Страница 105 из 114
Волков приблизился к Карпову и, показывая вперед, сказал:
— Пошли! Скоро прихлопнем Тигерберга.
Прижимаясь к изгороди, они в сопровождении партизан пробрались к главному входу. Школа уже была очищена. Фашисты вели огонь из сосновой рощицы и расположенных там строений. Вот и дверь с надписью «Учительская». Около нее с автоматом на изготовку стоял Василий Косов.
— Принимайте коменданта в мертвом виде, — сказал он.
Тигерберг, прижатый опрокинутым столом, лежал рядом с издохшим бульдогом.
— Чащин жив, но помяли его основательно, — сказал Косов. — Пойду помогать ребятам очищать территорию.
В дверях появился Завьялов.
— Доложите обстановку! — шагнул навстречу ему комбриг.
— Фрицы попрятались в зданиях, отстреливаются. Многие отошли к лесу. Наши их преследуют. — Завьялов повернул голову к двери и, не договорив, бросился туда. Шуханов держал на руках Леньку.
Политрук взял безжизненное тело маленького партизана и, прижимая к груди, тихо прошептал:
— Леня! Я же тебе запретил… Ах, орленок ты мой непослушный!
В дверях показалось испуганное лицо Вани Ягодкина.
Комбриг сердито посмотрел на паренька:
— И ты здесь?
— Как только началась пальба, Леня побежал, — всхлипывая, говорил Ваня. — Я ему кричу: «Туда нельзя!» А он: «Иду убивать коменданта, отомщу за мамку и за дядю Заливахина». Ну и я побежал. Боязливо одному в лесу. Спрятался в классе под партой. Леню убил фашист. — Ваня достал из-за пазухи парабеллум и подал комбригу. — У Лени взял.
Волков вынул обойму. На пол упал патрон.
С улицы все еще доносились выстрелы. Вдруг большой силы взрыв потряс здание.
— Что это? — спросил Волков у политрука.
— Наши взорвали мост, — ответил тот.
Все вышли из учительской. Остались Карпов да Ваня.
Карпов стал снимать со стены карту. Ввели девушку. Одета в серое пальто с каракулевым воротником, на голове белый шерстяной платок, из-под которого выбивались кольца волос. В глазах — страх и беспокойство.
— Мальчонку какого-то ищет, — сказал один из бойцов. — Лезет под самые пули.
Не обращая ни на кого внимания, девушка бросилась к Ване, причитая:
— Господи! Где же ты потерялся! Кругом пальба! Мать убивается. Ищет тебя, а ты вон где!
Карпов узнал девушку — это была Варя Петрова. Подошел к ней.
— Спасибо, Варюша. Ты очень помогла нам… Как Михайлов?
— Он еще вечером вместе с Мирсбергом уехал, — ответила Варя.
— Пробирайся в райцентр. — Карпов положил руку на плечо девушки. — Утром и отправляйся. Разыщешь Серафиму Фадеевну Платонову. Запомни: Льва Толстого, восемь. Пароль: «Дома все благополучно». Она ответит: «Спасибо за хорошие вести». От нее получишь дальнейшие указания. Ну а теперь иди. До скорой встречи. — Стоявшего у двери партизана попросил проводить Варю и Ваню до дома…
В одном из школьных классов Тося и две санитарки перевязывали раненых. Карпов и Шуханов ввели под руки Чащина. Увидев отца, Тося отшатнулась. Его трудно узнать: левый глаз затек, лицо в крови, один ус вырван.
— Что они с гобой сделали! Папа!
— Как видишь, дочка. Я из Масляной горы ушел от Штайнера, так он меня здесь нашел, — еле слышно говорил Вениамин Платонович. — Спасибо партизанам, вовремя подоспели.
Партизаны похоронили убитых. Карпов, Волков и Шуханов отправились в свою лесную типографию.
Сразу приступили к выпуску газеты. Всем нашлась работа. Присев около стола, Карпов стал читать гранки заметок. Их только что принес редактор и сейчас, опустив устало голову на стол, дремал. Всю ночь, пока партизаны очищали от фашистов поселок, редакция готовила эту маленькую газетку.
Волков с глубоко запавшими глазами ходил по горнице и тихо диктовал молодому безусому радисту:
— «…Разгромили немецкий гарнизон. Подавив огневые точки противника, штыками и гранатами выбивали вражеских солдат и офицеров из каждого дома, подвала и ямы. Большая группа гитлеровцев пыталась бежать, но, попав на наши мины, была уничтожена. Противник потерял убитыми и ранеными 165 солдат и офицеров. Захвачены большие трофеи. Мы потеряли тринадцать товарищей. Сорок человек получили ранения.
Готовы к новым боям. Волков Карпов».
— Зашифруйте в передайте в Ленинград, Никитину. Копию — в Валдай, Асанову.
Радист ушел.
— Первая газета, комбриг, — сказал Александр Иванович, продолжая читать. — Настоящая, печатная. Газета Лесной партизанской республики. Теперь нам станет легче говорить с народом!
Продукты для Ленинграда хранились на тайных складах. Пришло время паковать в мешки да укладывать на дровни… И тут возникла трудность, которую как-то никто и не предвидел. Во что паковать? Тары-то нет. Взялись за дело женщины. Ходили по избам, заводили речь о том, о сем, а под фартуком уносили то старый мешок, то кусок холста — у кого что найдется.
Около двух тысяч мешков собрали, выстирали, высушили, осталось только починить. За работу весела Прасковья Наумовна. Ей помогали Тося, Авдотья Сащенко и еще три старушки. Они плохо видели и все просили Валюту вдевать витку в иголку, а девочка старательно помогала бабушкам.
Женщины разговаривали о полете полкового комиссара Асанова. Несколько дней назад на самолете У-2 среди бела дня он прилетел в Лесную республику. Самолет попал под огонь немецкой зенитной батареи. Тяжело раненный пилот сумел посадить машину на маленькое лесное озеро…
— Зачем же он днем-то летел? — беззубым ртом шепелявила Микитишна, что сидела спиной к печке. На голове у нее теплый чепец, из-под которого торчали жидкие седые волосы. — Уж надо бы ночью, когда супостаты спят, — не унималась она.
— Нас с тобой не спросили, — ответила соседка.
— И напрасно не спросили, Анюта, — вновь отозвалась Микитишна. — Худое не посоветуем… Лезут в самое пекло. Парень-то плох…
Некоторое время работали молча.
— Не первый раз летает в тыл, — вмешалась Тося. — Человек смелый.
— Известно, не трус. Только и смелому надо бы поаккуратней, — все твердила Микитишна.
— Наше ли это дело?
— Нешто чужое! — въедливо продолжала старушка. — За нас же они на смерть идут. Стало быть, и наше. Беречься должен…
Теперь Асанов находился в Каменке. Из разведки вернулась группа Завьялова, обследовавшая предполагаемую трассу, по которой может пойти обоз. Разведчики сидели в бывшем правлении колхоза и докладывали начальству обо всем, что увидели в пути.
Каменку охраняли партизаны, везде стояли часовые. Под окнами Ивановых ходил Сережа Веревкин в серой кубанке, короткой шубке и белых валенках. На шее висел автомат. Молодой партизан уже трижды забегал в избу греться.
— Вишь зачастил, — бросила неугомонная Микитишна. — Не иначе, Тося приглянулась.
— Да уж, знамо, не мы с тобой, подружка, — отозвалась Анюта.
Сережа опять появился. Потирая руки, направился к окну, у которого на лавке работала Чащина.
— Здорово получается, — похвалил партизан.
— Она флаг шьет, вот что, — пояснила Валя, трогая Сережин автомат. — У тебя правдашнее ружье? — И, получив ответ, опять спросила: — Оно стреляет?..
— Валюша, вдень-ка нитку, — попросила Микитишна.
По совету отца Тося шила большой красный флаг. Кумач для него дал на своих мобзапасов Никита Павлович. А Чащин все еще лежал в партизанском госпитале, эвакуироваться на Большую землю категорически отказался. «Меня Наталья Яковлевна подлатает, а когда отправим обоз — пойду бить фашистов», — говорил Чащин. Тося навещала отца, подолгу с ним беседовала.
— Как только переберетесь с продуктами через фронт, на головных дровнях и поднимете флаг. Пускай народ любуется.
Когда Сережа вышел из избы, Валюша обхватила шею Прасковьи Наумовны и тихо спросила:
— Тетечка Пра, Сережа настоящий партизан?
— Самый настоящий…
— А откуда они берутся? — не унималась девочка. — Ведь раньше, когда я жила в Ленинграде, их не было.
— Тогда, доченька, они трудились — кто в поле, а кто на заводе. Началась война — они и появились. Поняла?