Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 17

Морская звезда стиракастер.

Становление глубоководной биологии в России. От биостанций с их малыми судами – к океаническим экспедициям

«Андрей Первозванный»: И. Книпович

Российская биоокеанология начала свое становление в XVIII веке с участия ученых-естествоиспытателей (натуралистов) в крупных экспедициях. Такими учеными были Г.В. Стеллер в экспедиции В.Й. Беринга на пакетботе «Святой Петр» (1741–1742), В.Г. Тилезиус в кругосветном плавании И.Ф. Крузенштерна на шлюпе «Надежда» (1803–1806), А. Шамиссо и И.Ф. Эшшольц в кругосветной экспедиции О.Е. Коцебу на бриге «Рюрик» (1815–1818), вновь И.Ф. Эшшольц в другом кругосветном плавании О.Е. Коцебу на военном шлюпе «Предприятие» (1823–1826) и многие другие.

В экспедиции на «Предприятии» работал и физик Эмилий Христианович Ленц, создавший для выполнения научной программы надежно закрывающийся батометр и лебедку-глубиномер с тормозом для определения момента достижения лотом дна. Он пользовался термометром, защищенным от давления воды, вводил поправки в отсчеты термометра на давление и изменения температуры при подъеме прибора с глубины. Его наблюдения вертикальных показателей температуры воды до 1700–1800 метров в Тихом океане дали впервые правильные представления о температурах на больших глубинах. Им были написаны работы с соображениями о круговороте океанических вод и о причинах существования холодных вод на больших глубинах, исследован суточный ход температуры воздуха на разных широтах. Позже Э.Х. Ленц занимался проблемой многолетних колебаний уровня Каспийского моря, создал методы расчета электромагнитов, его именем названо правило для определения направления индуцированных токов (закон Джоуля – Ленца). Благодаря трудам Э.Х. Ленца можно утверждать, что становление глубоководной океанологии в России началось в начале XIX века.

Вплоть до конца XIX века российские биоокеанологи для экспедиционных исследований пользовались арендованными судами или получали приглашения на корабли военно-морского флота. Специализированных судов не было, но положение начало меняться с развитием в мире сети морских биологических станций, которые, как правило, имели демонстрационный аквариум и небольшое судно для добычи животных для аквариальной и самых разнообразных научных целей. Тон для строительства станций задала «Стационе зоологика» в Неаполе, основанная в 1872 году немецким зоологом Антоном Дорном в прекрасном парке, расположенном на берегу моря. Аквариум станции вскоре стал одной из туристических достопримечательностей Неаполя, а научные учреждения различных стран арендовали «рабочие столы» для своих ученых.





Российские ученые с конца XIX века могли пользоваться услугами, по крайней мере, трех биологических станций: Биологической станции Соловецкой обители (1881–1898), реорганизованной в Мурманскую биологическую станцию Императорского Санкт-Петербургского Общества Естествоиспытателей у города Александровска (ныне Полярный) в Екатерининской гавани Кольского залива (1899–1933), Севастопольской биологической станции Императорской Академии Наук (основана в 1871 году и в 1963 году реорганизована в Институт биологии южных морей АН УССР) и Русской биологической станции в Виль-Франш-сюр-Мер (Виллафранке, вблизи Монако, Франция; основана в 1886 году). Все биостанции обладали собственными судами. Мурманская биологическая станция к 1904 году имела шлюпку норвежской постройки длиной 5,7 метра и двухмачтовый бот «Орка» длиной 8,5 метра – с тремя парусами, сосновый, с дубовыми шпангоутами, со стальным выдвижным килем. Установленная на нем лебедка с оцинкованным стальным тросом позволяла за 20 минут поднимать животных с 200 метров, а небольшой насос – отмывать их от грунта. С 1 августа 1908 года в распоряжение станции поступила 40-тонная яхта «Александр Ковалевский» длиной 21,3 метра – двухмачтовая, с шестью парусами, с керосиновым двигателем мощностью 25 лошадиных сил, направленная на исследование фауны Кольского залива. Севастопольская биологическая станция имела две килевые шлюпки длиной 5 метров и 3,4 метра с парусным вооружением, позже к ним добавили одномачтовый парусный бот «Александр Ковалевский» длиной 10,7 метра с двумя парусами и бензиновым двигателем. Русская биологическая станция в Виллафранке к 1900 году приобрела яхту «Велелла» длиной 12 метров – трёхмачтовое судно с керосиновым двигателем мощностью 6 лошадиных сил.

Конечно, то были суда для прибрежных работ, но они позволяли научиться культуре морских исследований и этим сыграли свою роль не только в развитии морской биологии в России в целом, но и в становлении глубоководной биологии. На них исследователи научились разбирать бентосные (донные) пробы организмов, снабжать их этикетками с указанием глубины и координат места, планировать масштабные исследования по изучению распределения сообществ донных животных, адаптироваться к морской качке и быту на судне. Автор этих строк после окончания университета с 1957 по 1960 год работал на Мурманской биологической станции в Дальних Зеленцах на баренцевоморском побережье Кольского полуострова (основана в 1936 году, в 1958 году реорганизована в Мурманский морской биологический институт, а ныне заброшена) и принимал участие в шести рейсах экспедиционных судов «Диана» и «Профессор Дерюгин». Так вот, среди снаряжения этих экспедиций был великолепный блок-счетчик зарубежного производства, принадлежавший «старой» станции из Екатерининской гавани; в библиотеке дальнезеленецкой станции было много книг из «старой» библиотеки, и среди них – настоящие раритеты, в том числе с автографами Нансена; на станции работали члены семьи Широколобовых, глава клана которых, Николай Иванович, начинал трудовую деятельность на «старой» станции, а с его младшим сыном, Володей, автор работал в экспедициях. В 1965 году автору довелось поработать и на судне Института биологии южных морей «Академик Ковалевский» в юго-восточной части Мексиканского залива.

Пишу об этом для того, чтобы обратить внимание на то, сколь часто имя основоположника сравнительной эмбриологии и физиологии Александра Онуфриевича Ковалевского (1840–1901) давалось научно-исследовательским судам морских учреждений: это дань принципиальным открытиям в зоологии, которыми он обогатил мировую науку. А ведь в названия морских кораблей вкладывали и вкладывают мистический смысл: это надежда на то, что судно будет соответствовать своему имени, что оно обретет качества человека, именем которого названо, или будет столь же хорошо служить, как судно, уже носившее это имя. В 1899 году со стапелей завода акционерного общества «Бремер Вулкан» (Германия) сошло судно водоизмещением 410 тонн и длиной 46 метров, с паровой машиной мощностью 328 киловатт, скоростью 11 узлов (20 километров в час), дальностью плавания до 3700 миль (6800 километров). Это было первое в мире специально оборудованное судно для проведения научно-промысловых исследований, владельцем которого являлся Комитет для помощи поморам Русского Севера. Первое в России научно-исследовательское судно дальнего плавания, оно получило название «Андрей Первозванный» по имени святого апостола Андрея, распятого на косом кресте, считавшегося покровителем Руси. Синий косой андреевский крест на белом фоне – символ военного флота России, изображение распятого святого Андрея занимает центральную часть российского ордена «Святого Апостола Андрея Первозванного». Название было символичным и ко многому обязывало, на судно возлагались большие надежды. Что способствовало его появлению?

Осенью 1894 года в результате жестоких штормов на пути с Мурмана к Архангельску и другим пунктам беломорского побережья потерпели крушение с жертвами 25 поморских судов, возвращавшихся с промысла, и десятки семей остались без кормильцев. В Санкт-Петербурге образовался с благотворительной целью Комитет для помощи поморам Русского Севера, от чисто благотворительной деятельности постепенно перешедший к разработке мер по развитию экономики Севера, для чего в конце 1896 года при нем была образована Северная комиссия. В нее вошли академики Б.Б. Голицын, Ф.Н. Чернышев, М.А. Рыкачев, профессора А.А. Бялыницкий-Бируля, Г.И. Танфильев, гидрограф М.Е. Жданко и др. Секретарем Комиссии назначили Николая Михайловича Книповича (1862–1939), уже 10 лет занимавшегося донной фауной Белого и Баренцева морей.