Страница 2 из 6
Сгребая одним махом набор из трёх шариковых ручек, брусок банного мыла и зубную щётку, он отправил всё в кучу с тетрадями. Это было последнее, что лежало на кровати. Тогда он пошарил рукой внутри чемоданчика и достал из потайного карманчика красивую записную книжечку с картинкой цветущих красных гладиолусов на обложке. Открыл её. На тыльной стороне обложки была наклеена цветная фотография красивой блондинки.
– Никак, твоя красотка?
– Была моя, когда учился в Одессе, а теперь – кто её знает?
– Ну-ну. Так-то оно так, – не поднимая головы, пробурчал прапорщик.
Он по-быстрому перелистал весь блокнот и, не найдя в нём никакой крамолы, положил его на место и принялся поучать Игоря начальственным тоном:
– Вот, так-то, голуба! – Панкратов убрал кучку с одеколоном на тумбочку и продолжил: – Всё, что на постели – твоё, можешь складывать в чемоданчик. Всё, что на тумбочке – остаётся. Режущие, колющие предметы и жидкости, содержащие спирт, на территории сборного пункта запрещены. Усёк!
– Усёк, товарищ прапорщик!
– Не «усёк»! Надо отвечать: «Так точно, товарищ прапорщик!»
– Так точно, товарищ прапорщик! – чётко по-военному повторил Игорь, быстро реагируя на замечания Панкратова.
– Что «так точно»? – резко переспросил прапорщик.
– Так точно, усёк, товарищ прапорщик! – продолжил валять дурака Игорь.
– Ладно, хрен с тобой, дубина стоеросовая, валяй и так, – возмутился прапорщик и, поднявшись с кровати изрёк: – Теперь иди за мной, покажу тебе ночлежку.
– Так точно, товарищ прапорщик! – по серьёзному ответил Мельниченко, явно подшучивая над прапорщиком.
– Не «так точно», а есть, товарищ прапорщик! – резко возмутился Панкратов, как и ожидал Мельниченко, но ухмыляясь, добавил, глядя недобрым взглядом в сторону призывника. – Скоро всему научат, а то смотри, приходят тут всякие расхлябанные. Видите ли, на курорт оне собрались? Одеколончика-с оне накупили, лачку-с – ботиночки побрызгать. Думаешь, голуба, что служба это тебе что-то не то. Танцульки-бирюльки какие-то. Ошибаешься, милок! Для начала, голуба, послужи как надо, а на танцульки ещё не скоро попадёшь, понял?
Мельниченко не стал больше злить прапорщика и решил лучше отмолчаться, на что Панкратов уже не реагировал. Проходя помещение дежурного по части, он подошёл к майору и тихо о чём-то справился, на что офицер молча махнул рукой, не отрываясь от газеты, типа – свободен. Прапорщик так и поступил. Он молча махнул Игорю рукой, и тот последовал за ним в тёмное пространство приоткрытой входной двери.
На территории сборного пункта уже хозяйничала тёмная ночь, пришедшая на смену серым сумеркам. Серпастая Луна, чётко видневшаяся в вечерних сумерках, спряталась за, закрывшие небо, дождевые тучи. В воздухе пахло влагой и удушливым дымком тлеющей где-то поблизости, старой ветоши. По всей территории понуро стояли электрические столбы с тускло светящимися фонарями, на свету которых игралась мелкая мошкара. Это говорило о том, что зима кончилась окончательно и весна полностью вступила в свои права.
Впереди находилось небольшое одноэтажное здание. Из трёх больших окон со стороны фасада, пробивался тусклый свет ночника синего цвета. По словам прапорщика – это была «ночлежка». Войдя вовнутрь помещения, прапорщик резко споткнулся о протянутые ноги прикорнувшего дневального и с шумом пронёсся в сторону спящих призывников, ловко цепляясь за торец верхнего яруса деревянных нар. Только благодаря их близкому расположению он остался стоять на ногах. В это время проснулся дневальный, резко подпрыгнувший от шума, упавшей рядом с ним, тумбочки. Перепугавшись, дневальный стал было поднимать упавшую тумбочку, но подоспевший к нему прапорщик врезал такого подзатыльника, что дневальный снова резко присел на пол, крепко ухватившись за голову. Поднялся он только тогда, когда прапорщик отошёл от него на безопасное расстояние.
Ночлежка представляла собой одну цельную просторную комнату с высокими потолками, раскинувшись метров десять в длину и метров восемь в ширину. Со стороны глухой стенки помещение было занято сплошными деревянными нарами, поднятыми в два яруса, где без матрацев и постельного белья, спали, прижавшись, друг к другу, словно огурцы в банке, одетые, во что попало призывники. Намаявшись за весь день, они, то похрапывали, то посапывали, то и дело, ворочаясь с боку на бок, от непривычно жёстких постелей. Прапорщик прошёлся вдоль нар и, найдя свободное место, велел Игорю располагаться. Мельниченко быстро снял полусапожки, задвинув их пинком ноги под нижний ярус нар, затем взобрался на свободное место первого яруса, подложил под голову облегчённый чемоданчик и сразу же уснул. Сон был крепок и без сновидений. Вдруг, среди ночи, его потревожил раздражающий шум от шаркающей об пол обуви вновь прибывшего пополнения с отдалённого уголка Сахалина. Он глянул на свои часы, на которые сам честно заработал деньги в родном колхозе, ещё в четырнадцать лет. Бледно бирюзовые стрелки чётко отсвечивали в тени ночника второй час ночи. Прибывших призывников стали размещать на оставшиеся свободные места, которых явно не хватало. Дежурному офицеру пришлось ходить вдоль нар и будить спящих парней, чтобы те уплотнялись, давая возможность новеньким найти свой ночной приют. Призывники настолько уплотнились, что спать на спине, уже стало совсем невозможно. Более-менее удобной позой, оставалась поза на боку и то, до тех пор, пока такое состояние можно было терпеть. Когда всё стихло, Игорь уснул, но спустя минут тридцать, снова пришлось проснуться. На сей раз нарушителем его покоя стал дежурный по части, прибывший в ночлежку с двумя потерявшимися призывниками. Он остановился у нар, совсем рядышком с Игорем, и начал присматривать место для новичков. Сквозь сон, Игорь слышал какие-то непонятные слова, хотя и так было ясно: майор снова требовал уплотняться. Мельниченко нехотя приподнялся на правый локоть и, спросонья, возмущённо пробормотал себе под нос:
– Ну, куда же ещё уплотняться? И так уже все бока отдавлены. И эти мимолётные, ничего не обязывающие слова, сказанные без всякого злого умысла, стали первой ошибкой для неотёсанного призывника, в самом начале срока его воинской повинности, преподнося первый и последний урок в целесообразности болтать лишнее. Ладно бы юнцы, которые вообще ничего не смыслят в подобных делах, но Мельниченко ведь прошёл четыре года муштры в закрытом полувоенном учебном заведении и так оконфузиться. Услышав странную речь, дежурный сразу подошёл к Игорю и приказал встать, дёргая его за левую штанину.
– Ну-кась, боец, подъём! – рявкнул он ему под самое ухо, дожидаясь, когда Мельниченко спрыгнет на пол. – Говоришь, бока отлежал? Ничего, мы это быстро исправим.
– Да я что, просто к слову пришлось, – оправдывался Игорь, аккуратно сползая на пол.
– Быстренько обувайся, и пойдём со мной! – никак не унимался майор, как и прежде поторапливая призывника. – Надать, умник отыскался!
Нащупав в темноте свои полусапожки, Мельниченко обулся и последовал за майором в прохладу весенней ночи. Немного пропетляв среди немногих пустынно-спящих зданий, они вышли к небольшому пустырю. В нос резко ворвался тяжёлый спёртый запах, отдалённо напомнивший запах тухлых яиц. Прямо по носу нерадивого призывника находилось светлое прямоугольное здание, очень незначительного размера. Оно было вытянутое вдоль кирпичного забора, возле которого бледно мигал на одинокой железобетонной опоре люминесцентный светильник. Майор остановился у входа в узенький проём здания, к которому с одной стороны примыкало несколько отдельных кабинок, точно рассчитанных на одного индивидуума.
– Алё, боец! – резко окликнул он Игоря, продолжая короткий инструктаж. – Видишь, в углу стоит смётка и совок? А мы находимся, как ты уже понял, в общественном сортире, в котором надо навести идеальный порядок. С обратной стороны сортира, стоят мусорные контейнеры. Так, вот: бумажки и окурки – туда, а остальное – веничком и водичкой, понял?!
– Так точно, товарищ майор! – серьёзно, по всей форме ответил Игорь и сразу начал привыкать к незатейливому инструменту в виде веника.