Алеф (CИ)

Едва я переступаю порог приёмной, как Мила сообщает, что звонил мсье Этель и спрашивал, не смогу ли я его сегодня принять, и есть ли у меня для него что-нибудь подходящее.

К счастью, вчера нам прислали партию младенцев, и там имелось несколько любопытных образцов. Я говорю секретарше, чтобы назначила Этелю на двенадцать, а сам звоню на завод и прошу прислать мне трёх малышей: сирену, циклопа и пингвина. У первого главное достоинство состоит в том, что его хвост имеет необычайную длину - почти двадцать восемь сантиметров, у второго нет ушей, а пингвин - плод с ластами вместо рук - сам по себе большая редкость. Думаю, будь здесь Фернен, он попытался бы перехватить его у своего друга.

В ожидании Этеля просматриваю финансовые отчёты за последнее время. Картина безрадостная: прибыль идёт на спад, заказов всё меньше. Если не организовать контрабанду, причём в приличных масштабах, скоро придётся распрощаться и с офисом в небоскрёбе, и с фабрикой. Что я тогда буду делать? И мои партнёры тоже? Они, возможно, найдут другое занятие, но я-то уже сроднился с маленькими уродцами. Без них мне в виртуальности делать нечего. А в действительности - тем более.

Мне привозят три ёмкости с экземплярами нашей продукции. Как я и думал, все - в прекрасном состоянии. Убираю их до поры под стол.

Этель прибывает на две минуты раньше назначенного времени и долго, навязчиво за это извиняется. Я успокаиваю его и приглашаю сесть. Француз опускается в кресло и молча сверлит меня взглядом светлых, водянистых глаз. В них застыло выражение напряжённого ожидания. Крупные узловатые руки Этель положил на колени и из-за этого походит на провинившегося ученика в кабинете директора.

- Что ж, мсье Этель, - говорю я, садясь напротив, - думаю, вы не пожалеете, что немного подождали, - с этими словами я запускаю руку под стол и извлекаю оттуда первую ёмкость. - Поглядите, что я вам приготовил.

Около минуты француз с интересом разглядывает плавающего в зеленоватом растворе уродца.

- Впечатляет, - произносит он, наконец, и переводит взгляд на меня. - А что ещё?

Я ставлю рядом второго.

Этель кивает.

- Всё?

Отрицательно качнув головой и стараясь не выдать удивления: любой другой клиент при виде такой красоты уже давно хлопнулся бы в обморок, а этому хоть бы что - водружаю на стол «пингвина».

Этель заметно оживляется:

- А вот это уже действительно интересно! - говорит он, подавшись вперёд. - Такой экземпляр заслуживает особого внимания. Что же вы, господин Кармин, жаловались, что ваша фирма испытывает недостаток в стоящих образцах?

Я пожимаю плечами.

- Просто удачная партия, мсье Этель. Повезло.

- Да, теперь хороший товар - дело случая, - соглашается француз. - Скажите, вам не кажется, что мы живём в эпоху упадка?

- Ну, я бы не сказал, что всё так плохо…

- Нет-нет, - прерывает меня Этель. - Я говорю не конкретно о вашем бизнесе, а про наше время в целом.

Мне не хочется вступать с ним в дискуссию. Я хочу, чтобы он купил уродцев и убрался из моего офиса. Но Этель явно настроен на болтовню.

- Хорошего становится всё меньше, - говорит он, - и его нужно либо долго искать, либо доставать за большие деньги. Вы читали Апокалипсис?

- Очень давно, - отвечаю я, надеясь, что мы обойдёмся без проповедей.

- В главе шестой сказано: «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нём всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить», - с явным наслаждением декламирует Этель. - Что бы это значило, по-вашему?

- Не имею представления. Вам лучше обратиться за разъяснением в Церковь Смертных грехов. Говорят, они любят цитировать Откровение Иоанна.

- А вам не кажется, что это дух конкуренции, который движет людьми нашего времени? - спрашивает француз, игнорируя моё замечание. - Каждый стремится победить любой ценой, даже не задумываясь, зачем. Все хотят быть первыми. Эта вечная гонка ради гонки, нездоровый спорт, ставка в котором - сама жизнь, подчинённая жестоким правилам.

Иногда мне кажется, что люди слышат мои мысли и откликаются на них. Мы словно настраиваемся на одну волну, существуем в общем информационном поле.

Я принужденно улыбаюсь:

- Вполне возможно, мсье Этель. Люди всегда пытались толковать Апокалипсис и находили в нём соответствия со своей эпохой.

Француз не обращает на моё замечание внимания.

- «И вышел другой конь, ражий; и сидящему на нём дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч», - продолжает он. - Как думаете, это что?

- Может быть, война? - предполагаю я, решив, что, чем быстрее он изложит свои взгляды, тем быстрее уберётся из моего кабинета.

- Верно! - от воодушевления Этель выпрямляется в кресле. - Идём дальше. Сказано: «Я взглянул, и вот, конь вороный, и на нём всадник, имеющий меру в руке своей». Ваши предположения?

- Торгашество.

- Точно! Всё продаётся и всё покупается. Деньги стали единственной вещью, желаемой всеми без исключения. Мы живём в эпоху культа золота. Всё можно измерить и перевести в банкноты.

- Вы это осуждаете?

- Ни в коем случае. Просто констатирую факты. А теперь последнее: «И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нём всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвёртою частью земли - умерщвлять мечем и голодом, и мором, и зверями земными».

- Эпидемии? - говорю я, не дожидаясь вопроса.

- А ещё катастрофы, несчастные случаи, катаклизмы.

- Мсье Этель, вы считаете, что скоро конец света?

- О, нет, ещё осталось несколько печатей, - качает он головой.

- Печатей? - переспрашиваю я.

Уже ясно, что передо мной псих, но едва ли удастся избавиться от него прежде, чем он выскажет всё, что хочет. Главное, чтобы купил уродцев.

- Почитайте Апокалипсис, мсье Кармин, - советует вместо ответа Этель. - Там обо всём написано. Конец одного мира означает начало другого. Мы изменимся - никто не останется прежним. Но, возможно, даже не заметим этого. Кто знает, сколько раз наша реальность уже претерпевала трансформацию? Быть может, все вокруг совсем не то, чем кажется. И я говорю не о Киберграде, а вообще - о бытие. Вселенная представляется мне огромной матрёшкой, в которой одна реальность вкладывается в другую, постепенно сменяя её.

- Всё это уже многократно высказывалось прежде, - замечаю я. - Существует куча теорий…

- Это не значит, что они не верны, - перебивает Этель. - Так я возьму всех? - спрашивает он вдруг изменившимся тоном

- Кого? - не сразу понимаю я.

- Уродцев, - Этель указывает узловатым пальцем на банки.

- А, ну да. Конечно, забирайте, - я едва могу сдержать радость: наконец-то, мы вернулись к делам. - Расплатитесь наличными, кредиткой или выпишете чек?

- Думаю, лучше чеком. Сколько?

- Сто восемьдесят тысяч долларов.

Этель кивает и, достав из внутреннего кармана пиджака небольшую чековую книжку в глянцевом переплёте, принимается заполнять бланк. Я тем временем заворачиваю в целлофан его приобретения.

- Вот, пожалуйста, - говорит француз спустя пару минут, протягивая мне чек.

- Хотите забрать сейчас?

- Нет, пришлите мне их завтра. Вот адрес, - Этель кладёт мне на стол визитку. - Всего доброго.

- До свидания, - отвечаю я, поднимаясь, чтобы проводить его до двери.

Едва Этель выходит, Мила по интеркому сообщает, что в приёмной меня ждёт Глеб - наш с Олегом партнёр.

- Приглашай, - говорю я.

Через миг в кабинет заходит высокий худощавый брюнет с аристократическими чертами лица, безукоризненно одетый в классическом стиле. Светло-голубые глаза резко контрастируют с кофейным загаром.

Глеб улыбается одним уголком рта, на ходу протягивая мне руку.

- Привет-привет, - говорю я. - Какими судьбами? Я думал, ты ещё на Багамах.

- Был, но вернулся. Решил тебя проведать.

- Понимаю. Беспокоишься?

Глеб садится в кресло, достаёт и распечатывает пачку сигарет.