Игра (ЛП)

- Ты приводишь меня в отчаяние, Гэлли, - всегда говорила бабушка. – В полное отчаяние!

С тетей Мэй бабушка должна была приходить в еще большее отчаяние. Однако, подумала Гэлли, переводя взгляд с аккуратной тети Геты на красавицу тетю Алису, младшие дочери, наверное, служили бабушке немалым утешением.

Но тетя Мэй была доброй. Она села рядом с Гэлли, и пока Гэлли сражалась с тарелкой, наполненной таким количеством еды, какое ей ни за что не съесть, тетя Мэй объясняла, что Замок когда-то принадлежал дяде Юлиону, но теперь это гостиница, за исключением одной недели в году.

- Я даю персоналу отпуск, - сказала она, - и собираю всю семью. Даже твоя тетя Элли иногда приезжает. И, конечно, у нас уйма комнат. Я выделила тебе маленькую комнату на лестничной площадке, моя дорогая. Я подумала, что ты будешь чувствовать себя немного неуютно, если я поселю тебя с другими девочками – ты же к этому не привыкла. Просто скажи мне, если что-то не так, хорошо?

Пока тетя Мэй болтала таким образом, Гэлли обвела взглядом стол и заметила, что кузен Меркер, сидевший за остатками индейки, был здесь единственным взрослым мужчиной. «Вся семья? – подумала она. – Разве не должно быть несколько дядей?» Но она побоялась, что спросить об этом будет грубо.

За индейкой последовал пудинг из патоки, который Гэлли уже не в состоянии была есть. Пока остальные пожирали его – до последних липких золотистых крошек, – дождь пошел сильнее. Гэлли слышала, как он колотит снаружи в окна и сбегает по водосточным трубам на стенах. Кузенов Лакстонов это ужасно расстроило. Кажется, существовала некая игра, в которую они всегда играли, бывая в Замке, и они хотели начать ее в этот самый вечер.

- Мы в любом случае не смогли бы играть сегодня, - в своей спокойной манере произнес Трой. – Слишком темно, ничего не видно – даже если бы не шел дождь.

Тогда кузены Тайсы поинтересовались, можно ли играть в помещении. Лакстоны решили, что это великолепная идея, и громко заявили об этом.

- Мы можем использовать большую гостиную, правда? – спросили они Гармони, которая, похоже, была в игре главной.

- Не может быть и речи, - ответила Гармони. – Она должна проходить снаружи. Мы займемся ею завтра, когда высохнет трава на выгоне.

Поднялся такой крик разочарования, что Гармони добавила:

- Если хотите, мы можем поиграть в помещении в прятки.

Предложение было встречено радостным согласием.

- Благослови тебя Бог, Гармони, - пробормотала тетя Гета. – Если сможешь, займи их до отбоя, и мы освободим тебя от мытья посуды.

Так что, пока тети убирали груды тарелок, все остальные, кроме Гэлли, умчались в другие части дома. Тетя Мэй подобрала чемодан Гэлли и проводила ее по лестничному пролету в маленькую белую спальню с восхитившим Гэлли пушистым покрывалом на кровати. Там тетя Мэй задернула занавески, которые всколыхнулись и вздулись под порывами дождливого ветра, а потом помогла Гэлли распаковать чемодан.

- Это вся твоя одежда, моя дорогая? – спросила тетя Мэй, вытряхивая наружу еще два платья в цветочек. – Они не слишком практичные, да и не слишком теплые.

Гэлли стало ужасно стыдно.

- Бабушка сказала, что тетя Элли купит мне одежду в Шотландии, - ответила она. – В которой я буду ходить в школу.

- Хм, - произнесла тетя Мэй. – Надо будет глянуть, смогу ли я откопать что-нибудь, что тебе носить, пока ты здесь, - она аккуратно разложила на белой кровати бело-розовую пижаму Гэлли и снова произнесла: - Хм. Гэлли, извини за вопрос, но что ты такого натворила, чтобы так разозлить бабушку?

Гэлли знала, что никогда не сможет объяснить, поскольку сама с трудом понимала, что произошло. Тетя Мэй наверняка не поймет насчет Флейты и Скрипки. Кроме того, бабушка никогда не видела ни одного из них. Она видела только мальчика с собаками, но почему это так ее разозлило, Гэлли не имела ни малейшего представления. Она смогла только ответить:

- Сначала бабушка сказала, что я выдумщица. Потом она сказала, что я принесла сюда нити и уничтожила всю дедушкину работу. Она сказала, дядя Юлион никогда не простит меня за это.

- И она свалила проблему на нас, - резким сухим тоном произнесла тетя Мэй. – Как типично для моей матери! Как будто мы можем успешнее, чем она, противостоять Юлиону! А твой дед совсем не возражал?

- Да, но он тоже расстроился. Он сказал, я вырасту из этого, а бабушка ответила, что у меня не будет шанса вырасти. Она позвонила кузену Меркеру, чтобы он приехал и забрал меня. Она сказала, вы будете знать, что делать.

- Да будь я проклята, если знаю! – возразила тетя Мэй. – Думаю, лучше я спрошу Гету, как она справляется. Или, может, от Элли будет больше помощи. Гармони, наверное, была таким же наказанием, когда была младше. Ну да ладно. Беги вниз и поиграй с остальными, и больше не беспокойся об этом.

Гэлли предпочла бы остаться в маленькой комнате. Она чувствовалась надежной, даже несмотря на жутковато вздувающиеся занавески. Но бабушка приучила ее делать, что велено. Так что она послушно спустилась на первый этаж и отыскала большую гостиную в центре дома. В эту комнату вело по меньшей мере пять дверей. Зайдя в нее, Гэлли обнаружила, что кузены с воплями вбегают и выбегают, в то время как Трой, закрыв глаза руками, стоит в центре и считает до ста, а Гармони кричит:

- Не забудьте! На кухню и в кабинет не заходить!

После этого все с грохотом умчались. Вскоре Трой проревел:

- Сто! Иду искать, кто не спрятался – я не виноват! – и тоже умчался.

Гэлли осталась стоять, где стояла, снова растерявшись. Она никогда не играла в подобные игры со множеством участников и не имела представления о правилах. Она оставалась на месте, пока Толли не выкатился из-под дивана, чтобы издевательски посмотреть на нее.

- Ты размазня, - сказал он. – Даже для изгоя. И слабачка. И ты никому не скажешь, что видела меня.

И прежде чем Гэлли успела придумать, что ответить, Толли вскочил на ноги и выбежал через ближайшую дверь.

Гэлли опустилась на другой диван, рядом с очень реалистичным плюшевым котом, и сидела, грустно пытаясь решить, является ли плюшевый кот подушкой или игрушкой, или же просто украшением. Бабушкино и дедушкино воспитание совершенно не подготавливает к жизни, подумала она.

Время от времени кузены, хихикая, на цыпочках проходили через комнату, но никто из них не обращал на Гэлли ни малейшего внимания. «Они все знают, что я размазня и изгой», - подумала она.

Глава 2

Гэлли была сиротой. Единственное, что она знала о родителях – свадебная фотография в серебряной рамке, которую бабушка поставила в центре каминной полки в спальне Гэлли, предупредив, чтобы Гэлли ее не трогала. Естественно, Гэлли проводила немало часов, стоя на стуле и внимательно изучая фотографию. Мужчина и женщина на ней выглядели такими счастливыми. Ее мать обладала тем же утонченным типом внешности, что тетя Алиса, только она выглядела более человечной, менее идеальной. Она смеялась, откинув назад голову, отчего ее фата разлетелась – неуверенным, почти виноватым смехом. Отец Гэлли смеялся в ответ гордо – он гордился матерью Гэлли, гордился самим собой. Гордость чувствовалась в посадке его кудрявой черноволосой головы, в сверкающих темных глазах и в том, как его большая смуглая ладонь сжимала белую ладонь матери Гэлли. От него Гэлли унаследовала упрямые кудри и смуглый цвет лица. Но оттого, что ее мать была такой светлой, волосы Гэлли получились вроде как беловато-каштановыми, а глаза – большими и серыми. Она думала о себе, как об идеальном сплаве обоих, и всем сердцем желала, чтобы они были живы и она могла узнать их.

Бабушка и дедушка жили в большом доме на краю Лондона – одном из домов, окруженных множеством кустов, с витражными стеклами почти во всех окнах, так что внутри всегда царил полумрак. В нем имелась кухонная часть, где жили повар и горничная. Гэлли видела эту часть, только когда последняя горничная водила ее гулять на пустырь и они возвращались через кухню. В остальное время ей запрещалось появляться там, чтобы не мешать повару.