Исторические судьбы женщин

Но все эти права и преимущества были только остатками древней свободы, и чем далее развивались греческие общества, тем более выдвигался на первый план мужской элемент и во всех сферах жизни стал преобладать над женщиной. Владычество мужчин в Греции, как и на Востоке, окончательно было упрочено только с возникновением государств и развитием законодательных систем. Но еще в предшествующую этим событиям эпоху греческое семейство начинает складываться в прочный союз, безусловно, подвластный отцу и чрезвычайно похожий на архаическую семью Востока. Между мужчиной и женщиной идет борьба; отцы стараются держать под замком своих дочерей, мужья – жен, чтобы лишить их свободы в распоряжении своей красотой и сердцем; Гекуба жалуется, что она, как собака, прикована на цепи к воротам Агамемнона; но стены и запоры долго еще остаются бессильными против любви и хитрости. Умыкание, бывшее прежде исключительно разбойничьим захватом теперь часто служит средством для заключения союза свободной любви, и не одна Елена бежит с Александром из своей семейной темницы. Но, с другой стороны, умыканием же добываются жены и наложницы, и мужчины относятся к ним, как к рабыням. Особенно сильны были захваты иностранок для проституции, наложничества и работы. Геродот говорит, что умыкание женщин было первой причиной войны. Греки воровали женщин у финикийцев, колхидян, троянцев; во время междоусобных войн эллинских племен победители зверски избивали мужчин, а их детей и жен уводили в неволю. Отец семейства стремится к абсолютной власти над всеми его женами; он произвольно распоряжается рабом, приговаривает к смерти новорожденных детей, которые почему-нибудь не нравятся ему; жену он хочет сделать своей наложницей и рабыней, необходимой для его половых наслаждений, деторождения и хозяйственных трудов. Организация первичного общественного союза, брака и семьи требовала для своей прочности солидной собственности и женского рабства. «Прежде всего, дом, – говорит Гесиод, – потом приобретенная (то есть наложница, рабыня, а по объяснению Аристотеля, жена) и рабочий вол». Половую сторону женщины семья также стремится обратить в исключительное служение себе; женщина должна быть чадородной матерью и хозяйкой, – вот тот отдаленный идеал, который старается осуществить мужчина. Женщина, конечно, не сразу поддается подобным стремлениям его, она борется, хитрит, изменяет, обращается в бегство, водворяет в семье домашний ад. Как же не бранить, не презирать, не колотить такую дерзкую рабыню! Муж и бранит, и колотит, и убивает ее, и продает в рабство или выменивает ее на какую-нибудь другую женщину. Но такой деспотизм возможен не всегда и не каждому мужу, и много должно утечь воды, прежде чем супруг успел, да и то не вполне, реализовать идеал своего самовластия. Из тех же времен, когда дочерей старались держать под замком, а жен обратить в невольниц, мы имеем свидетельство Гесиода о борьбе женщины против семейных поработителей, даже о победах ее над ними. Гесиод нападает на женщин за их капризы, вспыльчивость, увлечения, за кокетство и хитрость, посредством которых им удавалось всецело подчинять себе мужчин. Конечно, все подобные успехи женщины только отсрочивали победу мужчины. К тому же сила была тогда единственным правом, которое признавалось людьми, и, как всегда в подобных обстоятельствах, слабые были принуждены ценою своей свободы покупать покровительство сильных. Особенно несчастно было положение сирот и вдов. Естественно, что такие обстоятельства сильно парализовали стремление женщин к свободе и независимости. Есть данные, что в эпоху патриархальных царей, наряду со свободными и самостоятельными женщинами, было уже немало таких, которые могли удовлетворять вкусам самого Солона или Гесиода. С развитием богатства, житейского комфорта и международных сношений в Элладе начало усиливаться многоженство то в форме полигамии, то в форме конкубината. Но греческая женщина упорно боролась против многоженства. Большая часть мифологов объясняют преступления Клитемнестры единственно ревностью и негодованием, которые внушали ей полигамические наклонности ее мужа. Из Гомера видно, что жена считала себя «обесчещенной», если муж ее брал, кроме нее, другую жену или наложницу. Медея такое бесчестие доводит до страшного желания отомстить мужу смертью своей соперницы и кровью собственных детей. Образцом этой брачной борьбы могут служить отношения Геры к Зевсу. Гера – настоящая греческая жена, которая желает одна обладать своим мужем, за неверность преследует и его самого, и его детей, и его любовниц. Даже когда мужья заводили себе наложниц, которые большей частью были рабынями, а дети их считались незаконными, то и тут старались скрывать от жен свои отношения к этим любовницам. Таким образом, еще до развития государств, женщине удалось поставить моногамию идеалом брака.

С переходом семей и родов в государственный быт женщина проигрывает свое дело почти во всех отношениях. В период патриархальных царей, когда не было не только писаных законов, но и прочных юридических обычаев, когда судебный приговор царя, внушенный ему свыше (фемист), один только регулировал взаимные отношения людей, борьба мужа или жены, нерешенная хитростью или силой одного из них, решалась царским приговором. А царь был мужчина, отец и муж, тоже стремившийся к покорению женщины; понятно, чью сторону должны были поддерживать его вдохновенные решения. Серии одинаковых случаев, подлежащих разбирательству, естественно ведут за собой серии одинаковых судебных приговоров, порождающих юридический обычай, или обычный закон. Все первичные кодексы Европы были только изложением этих обычаев, более или менее измененных законодательством.

С возникновением государств законодательства подчиняют женщину тому же деспотизму, к утверждению которого в семействе стремился мужчина. Античное государство, основанное на эксплуатации невольников, превратило женщину в свою рабыню, обязанную производить ему здоровых, способных и красивых граждан. При этом у воинственных и грубых дорян порядки архаического семейства расшатались несравненно более, а женщины были закрепощены и стеснены гораздо менее, чем то было у цивилизованных ионийцев.

В Спарте государство захватило в свои руки управление всем: и распределением народного имущества, и отношениями полов, и делами семейными, и воспитанием детей. Главной целью государства было расположение здоровых людей, охранение простых, даже грубых нравов, воспитание в гражданах храбрости и других доблестей воина. Плутарх, защищая спартанскую конституцию от нареканий, говорит, что если разумно стараться об усовершенствовании породы собак и лошадей, то нелепо и глупо порицать подобной же заботы о людской породе. Таким образом, целью спартанского государства было усовершенствование и воспитание человеческой породы для военных дел. Как у всех воинственных наций, так и в Спарте, в этой общине суровых коммунистов-воинов, женщины являются довольно свободными и с большими правами, чем в государствах ионических, например в Афинах, где их деятельность ограничена семейной сферой и где они подчинены общественной власти несравненно менее, чем семейной. Спартанец вовсе не жил домашней жизнью, весь день он проводил в публичных местах, ел за общественным столом, спал в общественном здании и только по временам посещал свою жену, почти всегда ночью украдкой ото всех и ненадолго. Не любовницей, не хозяйкой предписывалось быть спартанке, а родильницей хороших детей и матерью героев. Поэтому девушки получали одинаковое воспитание с мальчиками. «Другие греки, – говорит Ксенофонт, – хотят, чтобы девушки в домашнем уединении занимались обработкой шерсти. Может ли таким образом воспитанная девица произвесть на свет что-нибудь путное! Ликург же думал, что для приготовления одежды годятся и рабыни, а важнейшей задачей свободных женщин он считал деторождение, и постановил, чтобы женский пол занимался телесными упражнениями наравне с мужскими, так как сильные дети могут быть рождены только сильными родителями». «Ликург, – говорит Плутарх, – старался о том, чтобы плод, зачатый в здоровом теле матери, развивался и созревал, как следует, а мать имела бы достаточно сил, необходимых для легкого и безопасного перенесения родильных мук. Разнообразные гимнастические упражнения наших юношей и девиц, совершавшиеся публично, имели еще целью возбуждать в молодых людях половые инстинкты и охоту к браку». Безбрачие или поздний брак навлекали на виноватых в них мужчин некоторые наказания, они лишались права присутствовать на гимнастических упражнениях девушек, а зимой их заставляли танцевать нагишом вокруг всей большой площади, причем зрители осыпали их насмешками и пели нарочно для этого случая составленные саркастические стихотворения. Государство определяло как место и время для брака, так и возраст жениха и невесты, запрещало жениться на слишком молодых девушках, а мужчинам предписывало вступать в брак около 30 лет. Занимаясь общественными делами, служа государству, спартанец ночью, ненадолго, да и то украдкой от всех, мог ходить к своей жене; только после рождения сына ему дозволялось посещать ее днем и оставаться у нее подольше. За известное число произведенных гражданином детей государство награждало его, – за трех ребят он освобождался от караульной службы, за четырех – от всех общественных повинностей. «Пожилой супруг молодой жены, – рассказывает Плутарх, – мог свести ее с молодым и храбрым мужчиной и присвоить себе ребенка, рожденного от столь благородной крови. Доблестный мужчина, которому приглянулась какая-нибудь чадородная и добродетельная женщина, мог просить у мужа ее позволения на сожительство с нею». Таким образом, утвержденная законом моногамия нередко превращалась в полиандрию. Последний вид брака существовал у спартанцев еще и в другой форме, сохранившейся вероятно от первичной эпохи их истории. Земельный участок спартанца не мог быть делимым и от отца переходил к его старшему сыну, который делался собственником; остальные братья только пользовались доходами с семейного имущества и, по свидетельству Полибия, у всех их была общая жена и общие дети. В подобном семействе, у главы его, старшего брата, не было сыновей, и наследство, поэтому, переходило к старшей дочери, на которой должен был жениться кто-нибудь из родственников, не имевший земельного участка. Таким образом, в Спарте были перемешаны между собою моногамия, полиандрия, даже общность жен и, в виде исключения, встречалась даже полигамия. Дети с самого своего рождения принадлежали государству, и отец не имел права убивать или выбрасывать их, как это было во всей остальной Греции, кроме Фив; комиссия из чиновников свидетельствовала новорожденных и оставляла годных для государства, забракованных же предавала смерти.