, охотились, одним словом, в образе жизни мужчин и женщин не было тогда различия». – Здесь и далее примеч. авт.

4

У современных дикарей, держащихся кувады, смысл ее, как и значение многих других первобытных обычаев, потерян, и они объясняют его разными соображениями, не имеющими никакой связи с первичным значением кувады. На основании этих соображений, Тейлор силится доказать, что кувада основана на первобытном понятии о единстве отца и ребенка; отец, дескать, держит диету для того, чтобы не расстроить желудка ребенка и не повредить ему. Но Тейлор забывает, что сущность кувады не в диете, а в том, что мужчина подражает всем мукам родильницы. В пользу предложенного здесь нами объяснения кувады говорят сходные с ней обряды усыновления. У греков и у римлян усыновление совершалось посредством обряда, изображавшего процесс рождения. Это продолжалось вплоть до Нервы, который, усыновляя Траяна, перенес совершение этой церемонии с брачного ложа в храм Юпитера.