Казнь по кругу

— Однажды я Деду задал такой же вопрос. Зачем, мол, вам это, Александр Иванович. И он мне байку рассказал. Была у него собачка, помесь эрдельтерьера с дворняжкой, и, как все домашние собаки, очень похожая характером на своего хозяина. Веселая, доброжелательная, простодушная.

— Это Смирнов-то доброжелательный и простодушный? — несказанно удивился Алексей.

— И веселый, — добавил Сырцов. — Дальше слушать собираешься?

— Пардон, — извинился Алексей за допущенную по отношению к Смирнову бестактность.

— Так вот. Со всеми людьми была эта собачка мила и приветлива, но не терпела каких-либо аномалий. Однажды она впала в неистовство от того, что парочка на бульваре вместо того, чтобы устроиться на свободной скамейке, уселась на траву. Как его собачка, Дед терпеть не может непорядка. Непорядка, порождающего мерзость и зверство. Во всей этой истории какой-то непорядок, Леша.

— А, значит, мерзость и зверство, — закончил за Сырцова фразу полковник. — И что будешь делать дальше?

— Держать горячий след.

— Догадываешься, куда он идет?

— В кино, — непонятно ответил Сырцов.

15

Надежда на то, что художественная натура кинорежиссера Романа Казаряна не позволяла ему просыпаться ранее одиннадцати, целиком и полностью оправдалась.

— Вас слушают, — прокашлявшись, объявил хмурый баритон в телефонной трубке.

Известный кинодеятель Роман Суренович Казарян, в своей ранней молодости по окончании юрфака служивший в МУРе, был лучшим другом Деда и покровительственно приятельствовал с Сырцовым.

— Роман Суренович, это я! — от удачи легкомысленно обрадовался Сырцов.

— Сырцов, что ли? — узнал голос Казарян.

— Он самый! — продолжая ликовать, подтвердил Сырцов.

— Жора, у тебя совесть есть? — с придыхательными интонациями знаменитой артистки Татьяны Дорониной страдальчески вопросил Казарян.

— Нету!

— А жалость? Жалость к старому больному человеку?

— Больной — это с похмелья, что ли? — начально поинтересовался Сырцов, ибо знал — Роман Суренович Казарян здоров как бык.

— А похмелье — не болезнь?

— Пьянство — болезнь, а похмелье — лишь следствие, осложнение, так сказать, — не согласился Сырцов.

— Жорка, уши оборву! — пригрозил Казарян.

— Валяйте, — разрешил Сырцов. — Тогда я к вам приеду!

— Приезжай. Как я понимаю, у тебя ко мне дело. Просто так не позвонил бы. Но прими во внимание два обстоятельства. Во-первых, я не транспортабелен, а во-вторых, наученный горьким опытом, ни в какие твои криминальные дивертисменты влезать не собираюсь.

— Я вас об этом просил?

— А о чем ты, черт тебя побери, просил?

— Уши надрать, — напомнил Сырцов и повесил трубку.

Любил Сырцов вот такие старомосковские профессорские квартиры, в самом своем многолетнем неизменном существовании ставшие раритетно неповторимыми. Обставляйся гарнитурами от Фортини, или как там хочешь, но все равно получится номер люкс в пятизвездочном отеле, а такой уникальной и приспособленной для высокого человеческого жития квартиры никогда не будет.

Для того чтобы такая квартира возникла, необходимо, чтобы первым хозяином ее был знаток и любитель старины. Отец Романа и был таким. Дело великого почитателя и преподавателя античности профессора Казаряна, строго следуя традициям, продолжил сынок Роман, который, несмотря на свои суетные и легкомысленные занятия в миру (сначала сыщик, потом кинорежиссер), был великим докой по русской живописи начала двадцатого века.

Книги и картины, бесценные туркменские ковры и павловская мебель не для горделивого показа, а для удобства и радости бытия.

Открыла дверь жена Казаряна, которую тот ухватил еще в стенах МУРа молоденькой, изящной машинисткой. Зоя Николаевна работала в конторе до пенсии и поэтому успела познакомиться с тогда еще зеленым сыскарем Сырцовым.

— Здравствуйте, Зоя Николаевна! — по-милицейски гаркнул Сырцов.

— Тихо, Жора! — кричащим шепотом в ужасе попросила Зоя Николаевна. — У него башка с похмелья лопается.

— С каких это пор похмельный муж пользуется у жены таким небывалым уважением? — удивился Сырцов. — Мир медленно, но верно меняется к лучшему.

— Со вчерашнего дня он у нас народный артист России, — похвасталась Зоя Николаевна.

— Да ну! — восхитился Сырцов и ринулся — знал куда — в кабинет.

В величественном диване-корыте красного дерева лежал, подложив обе ладони под щеку и скрючив ножки, народный артист России армянин Роман Казарян. На текинском ковре, по полу, у казаряновского изголовья стояли бутылки эчмиадзинского коньяка, бутылка виски «Чивас Регал», бутылка джина «Гордон», двухлитровые пластмассовые снаряды с тоником и кока-колой. А также три разнообразных стакана на выбор.

— Зойка издевается, — слабым голосом разъяснил ситуацию Казарян.

— А вы теперь как буриданов осел, — понял вслух Сырцов.

— Чего, чего, чего? — длинно изумился Казарян и в мучениях перевел себя в сидячее положение. — Не знал, что бывшие менты так усиленно повышают свой культурный уровень. В каком ты смысле насчет буриданова осла?

— Выбрать надо, что в данном случае мягче, и опохмелиться, — дал совет Сырцов.

— Помоги, а? — попросил Казарян. — Плесни в стакан треть джина и две трети тоника, будь добр.

Сырцов был добр. В пропорциях щедро наполнил стакан до краев и протянул Казаряну. Тот осторожно принял стакан и, боясь расплескать, сразу же схлебнул верхушку. Успокоился слегка и голосом раненой чайки спросил:

— А ты?

— Потом, — заверил его Сырцов, чтобы Роман Суренович не нервничал, принимая лечебную дозу до конца. Умиротворенный Казарян вылил в себя все, что содержалось в стакане, и затих в предощущениях. Долго сидел, бессмысленно пялясь на натюрморт Кончаловского и не видя его. Вдруг полупал глазами и вскричал:

— Земля! Земля!

— Что с вами, Роман Суренович? — с испугом и осторожно спросил Сырцов.

— Я, Жора, как Колумб, увидел Новый Свет!

На крик вбежала Зоя Николаевна и сразу все поняла:

— Народный артист изволил поправиться?

— Уйди, жена перед Богом и людьми! — откуда-то торжественно процитировал Казарян и, проследив взглядом, как удалялась Зоя Николаевна, деловито осведомился: — Так что тебе надо от меня, Жора?

— Проконсультироваться. Скажи, Роман Суренович, кто на киностудии занимается разными трюками со стрельбой? Ну, к примеру, кто делает устройство для того, чтобы актер после автоматной очереди выглядел продырявленным насквозь и чтобы кровавая пулевая строчка была видна?

— Налей-ка мне еще немного, — попросил для окончательного прояснения мозгов Казарян. — И себе плесни «Чивас Регал». Супервиски, Жора, и никакого запаха, можешь безбоязненно баранку крутить. — Придирчиво понаблюдал, как Сырцов наливал по стаканам, удовлетворенно кивнул и ответил наконец на вопрос: — Этим делом обычно занимаются пиротехник и трюкач, работающие на картине. И художник по костюмам. За эстетику отвечает.

— Мне эстетика ни к чему. Значит, пиротехник и трюкач. А кто из них собственно устройство изготовляет?

— Всегда вдвоем, Жора, всегда вдвоем. Работа-то штучная. Каждый раз надо делать все заново, учитывая игровую сюжетную ситуацию, особенности и комплекцию исполнителя, тот или иной вид оружия.

— За хорошие бабки они такое устройство могут налево пустить?

— Нынче за хорошие бабки и киностудию налево пускают, Жора.

— Через кого мне следует в данном случае выйти на концы?

— То есть узнать, кто левый заказ выполнял? — уточнил вопросом сырцовскую цель Казарян. Сырцов согласно кивнул. Казарян думал, думал, а потом заговорил слегка в сторону: — Ни хрена ты сам не узнаешь, Жора. Только осиное гнездо разворошишь. Здесь с подходцем надо. Кто же у нас с начальником пиротехнического выпивает?

И опять задумался так глубоко, что даже как бы и вздремнул. Сырцов деликатно тронул его за плечо и повторил его же вопрос: