Страница 27 из 29
Немедленно по команде Мансура всех коней отвели к дальним коновязям, и все в стане стали ходить на цыпочках, дабы не потревожить драгоценный покой эмира.
Только холодной воды истребовал Тимур, только её испил он во время своих мрачных размышлений.
Осторожно, бесшумно приблизился к нему Байсункар. Войдя в тень чинары, он сказал, что явился некий человек, довольно дерзко заявляющий, что ему необходимо видеть эмира.
— Кто он?
— Имя его ничего мне не сказало. Он не мулла, но похож на человека духовного звания.
Тимур приподнялся на руках, привалился к стволу чинары и велел:
— Пусть придёт.
Вскоре из-за шатра появился человек среднего роста с округлым симпатичным лицом, которое украшала небольшая тёмная борода и такие же тёмные усы. Высокий, изрезанный мудрыми морщинами лоб. Живые, уверенно глядящие глаза. На вид лет сорок или около того.
Не дожидаясь, когда ведшие его воины заставят встать на колени, он преклонил их сам.
Тимур указал ему, где сесть. В душе у эмира появилась необъяснимая уверенность, что появление этого человека как-то связано с мрачными и неопределёнными мыслями, одолевающими его с самого утра.
— Как тебя зовут?
— Моё имя значит не больше, чем шум воды в этом ручье.
Эмир задумчиво почесал грудь в разрезе рубахи.
— Ты не хочешь открывать своё имя или потому, что оно связано с большой славой, или потому, что бесславье сопутствует ему. Я мог бы заставить тебя говорить, но дело в том, что легче всего человек лжёт, когда он говорит о себе.
— Воистину так.
«Какие хорошие глаза, какое хорошее лицо, — думал про себя Тимур. — Вдвойне жаль, что он не хочет назваться, это означает, что он пришёл не для того, чтобы поступить на службу».
— Что ж, незнакомец, Аллах судья тем причинам, что заставляют тебя молчать о том, о чём ты молчишь. Но отчётливо вижу, что ты пришёл говорить. Так говори то, что ты задумал сказать.
— К тебе я прибыл из Кеша.
Тимур едва заметно встрепенулся.
— Из города, близкого твоему сердцу, но с известием, которое оставит в твоём сердце рану.
— Не медли. Плохие новости следует сообщать быстро. Даже у смерти есть достоинство — она мгновенна.
— Твой учитель...
— Шемс ад-Дин Кулар?
— Шемс ад-Дин Кулар.
Гость тяжело и длинно вздохнул.
— Я уже велел — не медли!
— Он умер.
— Давно?
— Совсем нет.
Тимур закрыл глаза и привалился затылком к шершавой сухой коре дерева.
— Он был стар. Очень стар. Смерть всегда не только мгновенна, но и неожиданна. Гибель воина в бою ничем, в сущности, не отличается от кончины старика в постели.
Гость сочувственно опустил глаза и так застыл.
— Я был грешен перед ним. Мне показалось, что возраст помутил его разум и у меня нет теперь нужды в нем как в учителе. Месяцами я не вспоминал о нём, а теперь моё сердце ноет и наполняется холодом.
Гость продолжал сидеть в позе скорбного сочувствия.
— Он что-нибудь сказал перед смертью?
— Я прибыл только для того, чтобы передать его слова.
— Кончина его была лёгкой?
— Он умер как праведник.
— Ничего нет удивительного в том, что праведник умер как праведник... но слова, что он велел передать?
— Я попытаюсь передать их слово в слово, ибо скрытый смысл их мне непонятен, но гонец необязательно должен знать содержание письма. Шейх перед смертью много думал о тебе — так он говорил. О тебе, твоей будущей судьбе. И не просто думал, по его свидетельству были ему какие-то видения и сны, Их он мне не пересказывал, но понял я, что они запутанны и грандиозны.
Глаза эмира превратились в узкие щёлки, в них сосредоточилось всё его внимание.
— Он сказал, что два человека тяготеют над твоим будущим.
— Два?
Именно. Одного он называл твоей тенью, второго твоим двойником.
— Он не называл имён?
— Он говорил, что имена ты знаешь, а если не знаешь, то очень легко догадаешься. И самая главная опасность — не перепутать.
— Что не перепутать, незнакомец?
— Не перепутать, кто из этих людей твой двойник, а кто твоя тень.
Эмир задумался. Уже и щёлками нельзя было назвать его глаза, так плотно были сжаты веки.
— Это всё?
— Нет. Ещё он сказал, что ни тот, ни другой не будут сопутствовать тебе вечно. Ты избавишься от них. Может быть, не скоро, может быть, с огромными жертвами, но обязательно. Каким образом — чутьё тебе подскажет. И время и способ. Это нетрудно. Трудно будет определить только одно...
— А именно?
— Порядок.
— Какой такой порядок?!
— Порядок, в котором это следует сделать. От кого освободиться сначала — от тени или от двойника.
Тимур медленно налил себе в чашу воды из кумгана. Предложил гостю, тот вежливо отказался. Сделав глоток, эмир отбросил чашу. Вода успела нагреться и утратила свой волшебный вкус.
— Видит Аллах, самоуверенность — тяжёлая болезнь, схожая со слепотой. В начале разговора я сказал, что разуверился в пророческих способностях своего учителя, теперь же вижу: всё то время, что я не думал о нём, он думал вместо меня.
Здесь эмир прервал свою речь, спохватившись, что сидящему перед ним человеку совсем не обязательно слышать его затаённые мысли.
— Да, я должен тебя отблагодарить.
— Нет, я так не считаю. Благую ли весть принёс я в твой стан?
— Весть принёс ты печальную, но сослужил при этом полезную службу, уж поверь мне. И если ты будешь слишком рьяно отказываться от награды, моё сердце проникнется недоверием.
— Твоё слово, твоя воля, господин. Если ты хочешь меня наградить, подари мне этот нож.
Гость указал на рукоять, торчащую из-за пояса Тимура. Даже в минуты отдыха, даже окружённый телохранителями внутри своего стана, эмир никогда не расставался с оружием.
— Этот? — Тимур медленно вытащил нож и взвесил его в руке. Ничего особенного в нем не было: кривое лезвие, костяная рукоятка с двумя потускневшими квадратными гранатами, украшавшими её, — Зачем он тебе, в нем нет никакой ценности.
— Ты ошибаешься редко, эмир Тимур, но сейчас ты не прав. Этот нож имеет ценность. Его держал в руках ты.
Тимур не любил льстецов, особенно неизобретательных. Он поморщился.
— Но главное событие в жизни этого ножа ещё впереди. Мне так кажется, — улыбнулся гость.
Охотно продолжил бы с ним свою беседу эмир, но краем глаза увидел, как с холма на той стороне ручья спускается большая группа всадников. Пожаловал названый брат.
— Ладно, иди, таинственный вестник, хотя, если сказать правду, мне не хочется тебя отпускать. Но иди. А это, — эмир приподнял нож и коротким движением швырнул в ствол соседней чинары, — можешь взять. На память.
Поклонившись, гость удалился.
Эмир Хуссейн явился в великолепном расположении духа. И явился не один, с ним прибыл Кердаб-бек, толстый, низкорослый мужчина. Выражение лица его было грустным, на мир он смотрел сонным, унылым взглядом. Ничего, казалось, не могло его обрадовать. Своим поведением он резко, даже слишком резко отличался от жизнерадостного, крупного, шумного Хуссейна.
Тимур облачился в подобающий случаю дорогой халат и велел подать еду и вино. Спутник Хуссейна по виду был таджиком, а таджики издревле склонны к винопитию.
— Достойнейший Кердаб-бек прибыл сюда к нам из Сеистана, — начал свою речь Хуссейн, — он высокий посланец-визирь[40] тамошнего славного правителя Шахруда.
Тимур выразил полнейшее удовлетворение этим фактом. Ни он сам, ни его предки, насколько он мог вспомнить, не имели с правителями этой области ни тяжб, ни столкновений.
Хуссейн продолжал рассказывать. Вырисовалась следующая картина: владыка Сеистана Шахруд-хан попал в сложное положение ввиду того, что появился вдруг ещё один претендент на его престол. Отец Шахруда был любвеобилен, как это часто случается на Востоке, и оставил многочисленное и честолюбивое потомство. Большую часть своих братьев и племянников славный Шахруд переловил и зарезал и было успокоился, но тут выяснилось, что успокаиваться было рано. Откуда-то из-за Вахша явился некий Орламиш-бек, который утверждает, что имеет прав на владение Сеистанской долиной больше, чем Шахруд, ибо раньше рождён и закон первородства полностью на его стороне. Он говорит, что его мать была первой, рано умершей женой Шахрудова отца. Претензии его, конечно, смехотворны, но нашлись легковерные и пошли за ним. И, что самое прискорбное, легковерных этих оказалось весьма и весьма немало. Орламиш-бек и его приспешники утверждают, что так случилось оттого, что люди невыносимо устали от правления Шахруда, называют законного властителя кровопийцей, скорпионом и хищным зверем, пожирающим якобы свой собственный народ. Так вот, истощив свои силы в борьбе с дерзким самозванцем, Шахруд-хан обращается за помощью к таким великим и могущественным батырам, как эмир Хуссейн и эмир Тимур. Благодарности хана, в случае успешного отражения бесстыдного врага, не будет границ. И золото, и лошади, и женщины. И, конечно, вечная признательность и дружба Шахруд-хана.
40
Визирь (везир) — высший правительственный сановник в древних странах Востока и Средней Азии.