Страница 14 из 16
б) Легенды и правдивые истории из жизни Михаила Христофоровича и его окружения
Миша Чайлахов учился в Новочеркасской классической, имени атамана графа Матвея Ивановича Платова, мужской гимназии. При поступлении он сдал все экзамены на 5, но был зачислен в список последним. Ему не разрешили сдавать Закон Божий.
Однажды он решил явочным порядком присутствовать на уроке Закона Божия. Батюшка сразу заприметил своевольника и, ни слова не говоря, кривым указательным пальцем наметился сначала на него, а потом на дверь.
Как-то раз преподаватель истории неодобрительно отозвался о евреях. Маленький Миша заступился: «А что, разве евреи не люди?» «Вот, видите, защитник нашелся. А потому, что инородец» – заключил педагог.
На одном из уроков педагог спрашивает: «Кто хочет исправить оценку?» Миша поднимает руку. «Чайлахов, у Вас же 5 с минусом». «Я хочу исправить минус». После ответа минус исправляется на плюс. У семьи Чайлаховых в детстве Миши была собака Гектор, хороший и умный пес, но была за ним такая особенность: не мог удержаться, чтобы не съесть вкусненького, даже если ему этого не полагалось. Однажды бабушка Варя, которая очень вкусно готовила, сделала индейку к празднику, но не успела подать к столу. Семья сидела в столовой – и вдруг входит Гектор на кривых лапах, и морда у него несчастная и виноватая. Бабушка восклицает: «Хазар вай тепиз баи!» (фраза непереводимая на русский язык, примерно означающая: тысяча ах, на мою несчастную голову). И стремглав кидается на кухню… «Мама нас чем-то все же накормила», – рассказывали те, кто помнил эту историю.
У нас в семейном альбоме есть чудесная фотография, на которой изображен великолепный гражданин с тросточкой и в цилиндре: это отец Миши Чайлахяна – Христофор Михайлович. Чайлахов – уроженец Ростова-на-Дону – был предпринимателем, его союз с Варенькой из рода Келле-Шагиновых дал жизнь семерым детям, пятеро из них дожили до глубокой старости. В какой-то момент дед стал служить своей душе азартного игрока, и его судьба споткнулась где-то на середине. Но жизненный азарт, унаследованный детьми, дал хорошие плоды, и все дети завершили свой путь в почете и в сознании исполненного жизненного и христианского долга.
Миша Чайлахов с юношеских лет развивал волю. «Руководством мне была книжка “Сила воли в деловой повседневной жизни”. А вообще я первый йог Советского Союза», – утверждал папа. И я помню, что в трудные напряженные моменты жизни папа делал йоговские дыхательные упражнения Пранаяму-йогу. Восстанавливал таким образом душевное равновесие. Старший брат М.Х., дядя Жорж, тоже сызмальства тренировал свою волю. С утра занимался гимнастикой со снарядами, а под конец начинал прыгать через стулья, приговаривая, «утро Суворова». Генералиссимусом он не стал, зато участвовал в Сардарабадской битве, тогда в чине капитана, вроде Тушина из «Войны и мира», и впоследствии стал генерал-майором. Другом старшего брата Фоди был Гриша Башмаков. Он привел показать свою очаровательную невесту Анечку Аладжалову друзьям, а четырнадцатилетний Миша сидел и читал книжку в саду. Аня, увидев симпатичного мальчика, так одиноко сидевшего в саду и, видимо, стеснявшегося их общества, решила подбодрить его, подошла и спросила: «Мальчик, мальчик, как тебя зовут?» «Я не мальчик», – мрачно ответил Миша. И уже в другом месте и в другое время М.Х. часто начинал свой тост, обращенный к друзьям, так: «Наша, почти полувековая дружба..».И Анечка Башмакова кокетливо сетовала: «Ну, Миша, какие ужасные вещи ты говоришь». Женщина – всегда женщина.
В 20-е годы папина семья переехала в Ереван. Папа рассказывает: «В 20-м году Копа (старший брат М.Х.) вез меня в Ереван, а у меня брюшной тиф, я лежу в полубреду, а Копа думает, как бы проскочить благополучно до Еревана. Вдруг на станции проверка – пришел приказ – всех больных ссаживать на станции и в бараки, а там к одной болезни прибавятся еще – и пиши пропало. Копа усадил меня, дал в руки газету. Комиссия заглянула в купе, видят: один чай пьет, другой газету читает, и прошли мимо. Только потом мы увидели, что я держал газету вверх ногами».
Именно в эти годы и произошла встреча мамы и папы.
Мама и Папа соединили свою судьбу с родительского разрешения, вопреки завистливой любви друзей, и, конечно, с Божьего благословения. Это был брак из тех, что «совершаются на небесах». Но официально они оформили свои отношения лет через двадцать с лишним. По существу мы с Левой были незаконнорожденными детьми, детьми любви. Это и объясняет, почему папа уже в 50-е годы с таким удовольствием подписывал письма: «твой законный муж». В упорядочении есть своя прелесть и красота.
Глава ереванских хулиганов, как мы бы сейчас сказали «мафии», был влюблен в молодую прекрасную Тамар, но его обожание было платоническим и почти никак не проявлялось. Когда на горизонте появился молодой Микаэл Чайлахян, он установил за ним слежку. Папа рассказывает: «Я вдруг почувствовал, что где бы я ни был, за мной всегда наблюдает одна или две пары любопытных глаз, обладатели которых при моем приближении стремглав убегали, сверкая голыми пятками. Потом я был представлен “самому” и он меня спросил: “Ты ухаживаешь за Тамар?” “Да”. “У тебя серьезные намерения?” Я ответил, что да, после чего был милостиво отпущен, и больше не замечал любопытствующих глаз за своей спиной».
Профессор Аджарян очень симпатизировал своей студентке Тамар Аматуни, ему был симпатичен и молодой человек, с которым Тамар соединила свою судьбу. Он обозначал это примерно так: «А-а-а! Тот молодой человек, муж Тамар». И папе это даже нравилось.
Этот профессор Аджарян, будучи крупным лингвистом, определил, что фамилия Чайлахян происходит от турецкого слова «Чайлах», что означает птицу, летающую над Босфором. Что-то вроде коршуна или сокола. «Или, – добавлял он, – это может значить прибрежная морская галька». «Значит, по-русски мы могли бы называться Коршуновы, Соколовы или Гальковские», – говорил М.Х. Последнее звучит вполне аристократично.
Как-то, работая на опытной станции в Ереване, М.Х. решил испробовать свои гипнотические способности на курах. Известно, что если птицу резко перевернуть на спину и прислонить клюв к полу, она теряет ориентир и застывает. И вот молодой инструктор разложил таким образом всю птицу на полу лаборатории, и вышел, занялся своими делами… забыл. Прибегает встревоженная лаборантка: «Михаил Христофорович, там вся птица подохла!» Охнув, М.Х. быстро «оживил» всех кур и они, недовольно кудахча, выбрались на двор.
Будучи профессором Ереванского государственного университета, во время войны, М.Х. курил трубку. Где-то около 2-х часов дня он выходил во двор университета с набитой трубкой и пустой стеклянной колбой. Зрители (мальчишки из соседних дворов) уже ждали его. Он подходил к крану с холодной водой, наполнял колбу и плотно закрывал крышку. Затем садился на камень, фокусировал колбой солнечный луч на табак и под восторженные «охи» и «ахи» мальчишек, раскуривал трубку.
М.Х. показывал «фокусы» на своих друзьях и близких. Он заставлял поверить человека, сидящего на стуле, что тот едет куда-то на лодке, и человек начинал делать усиленные движения и взмахи невидимым веслом, умел вводить в каталептическое состояние и т. д. Кого-то отучил от курения.
Однажды близкий приятель сказал: «Миша, брось ты это, органы тобой могут заинтересоваться». И он бросил.
Когда папа проходил обязательную военную подготовку, уже после окончания ВУЗа, командир роты, заметив его твердую волю и организованность, уговаривал остаться на военной службе. «Или, – презрительно усмехнувшись, добавлял он, – не делом будете заниматься, а пойдете ловить своих бабочек». Но папа только улыбнулся в ответ и пошел ловить «своих бабочек».
Несмотря на твердый характер и сильную волю, М.Х. был удивительно демократичным человеком. Например, он говорил: «Вот когда меня выберут армянским царем…» Кто-то даже заметил: «Михаил Христофорович, на царство не выбирают, царство завоевывают…» Но остроумнее всех на эту фразу М.Х. среагировал «Зубр» – Тимофеев-Ресовский. «Ну, тогда, Михаил Христофорович, я буду командовать Вашей кавалерией», – сказал он. «Иоаким Лазаревич, – сказал как-то М.Х. своему любимому педагогу: как интересно у Вас получается, вчера была лекция о Грибоедове, а сегодня о грибах. И обе, – добавляет папа, рассказывая про свой тогдашний каламбур, – были прочитаны на глубоком уровне и с блеском».