Исторические судьбы женщин

Развитие религиозных систем и жреческих сословий Востока нанесло, таким образом, женщине роковой удар. Дуалистическое миросозерцание, разделяющее вселенную на две половины, добрую и злую, отнесло женщину ко второй, и во избежание осквернения святыни лишило ее возможности деятельного участия в религиозной жизни народа. Запертая в четырех стенах гарема, чуждая всех общественных движений и вопросов, женщина горячо привязывается к тем верованиям, убеждениям, традициям, которые она приняла от отцов и которые она, в свою очередь, передает дочерям своим. В качестве служительницы этой религии она вторгается даже в общественную жизнь, в которой уже самовластно царят жрецы новой религии. Происходит столкновение, жрецы побеждают, провозглашая женщину вредной волшебницей, а ее богов злыми духами. Из жрицы женщина делается ведьмой. Все ориенталы верят, что демоны, намереваясь поселиться в человеке, почти всегда избирают для того женщину. Это убеждение, проповеди жрецов, нервные болезни женщин убеждают часто даже их самих, что мнение мужчин вполне справедливо. Женщина становится действительной волшебницей, жрицей духовного мира, противоположного и враждебного божествам мужчин. Силой своих чар и заклинаний она может причинить много зла. Чья-нибудь внезапная смерть, засуха, эпидемия – все подобные бедствия сваливаются на ведьму. В этом отношении все ориенталы похожи на того араба, который, при вести о пожаре, убийстве, опустошительной буре, наводнении и всех других бедствиях, всегда спрашивал: «кто она?», то есть кто та женщина, которая устроила такую беду! Индусы во время необыкновенных общественных несчастий пишут имена всех женщин своей деревни, каждое на отдельной древесной ветке, и ставят эти ветки в воду на четыре с половиной часа; если ветка поблекнет или завянет, значит, женщина, имя которой написано на ней, ведьма и достойна смерти. «Не оставляй в живых ведьмы», – говорит грозный голос Моисея, как бы выражая общую мысль всего греческокультурного Востока. Но ведьма осталась живой и живет до сих пор, к ее искусству прибегают нередко даже сами ее гонители, а для женщины эта профессия служит одним из средств к самостоятельной жизни.

Женщина может участвовать в делах религии и получать вечное спасение только посредством мужчины – это общий тезис всех греческих вероучений Востока. Женщина не мирится с этим и выступает на общественную арену не только колдуньей, но также пророчицей, жрицей, святой подвижницей. Сестра Аарона, Мириам, имела пророческий дар и немаловажное влияние на евреев. Деборра, жена Лапидота, была не только пророчицей, но и в течение нескольких лет судьей израильской земли. В более позднюю эпоху мы видим Анну-пророчицу, живущую в храме день и ночь и подвизающуюся в посте и молитвах. В Индустане у огнепоклонников есть жрицы, ведущие строгую подвижническую жизнь и почитаемые за святых. В Древнем Перу были весталки, девы солнца, обязанность которых состояла в поддержании священного огня, в тканье из вигоньей шерсти священных покровов, облачений и одежд для инки и его родственников. Девы эти выбирались из красивейших дочерей дворян, и только необыкновенная красота простолюдинки могла открыть ей доступ сюда. Жили они под начальством старых дев в обширных зданиях, обнесенных высокой стеной, внутри же украшенных и меблированных с необыкновенной роскошью. Кроме необходимой прислуги только государь с женой могли входить сюда и видеть их. В случае небрежности сохранения священного огня или нарушения обета целомудрия они погребались заживо. Родители иногда отдавали сюда дочерей на время, во исполнение своих обетов и чтобы заслугами посвященных преклонить богов на милость к семейству, на избавление кого-нибудь из его членов от болезни, на дарование этим девушкам хороших женихов. Таким образом, женщина восстановляла свое право на признание за ней самостоятельных заслуг в деле спасения. Подобное женское монашество существует и в Индустане; девушки, посвященные богам, служат при храме, брамины учат их грамоте, музыке, танцам, истории богов, хотя и запрещают им читать Веды. Они участвуют в богослужении. Когда они выходят из храма почему-нибудь и снова вступают в общественную жизнь, все относятся к ним с большим уважением и любой мужчина поставляет себе за особенную честь, если такая девушка согласится выйти за него. Другой класс таких девушек, баядерки, или храмовые танцовщицы, получают одинаковое с первыми воспитание, не живут запертыми в своих монастырях, участвуют в общественной жизни и играют в ней роль, вроде новейших балетных танцорок или оперных певиц. Профессия этих двух классов женщин не только снимает с них проклятие, лежащее вообще на женском поле, но и дает им некоторую возможность хоть сколько-нибудь эмансипироваться от того возмутительного деспотизма, который давит женщину Востока. Не вдаваясь в подробности, заметим, что вообще на Востоке профессия танцорок и певиц очень распространена и занятые ею женщины составляют класс, неподлежащий строгим законам семейства, хотя при этом многие из них и принадлежат рабовладельцам и почти все они ведут распущенную жизнь[7]. Несчастно общество, в котором женская свобода добывается только путем порока!

Религия Будды, сравнявшая судру с брамином, плебея с аристократом, относительно женщин явилась очень мало радикальной, хотя и очень прогрессивной, сравнительно с системой брамизма. Открывая женщине доступ к духовной жизни, Будда не совсем охотно соглашается на допущение ее в монашество. «Каждая женщина будет грешить при всяком удобном случае», – говорит он. Потому-то, дозволив женское монашество, основатели буддизма поставили всех монахинь в безусловное, даже унизительное подчинение каждому духовному лицу, как бы незначительно оно ни было, и запретили им занятие религиозным обучением других. Женское монашество особенно развилось в Китае, и монахини успели здесь преодолеть разные ограничения, наложенные на них первоначальным буддизмом. В Китае, Тибете и Гималаях множество женских монастырей, и женщинам открыт здесь доступ к занятию не только мест аббатисс, но даже епископов и архиепископов. В рядах буддийских святых также немало женщин. В Китае, где бедные родственники умершего мужа могут продать его вдову, чтобы вернуть себе потраченные на покупку ее деньги, хотя вдове и предоставлена возможность избавиться от такого насильственного брака, заявляя суду о своем нежелании вступать во второе супружество, – в Китае были когда-то основаны вдовами два женских монашеских ордена. До конца XVIII века они пользовались большим уважением. Но в 1787 году они начали сильное женское движение, стремившееся к основанию самостоятельной женско-буддийской церкви. Одна из монахинь начала творить чудеса, предсказывать будущее и приобрела такое влияние на умы всех женщин, что мужья не знали, как и справляться с ними, дерзнувшими рассуждать о религии и рвавшимися хоть однажды поклониться упомянутой пророчице, восседавшей на троне в платье желтого цвета, присвоенного только членам императорской фамилии. Волнение было подавлено и издан приведенный уже нами богдыханский указ, запрещавший женщинам, под страхом жестоких наказаний, посещать храмы. В настоящее время, по словам Гюка, в Китае есть множество женщин, до того недовольных своей отверженностью и рабским положением, что они составили секту, основанную на вере в метемпсихозис и имеющую целью путем добродетелей и пилигримства содействовать переселению женских душ в тела мужчин. Все упомянутые женские ордена имеют более или менее аскетический характер, – в теории конечно, – на практике перуанские девы солнца поступали в гаремы императора, баядерки и другие девушки индийских храмов живут с браминами и проститутничают, буддийские женские монастыри сплошь и рядом превращаются в непотребные дома. Разврат является реакцией аскетическим доктринам. В противоположность аскетическому культу возникает культ сладострастия, столь распространенный в цивилизованных странах Древнего Востока. Принципы первобытной свободы, гетеризма и материнства воскресают. В храмах богинь любви царит женщина и возбуждает неистовые восторги мужчин своими физическими прелестями; здесь находят верное пристанище девушки, жены и вдовы, недовольные тем, что их телом владеют монополисты; они стремятся к свободной страсти и находят ее в оргиях храмового разврата. Это – отрицание полового рабства, мужниного права ревновать, законов о прелюбодеянии, – отрицание, прикрываемое завесой религии и стоящее в тесной связи с падением общественных нравов. Независимо от столь распространенной на Востоке храмовой проституции, реакция браку и семейству, доходившая до полного отрицания, нередко выражалась в форме религиозных учений. Таковы были, например, многие секты первых веков христианства, проповедовавшие безусловное удовлетворение инстинктов природы и общность женщин. Нисколько не преувеличивая дела, можно сказать, что если в какой стране и удавалось водворить брак такого характера, какой силятся придать ему законы Востока, то господство его не было долговременным. Редкая ориенталка считает за собой обязанность верности мужу и готова, при всяком удобном случае, броситься в объятия чужого мужчины. В гаремах совершается едва ли не больше любовных интриг, чем в открытых домах цивилизованной Европы. Возьмите любого восточного моралиста или философа, и все они скажут с Соломоном: «нигде нельзя найти добродетельной женщины!» Сами вожди общественного строя, которые обязаны быть цензорами нравов, первые разрушают брачные узы и фактически отвергают власть мужа, отнимая жен и дочерей граждан. История Востока полна такими происшествиями, ведущими за собою ослабление брачных уз. Страсть к нарядам и кокетство, развивать которые в женщинах законодатели и моралисты Востока советуют мужьям ради интереса последних, употребляются женщинами для прельщения чужих мужчин, когда есть возможность показаться последним. И женщины крепко держатся за эти средства. В 1755 году турецкий султан Осман III, в видах поддержания общественных нравов, строго запретил женщинам выходить на улицу в роскошных и нарядных костюмах; но женщины, посредством разнообразных хитростей, сумели сделать этот указ бессильным, удержав за собой возможность наряжаться и кокетничать. В Испанском халифате семейство постепенно теряло свой строго-мусульманский характер; утонченное общество Кордовы гордилось изяществом своего обращения, женщина вышла на свободу из стен гарема, и любовные песни в честь ее огласили собою сады и улицы Испании. Турниры, карусели, псовая и соколиная охота, музыка и поэзия, пение и танцы – все это увлекало арабское общество в вихрь наслаждений. Старинное семейство и верования ислама пали, а женщина, содействовавшая этому падению, приобрела значительную свободу. У современных мусульман, особенно в Турции, падение семейных и брачных добродетелей дошло в настоящее время, по свидетельству путешественников, до весьма значительных размеров. И вместе с тем против мусульманских воззрений на женщину выступают некоторые религиозные учения, поднимающие знамя женской эмансипации. Такова, например, секта, основанная Бабом в настоящем столетии в Персии и увлекшая своим учением большую часть жителей этой страны. Бабизм напоминает собой систему Сен-Симона, – те же принципы экономического равенства, то же значение труда, то же освобождение женщины от стеснительных ограничений семейства, от религиозной отверженности и дарование ей доступа к участию в делах общины, церкви и религии. В числе первых по времени, по энергии и по уму апостолов бабизма была девушка Тагирэ. Эмансипированная от традиций ислама, она стояла во главе целой бабидской партии и ходила с проповедью новой доктрины из города в город, из деревни в деревню. Ее тайно казнили в 1852 году. Баб и Тагирэ проповедовали о равенстве полов, об уничтожении основанных на произволе мужа разводах, об общественной свободе женщины. Баб учил даже, что женщина перед Богом более возвеличена и любезна, чем мужчина, и на этом основании его последователи, лишив мужа права давать развод, предоставили это право жене и, наконец, совершенно отвергли всякий обязательно-формальный брак, провозгласив принцип полной половой свободы. Бабизм сильно распространяется в Персии, и можно надеяться, что, под влиянием Европы, он освободит со временем ориенталку из рабства.

7

В Японии женщины этого сорта «имеют поэтическую и религиозную миссию, которая вытекает из древних основ социальной организации и позволяет им пользоваться общественным уважением. Их образование служит предметом самых тщательных забот. Их учат всему, что может содействовать улучшению их физических достоинств и развитию ума. Бросая свою профессию, многие из них находят себе женихов, и никто не думает укорять их за прошлую жизнь. Число чайных домов, в которых живут эти женщины, изумляет европейца. В Нагасаки на 75 тысяч жителей их считается более 750» (Univers Pittoresque. T. 23. P. 45).