Ксенофобы и подкалыватели

Чёрт побери – да это же Ольгерт Васильев подаёт ему знак, вдруг осенило его. Ольгерт хочет развеять сомнения относительно своего пребывания-непребывания на «борту» управляемой Вольдемаром тяжёлой машины, только и всего. Он ведь увлекается старой рок-музыкой – постоянно мурлычет, нашёптывает или насвистывает забытые большинством Хомо сапиенсов хиты. Да и определённая «анализатором Хабловски» масса покинувшего фуру груза оказалась подозрительно близкой массе «жар-птицы» – любимой марке Ольгерта Васильева, – хотя из-за обилия модификаций каждой модели и сходных по причине технологической конвергенции их технических характеристик совпадение могло быть простой случайностью.

А не увлекаются ли классикой рок-музыки господа Полифемцев и Псевдоквазер или кто-нибудь из подчинённых им тёмных лошадок? – ожгла закисшие извилины Вольдемара сумасшедшая мыслишка. По зрелом размышлении она показалась парню не такой уж нелепой. Вклад ИТК в разработку и осуществление программы «Отлуп» был едва ли не весомее вклада ДБ, поэтому не стоило сбрасывать со счетов и такое дикое предположение. Разумеется, анализируя на данном этапе только лишь следствия, а не причины: последних может быть великое множество и они могут оказаться самыми неожиданными и невероятными. Не исключено, что в его спецфуре вместе с «клопчиками» от родного Департамента Безопасности мирно уживались «жучки» от Института Труподельной Ксенофобии, как за глаза называют ИТК желчные и острые на язык Исполнители. Впрочем, трупы обычно «делаются» именно Исполнителями ДБ, которым, как известно, палец в рот не клади, и это очень и очень прискорбно…

Так и не остановившись на какой-нибудь приемлемой версии, Вольдемар покинул секретный бокс. До Москвы было рукой подать, а Хабловски не был уверен, сможет ли он после парковки на внутреннем дворе ДБ вынести из машины и затем пронести через КПП довольно большой предмет незаметно от колючих глаз по-крысиному наглых и вездесущих парней из ОВНУР, ОБА, ОС и ОО. Хорошо ещё, что ему предписано привести фуру к терминалам родного Департамента Безопасности. Это была одна из немногих уступок, предынфарктно выторгованных Шефом у действительных членов ККК. Недооценить важности столь замечательно прозорливого и прозорливо замечательного шага мог бы только безнадёжный кретин, а Вольдемар Хабловски таковым не являлся.

Вольдемар вошёл в интернет и попытался кое-что разузнать о грамзаписи и грампластинках.

Выведенный на дисплей список технической литературы оживил в памяти Хабловски многозначительный Кантовский термин «дурная бесконечность», а вычленение из списка хотя бы отдалённо подходящих разделов заняло слишком много времени и в конце концов не принесло желаемого результата. Однако Вольдемар узнал, что так называемые грампластинки изготовлялись из окрашенной в чёрный цвет винилитовой смолы – сополимера винилхлорида с винилацетатом – и являлись проводниками музыкальной культуры в широкие слои населения, позволяя этим самым слоям прослушивать в домашних условиях любимые музыкальные и литературные произведения и активно проводить досуг. Усвоив столь сногсшибательную информацию, капитан плюнул электронному дураку в железную голову и призадумался.

Перед отважным командиром Дозорной Службы, решившимся пуститься в одиночное плавание по загадочным акустическим волнам механо-электрической звукозаписи, стояла масса очень трудно разрешимых задач. К тому же его сильно смущал упоминавшийся в интернете именно чёрный винил, а Вольдемар, отнюдь не слепец и не дальтоник, ясно видел перед собой красную пластмассу. Он вертел пластинку и так и сяк, едва ли не пробуя её на зуб, и в конце концов совершенно залапал несчастную носительницу информации.

Откуда же было знать живущему в эпоху миниатюрных флэшек и сверхминиатюрных нанокристаллов Вольдемару Хабловски про девиз немногочисленных, как последние могикане, коллекционеров винила:

– Пожалуйста, слушайте, но руками не трогайте!

* * *

– И сколько нам тут торчать? – сварливо вопрошал не по годам ворчливый Мика, пребывавший в лёгкой степени ошалелости после встречи с Васильевым в условном месте, находившемся в одном из ближайших пригородов Вольнореченска.

Расслабленная рука Васильева протянулась к стоявшей на приборной панели банке с его любимым марочным виноградным соком «Жемчужина Востока». Он сделал несколько глотков, тщательно смакуя солнечный напиток, словно какой-нибудь редкостный в российских широтах коньяк, и увлажнённым голосом провещал:

– Наш девиз тебе известен: смотреть вперёд, оглядываться назад и озираться по сторонам. Будем потихоньку пить соки и ловить ворон до тех славных пор, пока не приедет Вольдемар и не возьмёт нас на свой гостеприимный борт.

Мика поглядел на приятеля с пристальным интересом.

– Хочешь сказать, что тебя подкинул до места Вольдемар Хабловски?

– Твоя проницательность сравнима с проницаемостью мюонного и тау-нейтрино вместе взятых. Не хочу сказать, а уже сказал, что в роли специального извозчика наверняка выступил Вольдемар. Наигранная комбинация, почти как в хоккее с шайбой.

Мика, игравший в хоккей с шайбой как Бог, недоверчиво фыркнул:

– Мне один хоккейный тренер говорил, что комбинации наиграть нельзя.

Ольгерт сумел вложить в ответное фырканье весь свой немалый скепсис.

– Так то в хоккее, мин, как бы, херц, а у нас в ДБ испокон веков в ходу одни и те же штампы. Бестолковка круглая, по наезженному желобку хорошо катается. Оригинальность и штучность вообще вещи редкие. Рутина органически присуща не только нашей Конторе, но и всему Мирозданию. Выбор желобков принципиально невелик. Например, в драматургии и художественной литературе существует известная всем и каждому засаленная колода сюжетов, которую не в силах пополнить ни один филологический шулер, даже обладающий самой необузданной фантазией.

– Неужели наше задание не внесёт хоть одну свежую струю в это драматургическое болото? – с сожалением риторически вопросил Мика.

Васильев иронически, но с горчинкой, усмехнулся.

– В шахматах шестнадцать пешек и шестнадцать фигур на шестидесяти четырех полях. Определяемое этими небольшими величинами число возможных комбинаций чудовищно велико, однако конечно. Но при тотальном подсчёте учитываются все без исключения партии, самые немыслимые и просто идиотские, которые никогда не сыграют между собой даже первоклашки. Разумных вариантов остаётся не так уж много, но неизмеримо больше, чем в драматургии и тем паче в сюжетном учебнике ДБ, где таковых кот наплакал и воробышек накакал. Это надо понять и принять. Лучше принять сразу, без изматывающих душу рефлексий. Вот я утром поднимаюсь с постели, и весь мой впечатляющий выбор: чистить зубы или не чистить? От такого изобилия глаза не разбегутся! У красоточки средней руки, зашедшей в шляпный отдел среднего универмага, возможности поиграться с вариантами неизмеримо шире, чем у маститого литератора или скромного служащего Департамента Безопасности… Принял, мин, как бы, местечковый херц?

Продемонстрированным в улыбке Микиным зубным рядам позавидовали бы не только беззубые маститые литераторы или красотки средней руки, но и холёные победительницы конкурсов на звание Мисс Вселенная. Впрочем, в одной из победивших лет двадцать пять назад на этом конкурсе женщин такое отрицательное чувство, как чёрная зависть к Михаилу Флыснику, не могло воспламениться в принципе: матери обычно не завидуют своим сыновьям, а искренне радуются их победам, достижениям и успехам.

– Ограниченное число сюжетов нам на руку: мы можем попробовать

просчитать, что нас ожидает, – лукаво объявил имевший весьма неплохую наследственность Мика.

– Как сказал господин Псевдоквазер: рыба плавает в воде, – ехидно прокомментировал Ольгерт. Он помолчал и добавил более серьёзно: – Кстати, как бы ни был мне несимпатичен директор ИТК, он, к сожалению, прав, утверждая, что надо без колебаний ликвидировать чужака. Так сказать, пришить пришельца. – Он хохотнул: – «Пришить пришельца» – неплохое название параллельного отчёта!.. Я даже знаю, почему мне не нравится плешивый циник-теоретик: я, волосатый циник-практик, разглядел в нём негативную часть своего «натюрмордного» автопортрета и стыдливо избегаю повернуться лицом к раннему себе. Как говорится, типичная история. Многие люди легко идут на мокрое дело, но терпеть не могут, когда на них навешивают ярлык убийцы. Самый грязный шпион недовольно морщится, если его называют шпионом. Даже собака не переносит, когда её именуют собакой, да ещё, упаси Бог, с издевательскими интонациями. Я бы хотел быть хорошим и добрым, но к сожалению, никогда не стану таким. В моём «захристовом» возрасте трудно поверить в чистоту людских, а тем более нелюдских помыслов. Хотим мы этого или не хотим, но ксенофобия является повивальной бабкой современной цивилизации…