Беллинсгаузен

Через год в бухте Матаваи остановился бриг «Баунти» злосчастного капитана Уильяма Блая, о судьбе которого мы уже знаем. Затем прошло ещё несколько лет. Вожак мятежного «Баунти» Флетчер Крисчен готовил колонизацию другого острова — Тубуан, для чего закупил много свиней, несколько коз и кошек. Помаре, съев двух коров, отдал последних быка и корову, лишь бы англичане помогли ему расправиться с давним непокорным вождём на Тубуане. Но островитяне Тубуана оказали завоевателям упорное сопротивление, хуже того, выкрали весь домашний скот. К тому времени совсем старый бык околел ещё по дороге на Тубуан. Теперь обе стороны схватились в борьбе за последнюю живую корову. Побив из ружей более шестидесяти тубуанцев, матросы «Баунти» всё же вернули корову и тут же на поле боя забили и съели несчастное животное.

Все эти события мгновенно всплыли в памяти Фаддея при виде мест, где они происходили.

   — По курсу караван, разрешите дрейф, — проговорил Завадовский.

Впереди пирог шёл европейский ялик с двумя островитянами. Один из них, в белой коленкоровой рубашке, взобрался на борт. Волосы впереди у него были выстрижены, а сзади завиты в один локон, как у женщин. Капитан пригласил его в каюту. Он вошёл и тотчас сел.

   — Что вы имеете мне сообщить? — спросил по-английски Беллинсгаузен.

Туземец вынул из-за пояса письмо и протянул его капитану, объяснив, что оно от короля.

«Государь мой! Я послал лоцмана провести вас на матавианский рейд и буду рад вас видеть в безопасности на якоре. Ваш и прочее Помаре».

Другого лоцмана Фаддей отправил на «Мирный». Шлюпы взяли курс прямо на мыс Венеры, миновали коралловый риф, прошли узким проливом и заякорились неподалёку от берега в том месте, где останавливался Кук.

Сразу же их окружило множество пирог. Островитяне навезли лимонов, апельсинов, бананов, ананасов, кокосовых орехов, выменивая фрукты и плоды за безделицы. Лица у всех светились радостью, некоторые были совершенно наги. В одних набедренных повязках, кто в брюках, кто в куртке или камзоле, но без брюк. В числе гостей оказались и два бывших матроса — англичанин и американец. Последний, Уильям, некоторое время служил в Российско-Американской компании и несколько умел изъясняться по-русски. Он женился на красивой таитянке. Нынешний властитель дружелюбно принял его, отвёл удобное место для строительства дома на взморье. Беллинсгаузен взял его на шлюп переводчиком. Англичанина же отослал к Лазареву на «Мирный» в той же должности.

Уильям объяснил, что жители островов Общества миролюбивы, благонравны, все приняли христианскую веру. В правоте его слов убедился Фаддей, как только разрешил туземцам всходить на борт. Островитяне вмиг заполнили палубу, превратив шлюп в муравейник. Каждый ходил со своей ношей взад и вперёд, предлагал плоды, иные уже произвели торг и с любопытством рассматривали приобретённые русские вещицы. Чтобы не расстроить налаживающихся отношений и удержать умеренные цены, Беллинсгаузен поручил вести надзор за меною лейтенанту Торнсону и клерку Резанову.

После полудня на «Восток» приехал английский миссионер Генри Нот. На острова Общества он прибыл в 1797 году и с тех пор просвещает местных жителей. Поприветствовав русских моряков, Нот сказал, что скоро нанесёт визит король Помаре II. Через некоторое Бремя появилась двойная лодка — катамаран. На ней был сооружён помост, где сидел Помаре в лёгкой рубашке. Нижнюю часть тела прикрывал кусок белого полотна. Смуглое лицо, тёмные глаза с нахмуренными густыми бровями, толстые губы с чёрными усами и богатырский рост придавали ему вид истинно королевский.

На корме лодки под крышей наподобие верха русских кибиток находилась королева, от грудей до ступней завёрнутая в тонкую ткань. Лицо её украшали быстрые зоркие глазки и маленький ротик. Ей было лет двадцать пять. С нею же находились десятилетняя дочь в ситцевом европейском платье, сестра с малышом на руках и пригожие девушки свиты. На головах женщин топорщились венки из цветов и листьев.

Король взошёл первым, поздоровался с капитаном и офицерами, подождал, когда поднимется его семейство. Фаддей провёл всех в каюту, усадил на диваны. Несколько раз Помаре повторил слово «рушена» (русские), назвал имя Александра и, наконец, сказав «Наполеон», рассмеялся, давая понять, что дела в Европе ему известны. Королева, сестра её и другие девушки с интересом рассматривали убранство каюты, ощупывали материю на диванах, стульях, сукно на столе.

Пастор Нот, в совершенстве зная местный диалект, взял на себя роль переводчика. Беллинсгаузен пригласил к обеду, извинившись, что будет мало свежих кушаний, а всё солёное. Король, улыбаясь, сказал:

   — Я знаю, что рыбу ловят у берега, а не в глубине моря.

За стол сели по приличию и чинам: первое место занял Помаре, по правую его руку — королева, Нот и Лазарев, по левую — дочь и Беллинсгаузен. Сестра королевы выбрала место в углу, где ей удобно было нянчить маленького наследника. Гости ели охотно, исправно запивая кушанья вином. Поскольку вода на шлюпе была из Порт-Джексона и не совсем свежая, король приказал своему слуге подать кокосовой воды. Свитский вернулся с охапкой кокосовых орехов, виртуозно отбил молоточком верх и поставил на стол. Король показал, как надо смешивать вино с кокосовым соком и пить. Когда же он выпивал неразбавленное вино, то произносил тост, по английскому обычаю желая здоровья кому-либо, наклонял голову и касался рюмкой о рюмку. Отобедав, он потребовал сигар и кофе.

Помаре обратил внимание на то, что художник украдкой рисует его портрет, и забеспокоился. Тогда Фаддей показал ему свой портрет, кивнул на Михайлова, мол, делала та же рука. Король что-то сказал Ноту. Тот перевёл, что его величество желает видеть своё изображение с портретом русского капитана в руках. Фаддей ответил, что лучше будет, если он возьмёт в руки медаль, вынул из шкатулки серебряный знак с вычеканенным профилем государя Александра и вручил его королю островов Общества.

В то время, когда Михайлов рисовал Помаре, королева взяла сына у сестры и стала кормить грудью без малейшей застенчивости. На Таити, стало быть, матери не стыдились при посторонних исполнять нежнейшую свою обязанность.

Фаддей повёл короля на палубу, показал пушки, лафеты, канаты.

   — Можно пальнуть в честь его величества? — спросил озорной командир канониров Митя Степанов.

   — Давай.

   — Сколько?

   — Пятнадцать, чтобы потренировались в резвости.

Канониры постарались на совесть. Заученными движениями они быстро заряжали орудия и стреляли. Тут-то внешне невозмутимый монарх дал слабину — схватился за капитана и при каждом залпе прятался за его спину.

   — Это салют в вашу честь, — объяснил Беллинсгаузен, и, когда пастор перевёл его слова, явно польщённый Помаре начал благодарно трясти руку русскому начальнику.

Прибыли приближённые — главный секретарь, брат короля, исправлявший должность главнокомандующего, сановник — хранитель общественного кокосового масла, собираемого в пользу Библейского общества. Они уверили в истинной дружбе и намекали, что хотели бы на память получить подарок — кто ножичек, кто рубашку, кто топор или носовой платок. Беллинсгаузен одарил всех, вручив ещё и по серебряной медали.

К вечеру пришвартовалась ещё одна лодка q подарками от короля. Привезли четырёх больших свиней, множество кокосовых орехов, толчёной кокосовой мякоти, завёрнутой в пальмовые листья, сырых и печёных хлебных плодов, кореньев таро, ямса, бананов, яблок, сахарного тростника. Не имея почти ничего свежего, кроме неприятных на вид куриц, оставшихся от похода, моряки вдруг страшно разбогатели. К горам выменянных плодов прибавились и горы королевских подарков, заполнивших все помещения. Изобилие свежих припасов и любезное обхождение таитян понравились матросам.

Отправив семью и свиту домой на катамаране, Помаре оставался ещё некоторое время на шлюпе, чтобы в спокойной обстановке выпить рюмку-другую. Он сказал, что у него на острове делали ром, и много. Но поскольку таитяне от крепких напитков впадают в буйство, то король запретил изготовлять ром, хотя сам не последний охотник этого зелья. Беллинсгаузен при прощании подарил ему бутылку рома, Демидову приказал спустить корабельный катер, зажечь на носу два фальшфейера для освещения. Когда катер отошёл на некоторое расстояние, со шлюпа пустили двадцать две ракеты со звёздочками в честь его величества.