Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 110 из 114

Крепко обнимаю. Твой Зигфрид».

— Удивительное послание усопшего фрица, — сказал Шуханов, показывая письмо Валуйкину. — Прелюбопытнейшая откровенность гитлеровца с восточного фронта.

Лыжники удалились, объяснив, как нужно ехать дальше. Прекратилась и стрельба в лесу, по-прежнему звонко и однообразно скрипел под полозьями снег. Деревни, где находился на отдыхе немецкий полк, остались в стороне. Сделали короткий привал, чтобы покормить лошадей и самим поесть. В сумерки въехали в затерянную в лесу деревню Жихарево.

Шуханов чувствовал себя совершенно разбитым. И немудрено: все время он шагал пешком, не решаясь присесть на воз. Лошади также еле переставляли ноги.

— Это с непривычки, — успокаивал Савелий. — Вот поспите часок-другой — и все образуется.

Тем временем Лепов, привязав коня и бросив ему охапку сена, побежал разыскивать Тосю. «Железный человек», — сказал ему вслед Шуханов. Пошатываясь, он поднялся на крыльцо, вошел в избу, намереваясь отдохнуть. Но появился Карпов с группой возчиков, чтобы провести совещание, договориться о порядке дальнейшего движения обоза. К великой радости Шуханова, совещание закончилось быстро. Хозяйка дома, еще совсем молодая женщина, пригласила гостей к столу. Она поставила большую глиняную миску щей. Нарезала хлеб, принесла несколько крупных луковиц.

— Ешьте, не стесняйтесь. Для вас сварено. Я еще подолью, — певуче произнесла она.

В избу без стука вошли четыре немолодых крестьянина. Они запросто поздоровались, словно давно знакомые, сели на лавку.

— Мы подготовили четыре подводы с продуктами, — сказал один из них. — Думали собрать побольше, да не успели. Вчера весь день в деревне шел бой. Партизаны выбивали полицаев.

— Четыре подводы — тоже хорошо, — ответил Карпов. — Ленинградцы скажут вам спасибо. А кто сопровождает?

— Нам доверили.

— Идите отдыхайте. Выедем затемно.

Колхозники ушли.

Шуханов снова перечитал письмо убитого Вестфаля.

— Значит, Архип Михайлович где-то рядом с нами, — сказал Карпов. — Душой болеет за нас.

— Наверняка, — согласился Никита Павлович. — Ведь и он помогал снаряжать обоз, да еще как помогал! Так-то…

Как только Карпов и командиры ушли, Шуханов лег на кровать и сразу уснул.

Но спать пришлось недолго. Заговорили люди. Заскрипели розвальни. Шуханов вышел из избы. Обоз тронулся.

В воздухе пахло весной, пригревало солнце, и снег начал разбухать, ноги лошадей проваливались, тяжелые дровни проседали в плохо наезженных колеях. Во время короткого привала он встретился с Карповым. Оба тревожно посматривали на чистое небо.

— Теперь ехать придется только ночью, — сказал Александр Иванович. — Меньше шансов столкнуться с фрицами. Да и лошади по морозцу не так устанут.

А еще через ночь, едва успели покинуть деревню, в которой отдыхали, пришлось сделать остановку. Близ какого-то большого селения из лесу вышла на лыжах женщина и, догнав Шуханова, сказала:

— Идите вправо и держитесь вон той лыжни. — Она указала направление палкой. — Там встретят наши.

Шуханов свернул на целину, с тревогой поглядел на следовавшие позади подводы, которые буквально плыли по глубокому рыхлому снегу. Под полозьями выступала вода.

Дорогу прокладывал Иванов на своих розвальнях. Лошади то и дело останавливались, от них валил густой пар.



— Вот снежище-то, — сказал Шуханов, уступая дорогу Иванову.

Никита махнул рукой.

Подъехал Карпов. Он предупредил:

— В Подберезье расквартирована ударная немецкая часть. Гитлер приказал любой ценой деблокировать окруженную в районе Демянска шестнадцатую армию. Вот и подбрасывает дивизии. Партизаны о них сообщили в штаб фронта. Скоро ударят летчики, начнут действовать наши люди. Товарищи и предупреждают нас, чтобы мы не попали под бомбы своей авиации.

Ночь и часть следующего дня проводили в лесу. Все перемерзли, а костер зажигать нельзя. Закрылись со всех сторон возами, соорудили над головами крышу из еловых веток, сгрудились плотной кучкой. Прислушивались к гудению самолетов, уханью взрывов и радовались, что близко были свои, которые пытались ликвидировать демянский котел и вели бой за Холм…

Когда подморозило, тронулись дальше. Ехали по земле, опаленной пожарищами, превращенной в мертвую зону. Прохор старался держаться поближе к Карпову, рядом с начальством, считал он, спокойней. И все же на него обрушилась беда. На деревеньку в несколько изб, в которой остановились, чтобы перекусить самим да лошадей покормить, налетел «юнкерс». Фашист высыпал гранаты, с визгом упавшие на землю, обстрелял из пулемета пустынную улицу и удалился. Заполыхало несколько изб. Все бросились тушить пожар. А воздушный пират снова появился, но теперь бомбы сбросил за околицей. Заполыхало гумно, в котором стояли подводы с продовольствием.

— Ах, подлые твари! — Прохор бежал к гумну, где стояла и его кобыла, и вовсю бранил фашистов: — Чтобы холера напала на вас, окаянных! Чтоб в ваших поганых животах ежи развелись!

Когда добежали, пожар уже бушевал вовсю. Из огня успели вытащить только трое дровней, а два воза погибли. Лошади, сбившись в углу, ржали, били копытами, не подпускали к себе и не шли в объятые пламенем ворота. Прохор звал свою Химеру, но тщетно: огонь уже подбирался к лошадям…

Погибших лошадей жители деревни заменили своими, собрали и продукты вместо сгоревших. Прохор подобрал себе рыжего мерина и дал ему кличку Осколок.

Партизаны снова двинулись в путь.

Подводы шли курсом на Осташков, что раскинулся на берегу живописного озера Селигер, излюбленного пристанища рыболовов и туристов. Где-то здесь в 1238 году двигались татары к Новгороду, «посекая людей, яко траву», вспомнил Шуханов вычитанную в какой-то книге фразу. Теперь город и озеро находятся в прифронтовой полосе. Северо-Западному фронту, наверное самому трудному, приходится действовать среди непроходимых болот и лесных чащ. Весной и осенью тут кругом топь и грязь, да и летом, едва пройдет дождь, дороги превращаются в сплошное месиво…

В небе пролетали большие, неуклюжие, выкрашенные в грязные цвета транспортные самолеты Ю-52 — то в одиночку, то группами — под охраной истребителей. Немецкое командование по воздуху снабжало продовольствием и боеприпасами окруженную 16-ю армию. Далеко не все немецкие машины дотягивали до места назначения. Сбитые огнем зенитной артиллерии и нашими летчиками, они падали в лес, болота, на поля. Гитлеровцы пытались на грузовых парашютах сбрасывать питание и вооружение, но они приносили мало пользы, часто ветер относил их в расположение наших частей.

Окруженные войска голодали, ели лошадей, кошек и все, что находили. Вдоль дорог из-под снега торчали остовы обгоревших транспортных самолетов, грузовых автомашин, подбитые танки, исковерканные артиллерийские установки. Они были молчаливыми свидетелями недавних кровопролитных боев, в результате которых и очутилась в демянском котле армия генерал-полковника Буша.

— Вот бьют! За милую душу! — услыхал Шуханов голос Надечкина.

— Нам, Савелий, салютуют. Скоро будем на Большой земле!

Они шли теперь рядом, то и дело поглядывая на небо, надеясь увидеть свои самолеты. Асанов говорил, что штаб фронта вышлет воздушное прикрытие, а если возникнет необходимость, то и предпримет ложное наступление, чтобы отвлечь внимание противника от обоза. Но самолеты не появлялись, а взрывы ухали где-то в стороне.

Вдруг Шуханов увидел впереди группу лыжников. Он придержал лошадь. Замедлили движение и остальные. Все стали всматриваться в лыжников. Но те, не задерживаясь, помахали поднятыми палками и скрылись в зарослях. Шуханов посмотрел на Надечкина, который, пытаясь что-то сказать, беззвучно шевелил губами.

— Что, Савелий, отходную читаешь?

— Думал, уж конец, — признался Надечкин. — Выругался про себя — и полегчало.

— Говоришь, полегчало?

— А то как же…

Подошел Лепов. Его тоже беспокоили неизвестные лыжники.