Страница 29 из 32
Прошло несколько месяцев. Однако дело Бориса Преза оставалось незаконченным. Непосредственный руководитель Деревянко на дело наложил резолюцию: «Прошу изучить весь материал и дать заключение о целесообразности дальнейшего поиска».
– Искать! – твердо ответил Александр Михайлович. – Мы же обещали, что сделаем все возможное. Да и дело достойно того, чтобы довести до конца. Сколько горя людского связано с ним.
– Тогда, что конкретно думаешь делать?
– Необходимо обратиться в Центральный архив Советской Армии. Там должны сохраняться данные.
Осень на дворе. Когда же окончится эта бесконечная переписка? Все чаще Деревянко ловил вопросительные взгляды сослуживцев: дескать, ищешь ветра в поле. Были и сомнения: а вдруг напрасные надежды? Может, это совсем другой Борис? Но Деревянко гнал вон сомнения. Верил в успех даже тогда, когда, казалось, рухнула последняя надежда. Опыт, интуиция подсказывали: он на верном пути.
В ноябре на имя начальника Центрального архива Министерства обороны СССР пришло письмо. А через несколько недель получили ответ, что Б. М. Пресс в декабре 1961 г. был уволен в запас и отбыл в Челябинск. Однако и на этот раз судьба будто бы насмехалась: сведения из райвоенкомата не добавили ясности. На самом деле, сообщалось в письме, после службы Борис Пресс возвратился в Челябинск. Однако ненадолго. Вскоре он куда-то уехал.
И опять письма понеслись в разные стороны. Опять недели, месяцы ожидания. И только в марте – ровно через год со дня начала поиска – из Управления внутренних дел Хабаровского крайисполкома пришел долгожданный ответ:
«Борис Михайлович Пресс, 1939 года рождения, с 16. 10.1978 года проживает в Хабаровском крае, поселок Ванино, улица Портовая, дом 6, кв. 57».
Теперь необходимо узнать самое главное: тот ли это Борис През, которого ищут? Вдруг совсем другой человек? Александр Михайлович написал начальнику Ванинского райотдела милиции. Кажется, никогда так не волновался. Сообщил, когда, где затерялся след мальчика. Попросил обязательно встретиться с Борисом, подробно расспросить его, проверить все биографические данные.
Разгар лета. По графику надо собираться в отпуск. Но о каком отдыхе может идти речь, если вот-вот должен прийти ответ. Наконец – долгожданное письмо! В нем записка от Бориса Михайловича Пресса.
Незнакомый человек писал, что очень плохо помнит детство. В памяти только, что его долго-долго везли в автомашине. Знает свою фамилию и имя. Жил в Новоюхновском детском доме. Потому и в метрике написали, что родился в Новом Юхновце. Во втором классе ему дали отчество – Михайлович. А год рождения записали примерно – 1939. Что касается дня рождения, то он также условный – 9 мая, в честь Дня Победы. Сообщил и о том, что долгое время болел трахомой.
Еще и еще раз Александр Михайлович перечитывал письмо. Сомнений больше не было. Отыскался, наконец, тот самый Борис През. Мальчика с самого ада войны выхватили в июне 1941 г. Пётр Васильевич Дыло и его соратники, а потом отвезли в далекий Курган, где незнакомые люди встретили и обогрели как родного. Подтвердились догадки насчет возможной ошибки в фамилии. Как предложил мальчик, так и записали.
А как же мать? К этому времени она успела переехать к дочери в Ри гу. И Александр Михайлович Деревянко сел писать письма: матери – в Ригу, сыну – в Хабаровский край[59].
Всю жизнь надеялась найти своего сына – Мишу Клюйко и работница минской кондитерской фабрики Ванда Ивановна Стречень. В первые годы войны она потеряла двух детей. Дочь нашлась, а двухлетний Миша, который находился в саду-изоляторе № 43, пропал. В. И. Стречень написала письмо в редакцию курганской областной газеты «Советское Зауралье».
– Дорогая редакция, – просила Ванда Ивановна, – может быть, вам удастся что-либо разузнать о моем мальчике. Очень-очень прошу помочь найти моего сына.
Большую работу по поиску Миши Клюйко провел уже известный нам журналист курганской областной газеты М. Забегай. Он обратился с запросом в разные организации своей области.
В Доме ребенка нашелся «Журнал движения детей курганского Дома ребенка за 1942–1944 гг.» Если верить записям, то напротив Миши Клюйко значится: «Умер от осложнения кори в г. Челябинске в январе 1942 г.»
– Мы туда детей никогда не отправляли, – говорила Анна Андреевна Дышкантюк.
Главный врач Курганской городской больницы С. И. Тульчинский сообщил:
«Согласно книге регистрации больных, которые находились на лечении в Курганской городской больнице, за 1941 год зарегистрирован Клейко Миша 2-х лет, воспитанник. Дата 20 октября 1941 года, диагноз ветряная оспа, кровавка, выпадение прямой кишки».
Фамилия Клейко, а идут поиски Клюйко. Не совпадает дата смерти. Также в журнале значится, что мальчик умер в Челябинске, больница утверждает – в Кургане.
Ответ должен был дать ЗАГС.
– Нет, в октябре 1941 г. смерть Миши Клюйко не зарегистрирована, – ответили из курганского ЗАГСа. Не значится мальчик и среди умерших в Челябинске.
Клейко. А ищем Клюйко. Допустим, что это неточность записи. А почему не совпадают дата и место смерти? Не кроется ли за такой путаницей людская трагедия и тайна? Мы знаем немало примеров, когда дети, зарегистрированные как умершие, потом находились. А кто знает, может это как раз тот случай[60].
Ванда Ивановна Стречень не так давно умерла. Сегодня очень надеется найти своего брата сестра Миши Клюйко Мария Владимировна Иодо, жительница г. Минска, которая в годы войны была эвакуирована со своим детским учреждением в Саратовскую область.
Спасенные живут и помнят о тех, кому обязаны жизнью. Часто в Минск в дом по ул. Красноармейской, где жил П. В. Дыло, приходят письма. Письма-исповеди, письма-размышления, письма, в которых так много душевной теплоты и уважения. И почти в каждом строки: «Дорогие Пётр Васильевич и Татьяна Петровна, Вы подарили нам жизнь. Где найти нужные слова, чтобы высказать нашу признательность Вам?..»
Есть ли в мире что-то дороже жизни?
Долгая дорога в Бугуруслан: дошкольный детский дом № 4 г. Витебска
Внезапно пришлось сниматься с родных мест и коллективу Витеб ско го детдома № 4, директором которого работала Елизавета Трофимов на Разумовская (Молоткова).
Детский дом располагался рядом со сквером и памятником героям Оте чественной войны 1812 г. Под руководством Е. Т. Разумовской (Мо лот ковой) детдом превратился в хорошо организованное детское учреждение: имел благоустроенное жилое помещение, прекрасный сад с яблонями, грушами, вишнями, кустами смородины, крыжовника и малины. В детдоме наряду с детьми-сиротами росли и воспитывались и дети «врагов народа».
Молоткова ирина николаевна – дочь директора, проживает в Витебске:
– Когда началась война, мы думали, продлится этот ужас недельку, две. В один из дней мы рано встали, позавтракали. Отец был мобилизован на фронт. Мама достала семейный альбом с фотографиями, мы рассматривали снимки, на которых были все вместе. А потом стали собираться.
Елизавета Трофимовна Разумовская (Молоткова)
На вокзале нас ждал поезд: детский дом вывозили за город и мы должны были ехать одним эшелоном. Но тут моя старшая сестра Нина заупрямилась. Она была комсомольской активисткой и заявила, что останется в Витебске, а если город не удастся отстоять, уйдет в партизанский отряд. Чуть уговорили ее ехать с нами. Когда добрались до вокзала, началась бомбежка. Мы попрятались под вагонами. Земля тряслась, я дрожала и думала: только бы бомба не попала. А воспитатели, слышала, молились[61].
Логинова Зинаида Ароновна – воспитанница детдома, проживает в Ви тебске:
59
Гойтан, В. В. И вечный бой / В. В. Гойтан. – Минск, 1989. – С. 56–58, 64–66.
60
Забегай, М. Это было в июне сорок первого. В дополнение к напечатанному / М. Забегай // Советская Белоруссия. – 1964. – 10 окт.
61
Корбут, В. Последний эшелон / В. Корбут // Советская Белоруссия. – 2006. – 5 окт.