Алеф (CИ)

Раздаётся сигнал герольдов. Я делаю два шага вперёд и надеваю на Голема венок. Он поднимает голову, и я вижу, как его лицо преображается: кожа темнеет, зрачки становятся вертикальными, а зубы - острыми, как у мурены. Ренегат воздевает руки, и по периметру арены вспыхивает огонь. Колизей превращается в гигантскую газовую конфорку. Преторианцы в ужасе озираются, солдаты в растерянности опускают копья. Никому и в голову не приходит поразить монстра.

Голем поочерёдно устремляет на них взгляд кошачьих глаз, и солдаты с телохранителями падают замертво. Я остаюсь на месте - всего лишь в шаге от ренегата. Если бы он хотел убить меня, то не стал бы столько ждать. Должно быть, это очередное представление.

Из огня выступают две женские фигуры. Они направляются к нам. Обнажённые тела, расцвеченные пляшущими вокруг языками пламени. В одной из женщин я узнаю Марию, а в другой - Марну. Первая держит в руке кровоточащее сердце. Между тонкими пальцами сочится кровь. Видно, как сердце пульсирует, живя собственной жизнью. Марна несёт тяжёлую золотую чашу, украшенную большими сапфирами. В ней искрится какая-то жидкость, от которой исходит едкий неприятный запах, ассоциирующийся с тлением и разложением.

- Что это? - спрашиваю я, указывая на сосуд.

- Попробуй, - Марна протягивает руку, и чаша оказывается у меня под носом.

Запах просто нестерпимый, и я отступаю на пару шагов.

- Не бойся, - говорит Марна.

Её формы соблазнительны, а глаза сверкают, как сапфиры, вправленные в чашу.

К вонище примешиваются сладковатые нотки, но желания вдохнуть поглубже от этого не возникает.

В нерешительности перевожу взгляд на Марию, а затем на Голема. Он улыбается, глядя мне в глаза. Сейчас ренегат напоминает одну из тех тварей, что зарубил.

- Ты должен выбрать, - произносит он тихо, но, несмотря на гул бушующего вокруг пожара и не приспособленную для артикуляции пасть, слова звучат на удивление чётко.

Зелёные глаза Марны смотрят сквозь меня. По лицу блуждает отстранённая улыбка, огненные волосы развеваются подобно факелу и тянутся к огненному кольцу, словно желая слиться с ним.

Мария стоит, сжимая в руке кровоточащее сердце. Я смотрю на её ладонь и вдруг с удивлением понимаю, что в ней - огромная распустившаяся роза! Пальцы раскрываются, и бархатные лепестки летят на песок. Горячий воздух подхватывают их и увлекают в сторону пожара. По мере приближения к огню лепестки чернеют и, в конце концов, исчезают в языках пламени.

Колизей исчезает - как и доспехи Голема. Теперь он одет в смокинг. На правом лацкане - живая бабочка.

Огонь бушует по-прежнему, но теперь он вырывается из металлических сопел, окружающих нас.

Голем распахивает полы смокинга и извлекает из-за пазухи младенца с зелёными глазами. Ребёнок криво ухмылялся, глядя на меня.

- Возьми его, - приказывает ренегат Марне.

Продолжая держать чашу, та принимает младенца свободной рукой. Кровь из сердца, лежащего на ладони Марии, струится на мраморный пол, выложенный чёрными и белыми плитами.

Ребёнок протягивает к сосуду пухлые ручки и делает глоток. При виде это я чувствую подступающую к горлу тошноту.

- Ну, разве они не прелесть? - спрашивает Голем. - Только взгляни, как трогательно. Если встанешь рядом, получится святое семейство, - его губы растягиваются в ухмылке.

Марна начинает хихикать. Мария стоит молча, глядя в пол. Ребёнок с чавканьем продолжает пить из чаши. Голем хохочет.

Я в ужасе закрываю уши ладонями, чтобы не слышать этой какофонии.

Кажется, я проспал пару часов. Встаю и потягиваюсь, чтобы размяться. Спина немного затекла. Кошмар прервался в самый неприятный момент, чему я крайне рад.

Выхожу в приёмную. Мила поднимает на меня глаза.

- Уходите, господин Кармин?

- Да. Хочу вернуться домой к ужину.

- Всего доброго.

Она тоже уйдёт чуть позже - рабочий день близится к концу.

Спускаясь на лифте, вызываю Генриха. Откуда в моей голове берутся все эти ужасающие и причудливые видения? Как понять, только ли это сон, или Кибергард неизвестными мне способом вторгается в сознание?

Дома Фёдор встречает меня сообщением о том, что звонил Виктор.

- Что он хотел? - спрашиваю я.

- Поговорить с вами.

- О чём?

- Не знаю, господин Кармин. Едва я сказал, что вы на работе, Виктор повесил трубку.

- Даже не поговорил с тобой? Со своим наперсником?

- Нет, господин Кармин. Это-то меня и удивило, - дворецкий пару секунду молчит, прежде чем добавить: - Я вот думаю, не случилось ли чего.

- Брось, - отвечаю я. - Если бы у него возникли ещё какие-то проблемы, он бы уже прибежал. Подавай ужин через полчаса.

Фёдор задумчиво качает головой и отправляется на кухню, а я поднимаюсь к себе. Раздевшись, иду в душ. Мне кажется, что я сам покрыт песком и кровью, а вонь из золотой чаши пропитала одежду насквозь. Долго намыливаюсь и тру себя мочалкой, дважды промываю волосы.

Наконец, вытираюсь белым махровым полотенцем и одеваюсь к ужину: белая рубашка, серые брюки, льняные носки, домашние тапочки. Простенько и со вкусом. Терпеть не могу официоза, но и являться на людях абы в чём считаю неприемлемым.

Спустившись в столовую, обнаруживаю Марну сидящей за столом. На ней лёгкое сиреневое платье, волосы убраны и закреплены на затылке неброской заколкой с жемчужиной.

- Привет, - говорит она.

- Добрый вечер, - подхожу, чтобы её поцеловать.

- Ты сегодня рано.

- Да, - я сажусь за стол напротив неё. - Сейчас мало дел. Вернее, мало возможностей их вести.

- Почему?

- Кое-кто решил поприжать наш бизнес.

- Это серьёзно?

- Ещё как.

- Но ты справишься?

Пожимаю плечами.

- Стараюсь выжить.

- Надеюсь, всё обойдётся. А я сегодня была в диспансере, - Марна расправляет на коленях салфетку. - Навестила твоего внука. Купила ему мягкую игрушку.

Я недоумеваю: зачем ей понадобилось заниматься Тристаном? Этак она, пожалуй, ещё и с Виктором меня помирит. Предприимчивая какая.

- Что за игрушку?

- Козлика, - произнеся это слово, Марна по-детски улыбается. - А может, барашка. Я плохо разбираюсь в животных.

- Ну, мне кажется, их трудно спутать.

- Вовсе нет. Очень даже легко. Кстати, зачем тебе крысы?

Вопрос задан совсем даже некстати, но это не значит, что на него можно не отвечать. Сказать правду или выдумать банальную отговорку? На принятие решения - считанные секунды.

- Наверное, ты слышала, что бегство крыс с корабля означает, что он скоро пойдёт ко дну?

Марна кивает.

- Поэтому, - продолжаю я, - можно выделить зависимость: крысы бегут - корабль тонет. Если расценивать поведение грызунов как признак, остаётся только спускать на воду шлюпки. Но что, если перед нами взаимосвязь причинно-следственная? Тогда, исключив побег, можно предотвратить гибель корабля. Понимаешь?

Марна сосредоточенно хмурится. Кажется, эта мимика присуща только личине, у Зои я её не помню. Хотя мы не так уж много общались, прямо скажем.

- Поэтому ты держишь их в клетке? - спрашивает Марна.

Я киваю.

- Знаешь, что я об этом думаю?

- Нет. Скажи.

- По-моему, у тебя едет крыша.

- Это суждение профессионального психолога?

- Угу. Оно самое. Хотя психиатру на тебя тоже не мешало бы взглянуть.

- Ладно, как только разберусь с делами, обязательно навещу кого-нибудь из них.

Марна недоверчиво усмехается. Интересно, как у киборгов с чувством юмора. Никогда не задавался этим вопросом.

В столовую заходит Фёдор и, извинившись, докладывает, что пришёл старший лейтенант Лемарский.

- Он ждёт в коридоре, - добавляет дворецкий.

- Полицейский? - встревожено спрашивает Марна. - Что ему нужно?