Страница 5 из 6
– Закончить приём пищи! Всем встать! Начиная справа от первого стола, строго по одному, на выход, бе-е-гом, марш! Сразу после завтрака был десятиминутный перекур, после чего строем убыли к зданию медчасти, где предстояло снова пройти медкомиссию. Там сразу выяснилось, что все анализы и флюорографию уже оформили, согласно результатам последнего медосмотра, что находились в деле каждого призывника. Заранее зная организацию осмотра, сержант разбил всех призывников на группки по пять человек, строго придерживаясь алфавита, и произвёл небольшой инструктаж в произвольной форме. Первые пять человек направлялись в кабинет стоматолога, вторые пять человек – в кабинет ухо-горло-носа или ЛОРа, третья пятёрка оказалась в очереди к окулисту, а четвёртая – к невропатологу. Пока первая двадцатка ушла на медкомиссию, остальных повели в клуб части на лекцию об империалистических целях блока НАТО.
Комиссию проходили быстро и организованно. Когда пришла очередь пятёрке, в которой числился Мельниченко – медицинский конвейер заработал в свою полную силу, находясь в апогее своей деятельности. Первым кабинетом для пятёрки стал кабинет ЛОРа. Там было два врача. Один врач осматривал призывников с помощью прибора, а второй проверял слух. Он отправлял по одному юноше в дальний угол кабинета, заставлял поочерёдно закрывать одно ухо, затем средним голосом называл слова и цифры, а призывник их повторял, доказывая, таким образом, качество своего слуха. Осмотр у стоматолога и невропатолога оказался чисто символическим, эти специалисты просто переписывали результаты последней комиссии, задавая один и тот же вопрос: «Жалобы есть? – и сами же отвечали на молчание призывника, – жалоб нет. Свободен. Следующий, пожалуйста!» Хотя помимо всего прочего, невропатолог интересовался вопросом специального учёта в стационаре, невзирая на записи в личном деле, где чёрным по белому давно всё было написано. Окулист тоже не стал себя утруждать, он чисто символически показывал призывникам по две буквы на каждый глаз по офтальмологической таблице Сивцева, делал свои записи и отправлял дальше. А дальше его коллега проверял осязание цветовой гаммы. Он листал брошюрку с полчищами скоплений цветных точек, создаваемых, какую-то определённую фигуру или цифру, на фоне точек другого цвета и просил назвать увиденное изображение, делая пометки и соответствующие оргвыводы, с фиксацией записи в медицинской карточке личного дела призывника. Осмотр проходил быстро и без проблем. Игорь снова обратил внимание на то, что все врачи продолжали делать в карточке одну и ту же надпись «годен ПЛ». «Неужели подводные лодки?» – подумал он, явно не горя желанием провести три года на субмарине, как на дизельной, так и на атомной. Он ещё на гражданке наслушался всяких баек о службе подводников: об их быте, о специфике, о последствии в плане физического здоровья – всё это и сказалось на его желании относительно службы. «Так вот, как Белик решил со мной расквитаться» – мелькнула подозрительная мысль в сознании обиженного призывника. Долго над этим вопросом ему не пришлось размышлять, так как приблизилось время обеда. Как говорится в известной пословице: «Война, войной, а обед по расписанию», вот и в реальной жизни всё сходится. Обед был как для призывников, так и для врачей. Как обедали врачи и где? Об этом история умалчивает. А призывники, наполнили свои желудки каким-то склизким супом на перловой крупе да гороховым пюре с непонятной подливой. Отполировав всё съеденное клейким густым киселём с запахом, отпугивающим и без того не возбудившийся аппетит, они были предоставлены в расположение курилки, на целый тридцати минутный перекур. Призывники, кто был из местных, и уходил из дому, придержав в своих вещмешках и чемоданах весомые «тормозки» с питательной домашней снедью, подобранные заботливой материнской рукой, стали формироваться по землячествам, уединяясь отдельными групками в укромные места, где утрамбовывали свои растянутые желудки, последними мамиными пирожками и другими домашними деликатесами. Вдруг, в одной из уединившихся компаний произошло что-то ужасное: совсем внезапно для окружающих, как говорится «ни с того, ни с сего» – упал призывник. Длинный и худой призывник, словно шпала, шлёпнулся ничком о землю и стал дёргаться, корчась в невиданных судорогах. Он поджал под себя руки и, не издавая никаких звуков, стал ритмично дёргать обеими ногами, судорожно вздрагивая всем телом, при этом испуская изо рта медленно появляющуюся пену. Вокруг странного субъекта сразу начали собираться зеваки, выдвигая различные гипотезы. Но так, как опыта в таких делах никто из присутствовавших парней не имел, то первым делом решено было, послать за врачом и дежурным по части. Кто-то из самых смелых ребят стал делать бедолаге искусственное дыхание. Однако любая помощь оказалась для него безрезультатной. Какой-то кадровый военный в форме старшины сверхсрочника, предложил накрыть пострадавшего от неизвестной хвори, чем-нибудь тёмным, отождествляя этот припадок с непонятной чёрной болезнью, но и этот трюк ничем не помог. Никакие усилия призывников не давали нужного положительного результата, а врачей всё не было. Тем временем, как выяснилось позже, подоспел земляк пострадавшего. Он мигом кинулся на помощь товарищу, выудивши из потайного места плоскую самодельную флягу. Открыв её, он присел к своему земляку, приподнял одной рукой его голову и влил в рот немного жидкости, находившейся внутри фляги. Лёгкий ветерок сразу разнёс вокруг толпившихся зевак резкий аромат натурального спирта.
– Не дури, Бык! Успокойся! Ща всё будет о’кей, – пытался успокоить кореша прибывший спасатель. Он взглянул на толпу и добавил: – Это Лёха Быков, зёма мой. Крабозаводские мы, из Шикотана. Не боись, пацаны, это его кондрашка хватила. Неделю подряд квасили, вот и хватила чертовка б……я. Не робей, пацаны, ща всё пройдёт.
Когда прибыли дежурный по части и два военврача, всё уже было кончено. Призывник Лёха Быков сидел на скамейке и, глотнув из заветной фляги самостоятельно ещё несколько глотков – выглядел так, словно ничего не случилось. Дежурный сразу начал задавать различные вопросы, выуживая ценных свидетелей, но это для многих уже было не интересно, да и время подходило к окончанию перекура. Как раз прибыл помощник дежурного по части, и тут же из его лужённой сержантской глотки вырвалась незамедлительная команда:
– Отставить перекур! В две шеренги становись! Равняйсь! Смирно! Начинаем перекличку! Сержант, как и следовало ожидать, произвёл очередную перекличку и призывники продолжили проходить медицинскую комиссию в заключительной её фазе. Теперь юноши заходили в один большой кабинет, где за одним длинным столом сидело несколько врачей в белых халатах. В кабинет входили всё теми же пятёрками и поочерёдно продвигались к каждому врачу. Из одежды на призывниках оставались только трусы и носки. Последние не снимались только потому, чтобы не ходить голыми ступнями по прохладному полу. Основной костяк составляли врачи мужчины, кроме терапевта, которой была совсем юная девушка, возможно только после интерновской стажировки. Первой осматривала будущих защитников терапевт. Девушка смущённо осматривала каждого призывника, измеряла давление, спрашивала о жалобах и делала необходимые записи. Рядом находился врач нарколог. Он проверял руки призывников с внутренней части локтей, проглядывал личные дела, ставил свою подпись в нужных местах и передвигал папки с делами в сторону дермато венеролога. Этот врач, видимо перевидавший на своём веку не одну призывную кампанию, был преклонного возраста и привыкший к различным казусам, бодро командовал:
– Опустить трусы! Открыть головку! Кру-у-гом! Наклонись! Открыть ягодицы! Надеть трусы! Кру-у-гом! Жалобы есть? Он также машинально делал записи, а призывники в это время, покраснев до ушей, то и дело, поглядывали в сторону терапевта, что явно не обращала на их мужские достоинства ни малейшего внимания. Закончив осмотр, дерматолог показывал рукой в сторону хирурга и, глядя на нового клиента, интеллигентно произносил: