Страница 2 из 15
Перебежав мост, подружки приблизились, едва не сбив Владиславу с ног, стали наперебой галдеть и дёргать подругу.
– Ой, Владиславааа, гости какие у нас дорогие, где же ты бродишь-то, волчица? Ты такое пропустила! – закатила глаза рыжеволосая Купава, хватая руку Владиславы и прижимая к своей груди.
– Матушка твоя кликала, звала, а тебя и нет кругом, – наморщила носик Полеля, но тут взгляд её упал на корзину с грибами.
– Да ты в лес никак ходила! – воскликнула она, вскидывая светлые брови, округляя глаза. – С ума сошла! Да кто ж тебе велел? Кто же пустил? Неужто не испугалась душегубов поганых? – сокрушилась подруга, вздорно откидывая светлую тяжёлую косу свою за спину.
Не даром назвали её Полелей, потому как родилась она на поле, и волосы были её, что колосья пшеничные, а нрав весёлый и задорный. То ли дело Купава, строгая веснушчатая девица с холодными, синими, как лёд, глазами.
– Да тише ты, неугомонная! – одёрнула Купава Полелю. – Ведь услышат.
И правда, не берегу люди уже посматривали в их сторону.
– Ну и ходила, и что? – усмехнулась Владислава, – Не боюсь я ничего, да и не тронет меня никто.
Что в лес она ходила без спроса у матушки, то правда, но, если с другой стороны судить, взрослая уже, своей головой пора думать да дороги выбирать. Владислава обратила зелёные глаза на подружек и напомнила:
– Кто там пожаловал к нам?
Полеля тут же откликнулась и подразнила сперва:
– А ты как думаешь, угадай?
Повисло молчание. Владислава даже не пыталась представить, кого можно встречать всей весью, разве только…
– Сам князь Саркилский Будевой пожаловал к нам! – воскликнула Полеля, не выдержав затянувшегося молчания, спеша похвастаться, сняла с языка предположение Владиславы.
У той так и потемнело в глазах. Удивила её новость нежданная, и одновременно с сердца отхлынул страх. Она-то испугалась уж… а чего – непонятно. Хотя как же, ясно чего – давно матушка поговаривала, что сосватать она желает Владиславу, уже и года её подошли. Вот же трусиха, не пристало ей, дочери обавницы, страшиться женихов разных. Однако что же князю понадобилось от матушки её? Ведь гость важный был впервые на их пороге.
– Тут такое было! – продолжила Полеля, которой и знай только поболтать бы. – Дружина собралась, волхв да старейшина. Встречали князя чинно.
– Хлебом да солью, – подхватила Купава.
– А князь-то, только взором повёл и, отказавшись от застолья богатого, которое быстро собрали наши бабы Калогостские, с Омелицей уединился в тереме, – протараторила Полеля.
– Как это? – не поняла Владислава. – Что значит – уединился? – хлопнула она ресницами.
Подружки переглянулись и захихикали тихо.
Не понравилось Владе, как смеются они над ней, просмеивая её матушку, даже пусть и в шутку. Всем было известно, что обавницы могли иметь не одного мужа, и сами они выбирали себе жениха. В других землях за блудниц бесстыдных принимали… Но Владе нужен только один…
– Да не злись, – первой затихла Купава, встретив гневный взгляд Владиславы. – Но долго они уже там, о чём разговор ведут – нам неведомо.
– Омелица отчаялась тебя искать и нас за тобой послала.
– Так чего же ждать, пошли, – сказала Владислава, вырываясь из рук подруг.
А у самой в груди тревога забилась. Для чего она так нужна матушке?
Так и шагала Влада, раздумывая, не смотря в глаза горожанам, что толпились у ворот её. Они между собой переговаривались, смотрели на Владиславу. А та заметила, что многие девицы успели даже нарядиться в расшитые платья и понёвы, мужи держали в руках серебряные криницы на случай, если князь захочет испить в дорогу. Никто не осмелился окликнуть, остановить Владиславу, ведь не знали они, зачем пожаловал Будевой в их глухомань, и тревожно всей весью ожидали, когда выйдет к ним князь.
Как только девицы вступили на широкий двор, столкнулись с всадниками, которых было с десяток, не меньше. Заполонили они всю площадку хозяйскую, что вдруг тесно стало.
Владислава так и окаменела. Всё бы ничего, ведь разные гости приезжали в Калогост, да только не были те так богато наряжены: в кафтаны бархатные, сапоги кожаные с высокими голенищами, в шапки куньим мехом наружу. Как ни богат и сыт был острог, такого богатства никто из здешних не носил. Лошади не меньше нарядны: сбруи бахромой увешенные, золотыми дисками сверкают, что глаза слепит.
Княжеская свита вся как один повернулась к воротам, смеряя трёх девиц суровыми, а затем вдруг разомлевшими взглядами. Между собой переглянулись и заулыбались, не сразу Владислава поняла, что могло так заинтересовать их да потешить. Обернулась. Белокурая Полеля и рыжая Купава легонько подтолкнули подружку свою к порогу, а сами давай глазками стрелять на статных молодцев, те и улыбались им.
– Ты ступай, а мы тебя здесь подождём, – шепнула Полеля, румянясь на глазах.
Купава же застенчиво опускала ресницы под взглядами витязей.
И только тут поняла Владислава, какое счастье привалило молодым да незамужним подружкам. Усмехнулась, расправила плечи и глянула на всадников, рассматривая их с большим интересом. Что и говорить, какими бы красивыми и пригожими ни были местные юноши, всё одно не под стать крепким витязям. Все широкоплечи и удалы, иные даже вовсе без бород, светловолосы и сильны. Всадники все как на подбор вооружены до зубов саблями, луками, топорами да секирами. И дивно стало от их вида Владиславе, никогда она не рассматривала так близко княжескую свиту, разве что на ярмарках в стольном городе, да и то издали.
Влада обернулась к подругам.
– Как бы вы не растерялись в выборе своём, – усмехнулась она и мерно, будто сама княжна, зашагала к порогу под пристальными взглядами витязей.
Ощущая всем своим естеством их восхищение и пристальное мужское внимание, Владислава тут же почувствовала своё превосходство, а внутри сила её женская так и возросла. Вспомнила она, насколько хороша собой. И, чтобы ещё больше раздосадовать подружек, да напомнить им злорадство их, стрельнула глазами на молодцев, приковывая к себе их внимание, так, что те зачарованно смотрели только на неё, позабыв поприветствовать, будто видели не обычную девицу, а что есть богиню Зарницу5, напрочь позабыв о девках, что ждали у ворот.
Влада опустила ресницы, рассеивая чары, быстро высвободила их души. Теперь не позабудут они её взгляда никогда. С улыбкой прошла она за порог, стараясь не показывать, как сжимается и колотиться всё внутри от волнения. Зашла в полутёмные сени, захлопнув за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, закрыла глаза, чувствуя, как отнимаются ноги и трясутся колени. А от чего, сама не знает: то ли от волнения перед встречей с князем Будевоем, то ли… Владислава покачала головой, провела по взмокшему лбу ладонью, честно признаваясь самой себе, что хотела бы она остаться с подружками там, за дверью.
В сенях пахло овчиной и пылью. В темноте успокоившись, Влада выпрямилась и вслушалась. Из горницы не исходили никакие звуки. Пусто, что ли? Она опустила полную лесных грибов корзину на лавку, осторожно зашагала к двери на ослабших ногах, скрипя половицами. В полном молчании вошла в дверь, окинув одним взглядом залитую светом горницу, тут же выхватывая в золотистой дымке два силуэта.
Матушкин тонкий стан она угадала бы даже в кромешной тьме, по одному только дыханию. Князь Будевой стоял у окна подобно каменной глыбе, едва не подпирая макушкой потолок, так он был высок, статен и могуч. Облачён был в дорогое красно-бурое корзно6, и цветную рубаху с вышитыми воротом и рукавами, а поверх рубахи – кольчуга из тонких серебряных колец, что переливалась чешуёй.
Омелица заметила Владиславу первая, обратив на дочь такие же зелёные, но мудрые глаза, сжала тонкие губы. У Владиславы они были пухлее, видимо не передалась ей эта черта от матери. Оно и хорошо, ведь когда матушка сжимала так губы, то сразу её лицо становилось строгим, от того и потемневшим. Нет, Омелица не была стара, её возраст как раз тот, когда женская сила достигает самого цветения. Красота её была раскрытой, полной, благоухающей, а все движения плавны и зачарованно манящи, что глаз невозможно оторвать. Матушка рядом с князем выглядела ничуть не хуже княгини, даже во сто крат лучше. От этого замечания Владислава и сама вытянулась, силясь быть под стать матушке.
5
Зарница – управительница зари, богиня рассвета, утренней зари, начала дня.
6
Корзно – плащ с меховой опушкой.