Страница 25 из 32
Наконец-то, 20 октября 1944 г. маме выдали на руки справку, заготовленную, как оказалось, еще 12 октября, т. е. неделю назад. В справке указывалось:
«Выдана настоящая Сморовской Марине в том, что она с довольствия детского дома снята с 20 октября 1944 года, ввиду отъезда к матери в г. Минск».
Эту справку как самую дорогую реликвию я хранила десятки лет и привезла с собой в Хвалынск в 1980 г. на первую встречу детдомовцев войны[46].
Живи и помни: сад-изолятор № 43 г. Минска
Над землей занималось июньское утро. Шел третий день войны.
Пётр Васильевич Дыло после окончания медицинского института (1927 г.) возглавил сад-изолятор № 43, который находился по ул. Ямной (сейчас ул. Краснозвездная). Правда, сад этот был не совсем обычным, скорей специализированным. Здесь содержались и одно временно лечились дети, больные чесоткой и конъюнктивитом.
Пётр Васильевич спешил на работу. По радио объявили, что над Минском появились вражеские самолеты. А в яслях дети и дежурная медсестра Мария Иосифовна Адамович. Что она сможет сделать одна, когда налетят фашистские стервятники?
– Я с тобой, папа! – решительно заявила шестнадцатилетняя дочь Таня. – Мне все равно дома нет дела! – А ты куда? – спросил он у жены.
– В школу, – ответила Евгения Николаевна. – Со вчерашнего дня установлено круглосуточное дежурство. Сегодня моя очередь.
– Подождите чуть, – крикнула вслед Евгения Николаевна. – Послушайте, что я вам скажу. Помню, что еще в Гражданскую, выходя из дома, некоторые на всякий случай обменивались адресами. Все может случиться. Война есть война. Вдруг доведется раз лучиться на многие дни или даже месяцы. Куда писать? У меня есть несколько адресов здесь, в Минске и в Борисове. Запишите их.
– Тогда запишите и адрес моей подруги Ольги Кирик, – вмешалась в их разговор Таня. – Помните, мы с ней учились с четвертого класса. Вы еще дружили с ее родителями. А после переезда ее семьи в Нижний Новгород мы с ней начали переписываться. Вот адрес.
Думали ли тогда взрослые, что ребенок, каким-то невообразимым чутьем, принял единственно правиль ное на тот момент решение? Как пригодился им вскоре тот адрес…
Часов около одиннадцати утра первые бомбы посыпались на мирный город. Вздыбилась земля, вспыхнули пожары.
Пётр Васильевич Дыло
Пётр Васильевич Дыло с женой
Вблизи двухэтажного здания сада-изолятора был подвал. Едва успели перевести туда детей, как все вокруг загрохотало, загремело. Застонала земля, задрожали бетонные стены – это во дворе дома разорвалась бомба.
Когда поутихло, вышли на улицу. Ужасающая картина открылась перед глазами. Здание засыпано песком и землей, битым кирпичом. Ни единого целого стекла. Столетний тополь, росший во дворе, рухнул, а рядом – огромная воронка от бомбы. Черные клубы дыма поднимались ввысь. Все вокруг было охвачено огнем.
Что теперь будет с малышами? Куда девать их? Эти мысли не давали покоя главному врачу и директору. Он попробовал было связаться с городским отделом здравоохранения. Но телефон молчал. И здесь больше нельзя оставаться. Здание и так чуть держится. К тому же снова могли налететь фашисты… Единственный выход – скорей вывезти детей за город, выхватить их из этого ада. Только на чем? А здесь еще прибежали врач и нянечки из соседнего Дома грудного ребенка, прихватив с собой детишек. Их так же не бросишь здесь.
Пётр Васильевич вышел на улицу. Мимо изредка проносились грузовики. Остановил один. Однако шофер категорически отказался помочь, ссылаясь на какое-то ответственное задание. То же было и со вторым, треть им… И тогда директор решил действовать иначе.
– Вот что, женщины, – обратился Дыло к медперсоналу и нянечкам. – Пока я буду разговаривать, вы усаживайте детей в кузов. А там увидим.
Показался большой грузовик. Пётр Васильевич, не слушая грозных сигналов, бросился едва ли не под колеса. Шофер вынужден был остановиться. Врач вскочил на подножку и начал что-то объяснять водителю. Пока тот уже в который раз доказывал, что едет выполнять какое-то важное поручение, женщины успели посадить почти половину детей. Увидев это, шофер махнул рукой, дескать, что с вами сделаешь, садитесь все, только скорей!
Через несколько минут в кузове было так тесно, что вещи пришлось оставить. В машину посадили малышей Раю Адамович, Милу Снегирёву, Валю Махонь, Вову Карпенко, Колю Иванова и других. Потом «погрузили» маленьких пациентов Ларису Левкович, Женю Дерибо, Женю Саруль, Мишу Шульмана, Майю Андрееву, Алика Пинхасика, Сару Розенфельд, Зою Володину, Полю Шустерович, Лёню Синкевича, Мишу Свентаржицкого, Бори са Пресс, Геню Фишкину, Мотю Ротмана, Катю Микитенко, Витю Пусикова, Нелю Летунину, Фиру Русак, Алика Майкина, Жанну Жилинскую, Мишу Клюйко, Валю Кривец, Тамару Литвинову, Ваню Кабермана, Женю Синякова, Нели Лопухину и других детей[47]. Перед этим престарелая родственница известной артистки Марины Дмитриевны Троицкой привела двоих ее детей: Юру Дедовича и Ксению Троицкую. Сама артистка в это время была где-то на гастролях. Старушка попросила прихватить детей. Ведь сама она уже не может смотреть за ними, да и дом разбомбили. Взяли и этих. Всех набралось столько, что и присесть негде было. Самых маленьких держали на руках. Так и двинулись в дорогу.
Минск пылал. Зловещие тучи дыма застилали небо. Иногда все происходящее напоминало какой-то жуткий сон, с одной только разницей, что сон этот не заканчивался.
Шофер вышел из кабины, осмотрел кузов, в котором находились более 60 детей и 14 взрослых. У него, по-видимому, было доброе сердце. Посмотрев на ребят, он махнул рукой, сел в кабину, и машина тронулась.
Вот и Могилевское шоссе. Оно забито народом. Словно человеческая река разлилась почти на всю ширину проезжей части. И конца не видно тому живому течению. За Тростенцом шофер хотел было остановить машину. Пётр Васильевич еле уговорил его доехать до ближайшего населенного пункта. Не выгружаться же с детьми в поле.
Вот и деревня Апчак. Она забита беженцами[48]. У школы шофер остановил машину.
– Все! – решительно заявил он. – Или разгружайтесь, или я снова повезу назад в город, столько времени затратил. А меня же ждут. Если не выполню распоряжения, начальство по головке не погладит.
Подошли жители деревни. Помогли разместить детей в одной из школьных комнат. Кто соломы принес, кто одежду, кто хлеба, молока… Кое-как устроились на ночлег, накормили детей.
Тревожная, страшная ночь. На западе красные сполохи растекались по всему небосводу – горел большой город. Где-то там осталась мама. Что с нею? Таня еле сдерживала слезы.
Бодрствовал и Пётр Васильевич. Десятки раз перебирал в мыслях многие варианты. Нет, в городе оставаться нельзя. Хорошо, что удалось вывезти детей. Иначе бы погибли. Но надолго ли это затишье? Вражеские самолеты и сюда долетят. Фашисты никого не жалеют. Сам видел, как их летчики расстреливали из пулеметов мирных людей. Значит, выход один: везти детей еще дальше, на восток. Но на чем? Нет машины. И в этой суматохе найти ее будет непросто. Беспокоила и судьба жены.
Утром 25 июня Пётр Васильевич начал искать транспорт. Зашел к председателю местного колхоза. Тот руками развел. Только лошади остались. Потом вспомнил, что вчера вечером в деревне объявился шофер из Минска. Будто по дороге у него разбомбили машину, а сам он каким-то образом остался живым.
Нашли шофера. Это был Михаил Денисович Марченко. Договорились вместе искать машину.
Уже хорошо припекало. По дороге на Смолевичи потянулись беженцы. Они прибывали и прибывали.
46
Там же. – С. 143–145.
47
Дыло, П. Это было в июне сорок первого / П. Дыло // Советская Белоруссия. – 1964. – 2 авг.; Забегай, М. Страницы найденного журнала / М. Забегай // Советское Зауралье (Курган). – 1964. – 11 сент.
48
Кисина, З. Спаси и сохрани / М. Кисина // Медицинский вестн. – 2005. – 13 мая.