Беллинсгаузен

Павел сделал важное благодеяние для Морского корпуса, возвратив его в столицу.

Фабиану Беллинсгаузену исполнилось в ту пору семнадцать лет — возраст возмужавшего юноши, самый восприимчивый, когда заканчивалось формирование характера. Прошли детские шалости, убавилось дерзкое ребячество, кончалось ученичество. Император, каким он виделся ему со стороны, казался самим совершенством. Все его деяния приводили Фабиана в восторг.

А между тем жизнь его кумира, если поразмыслить трезво, была малорадостной и окончилась трагически.

2

Осенью 1754 года весь императорский двор и генералитет сновал по трём градским першпективам в тяжёлых каретах с гайдуками на запятках. Впереди мчались форейторы с диким криком: «Пади!» Государыня Елизавета Петровна охоча была до скорой езды, и придворные ей подражали, к немалому для обывателей страху. По городу гуляла весть, будто невестка государыни, жена её племянника Петра Фёдоровича, великая княгиня Екатерина Алексеевна, родила сына Павла. И тут же шепотливая молва добавляла, что-де Пётр Фёдорович и не отец вовсе, тут замес виден таланта графа Сергея Салтыкова.

Но в открытую в Петровом граде происходило великое ликование — звонили колокола, читая манифест, раздавались милостыни нищим, прощались грешки тюремным сидельцам.

Первый пиит России Ломоносов уже творил стихи новорождённому:

Государыня пожаловала супругам за столь великую радость 200 тысяч, а Екатерине Алексеевне сверх денег бриллиантовое колье с серьгами, кои стоили того больше.

Только неласково обошлась судьба с державным отпрыском. Один из проницательных писателей прошлого века, только недавно вышедший из забвения, Евгений Петрович Карпович (1823— 1885) рассказывал о нём так: «Не много встречается в истории лиц, стоявших на недосягаемой высоте над общим уровнем человечества, судьба которых была бы так печальна, как судьба императора Павла I. Всю свою жизнь он, собственно, был страдальцем, мучеником своего высокого жребия. Едва стал он приходить в детское сознание, как всё окружавшее начало раздражать и волновать его восприимчивую душу. Всё способствовало к тому, чтобы из этой личности, не только мягкой и доброй, но даже и великодушной, вышел впоследствии человек, отличавшийся суровостью, изменчивостью и вдобавок чрезвычайными странностями и причудами, так что он в разное время был как будто разным человеком. Если, однако, вникнуть во все обстоятельства, сопровождавшие детство, юношеские годы и даже зрелый возраст великого князя Павла Петровича, то достаточно объяснится та загадочность характера, какою отличалась эта во многих отношениях далеко недюжинная личность».

Современники, оставившие после себя записки об императоре Павле, единогласно свидетельствуют о его уме и благородных порывах. Учёный Лагарп — этот честный республиканец, на свидетельство которого можно положиться, между прочим, писал[12]: «Я с сожалением расстался с этим государем, который имел столь высокие достоинства. Кто бы мне сказал тогда, что он лишит меня моего скромного пенсиона и предоставит меня ужасам нужды? И тем не менее повторяю, что этот человек, которого строго будет судить беспристрастное потомство, был великодушен и обладал источником всех добродетелей».

Екатерина II умерла 6 ноября 1796 года, и ужас объял сановный Петербург. Екатерининские вельможи Павла страшились. Императрица не любила сына, а льстивые царедворцы, угождая ей, всячески демонстрировали свою неприязнь к наследнику. Екатерина поселила Павла в Гатчине, редко виделась с ним и не подпускала к государственным делам, выказывая тем самым полное пренебрежение к нему.

Наследник же, хотя и был со странностями, обладал многими достоинствами... Он был хорошо образован, энергичен, деятелен, да только не на что было ему направлять эту энергию, кроме как на то, чтобы бесконечно муштровать небольшой «деташемент» солдат, посланных в Гатчину для службы.

Нелюбовь матери объяснял ненавистью Екатерины к убитому с её согласия отцу. Петра Фёдоровича, человека, грешным делом, малопочтенного для России, дебошира и пьяницу, Павел совсем не помнил, но сильно любил. Наверное, потому и любил, что не помнил.

Ублажая императрицу, сановники неприязненно, даже враждебно относились к самолюбивому, крайне нервному Павлу. Но он бессилен был бороться с ними. Первая жена его умерла. Екатерина женила его на другой немецкой принцессе, принявшей при крещении по православному обряду имя Мария Фёдоровна. Она родила цесаревичу троих сыновей и шестерых дочерей, и только последний сын — Михаил — появился, когда Павел уже стал императором.

Екатерина II отобрала у Павла старших его сыновей — Александра и Константина. Она воспитывала их по своему вкусу и подобию.

Получив известие о смерти матери, Павел помчался в Петербург, привёл к присяге Сенат и генералов и сразу же стал разрушать созданное Екатериной здание государственного устройства. Он выгнал из армии и управленческого аппарата сотни «жирных гусей» — сановников, генералов, фаворитов — и начал внедрять свои порядки.

Как мало правил и как много успел сделать для России Павел I! Он пронёсся по затемнённому горизонту метеором, осветил всё тогдашнее уродство, но ему не хватило времени осуществить задуманное. На него навалилась лавина дел, и он старался изо всех сил одолеть хотя бы малую толику их.

Войдя в нужды военнослужащих, к коим принадлежал и Беллинсгаузен, преследуя вредные излишества, Павел повелел всем господам военным от генерал-аншефа до прапорщика иметь только один форменный мундир из тёмно-зелёного сукна стоимостью не более 22 рублей, каковой носить всегда.

Все, даже генерал-поручики и аншефы с георгиевскими звёздами, не исключая и самого графа Николая Васильевича Репнина, генерал-фельдмаршала и лейб-гвардии Измайловского полка батальонного командира, обязывались каждое утро являться на манеж, дабы учиться там маршировке, равнению, салютам, изучать новый строевой устав.

В основании этих нововведений лежала нужда влить в распущенные войска свежую силу, научить всему, что каждому воину знать надлежит, повиноваться безропотно и стройно действовать массами. По мысли Павла, такая грозная взыскательность обратится в каждом воине в натуральную привычку и заранее приуготовит войска к победе.

Он повелел освободить из заточения известного издателя «Московских новостей» Николая Новикова с его единомышленниками Юрием и Николаем Трубецкими, возвратил из Сибири автора знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву» Александра Радищева, посетил в Петропавловском каземате главного польского бунтовщика, в недавнем прошлом генерала республиканской армии Вашингтона, неисправимого ратоборца всех свободных людей Тадеуша Костюшку и отпустил с миром.

Нанёс удар чернильному отродью и лытарям. При стареющей Екатерине всякий вельможный старался «утопать в роскошах». Не только гвардейские офицеры, но даже нижние чины из дворян редко занимались службой, ещё реже носили свои мундиры, а щеголяли во фраках да шубах с меховыми муфтами. Даже в среду мелкотравчатых гражданских чиновников проник дух «фривольных нравов» и беспробудного пьянства. Страсть к «роскошам», наживе, к азартной игре в карты заставляла мелкое чиновничество прибегать к беззастенчивому взятничеству и всяким поборам. Служба отправлялась спустя рукава, дела залёживались по многу лет. Присутственные места столицы едва-едва наполнялись похмельными чиновниками к полудню, а к двум часам были уже пусты.

12

Лагарп Фредерик Сезар (1754—1838), по профессии адвокат. Был приглашён из Швейцарии для воспитания внука Екатерины II — Александра (будущего императора Александра I). В 1795 году его отправили в отставку за то, что симпатизировал антимонархическим течениям в Европе. Лагарп отбыл на родину, где занялся общественной деятельностью. Во время Венского конгресса 1814—1815 гг., опираясь на расположение русского царя, он собирался ввести в Швейцарии федеративное устройство. Умер в Лозанне.