Страница 5 из 7
Глава 4
Хелтон-холл был огромным, величественным и довольно мрачным замком на севере Англии. Стены в нём были из серого камня, крышу покрывал серый шифер, вдоль террасы выстроились серые каменные статуи богов и богинь с облупившимися злыми лицами. В Хелтоне было тринадцать спален, конюшни, надворные постройки и озеро, в котором когда-то утопился фермер. Длинная подъездная дорожка, посыпанная серым гравием, упиралась в большие железные ворота с острыми шипами – в старину на такие обычно насаживали человеческие головы. На колоннах по обе стороны от ворот восседали свирепые каменные грифоны с маленькими глазками и грозными клювами.
Хелтон-холлом уже несколько столетий владело семейство Снодд-Бриттлов. Им принадлежал не только замок, но и большая часть деревни вместе с фермой. Испокон века Снодд-Бриттлы чрезвычайно гордились своей фамилией, хотя кому-то может показаться, что гордиться тут особо нечем. Девиз на родовом гербе гласил: «Пятой врагов попираю», и если кто-нибудь из Снодд-Бриттлов осмеливался вступить с брак с «неотёсанной деревенщиной», его навечно изгоняли из Хелтона.
Но затем на именитый род посыпались беды и злоключения. Старого Арчи Снодд-Бриттла, большого любителя охотиться на крупную дичь, насмерть забодал носорог. Его сын, Берти Снодд-Бриттл, погиб, поднявшись в небо на воздушном шаре: его подстрелила какая-то сумасшедшая, которая приняла воздухоплавателя за пришельца из космоса. Сын Берти, Фредерик, удавился собственным галстуком. (Он гонялся по прачечной за служанкой, и его галстук случайно попал в бельевой каток).
Хелтон перешёл по наследству к кузену Берти. Тот был не слишком умён и прыгнул в бассейн, не заметив, что там нет воды. Сын кузена умер от удара молнии: бедолага прятался от грозы под единственным на много миль деревом, торчавшим в чистом поле, как свечка.
К счастью, сын кузена успел жениться и обзавестись детьми, однако неудачи по-прежнему преследовали Снодд-Бриттлов. Старший отпрыск свалился со скалы в Шотландии, когда полез в орлиное гнездо за яйцами; моторная лодка среднего брата на слепом повороте врезалась в нефтеналивной танкер; младшего пристукнула скалкой деревенская старуха, у которой он как владелец поместья попытался отобрать дом.
С его смертью эта ветвь семьи засохла, и адвокатам пришлось изучать фамильное древо, чтобы определить следующего наследника. По всему выходило, что им станет Фултон Снодд-Бриттл, внук Ролло, младшего брата Арчи. Фултон зорко следил за судьбами родственников, покуда те ныряли в пустые бассейны, умирали от удара молнии или скалки в руках разъярённой старухи, и уже готовился вступить во владение Хелтоном, когда адвокаты вдруг сделали совершенно неожиданное открытие.
Оказалось, что у Арчи был еще один брат по имени Джеймс, родившийся прежде Ролло. Джеймс рассорился с семьёй, сменил фамилию и уехал за границу, где и прожил до самой смерти. Теперь же выяснилось, что у Джеймса есть правнук, совсем ещё маленький, не старше десяти лет. Он был сиротой и почти с самого рождения находился в детском приюте в Лондоне. Звали его Оливер Смит, и тот факт, что он законный и полноправный владелец Хелтон-холла, не подлежал сомнению.
Новость быстро разнеслась по Хелтону.
– Прямо как в сказке, – сказала жена кузнеца.
– Представляю его мордашку, когда он об этом узнает, – сказала почтмейстерша.
Потрясены были все, даже управляющий банком, который вёл финансовые дела Снодд-Бриттлов, и мистер Норман, семейный адвокат.
– Невероятно, – покачал головой управляющий банком. – Мальчик воспитывался в сиротском приюте. Как же он будет справляться? Надеюсь, его документы не вызывают подозрений?
– Ни малейших. Я всё проверил. Конечно, придётся назначить опекуна. – Поверенный вздохнул. Введение ребёнка в право владения Хелтон-холлом означало массу бумажной работы.
Лексингтонский детский приют располагался в бедной части Лондона, рядом с железной дорогой и фабрикой по производству запчастей для стиральных машин и холодильников. Здание покрывал слой сажи, а вместо кроватей в детских спальнях стояли старые армейские койки. О мягких коврах в приюте даже не слыхали; голая холодная плитка на полу во многих местах потрескалась. Стулья были сплошь колченогими, а единственный телевизор – таким древним, что никто не мог разглядеть, цветная картинка на экране или чёрно-белая.
У сирот в этом приюте была своя странность: они не хотели, чтобы их усыновляли. Прослышав о том, что кто-то намерен приехать и забрать одного из воспитанников, дети моментально прятались по углам или притворялись больными, а самые капризные бросались на пол и бились в истерике. Люди со стороны не понимали, в чём дело, но объяснялось всё очень просто. Несмотря на обшарпанные стены и захудалую обстановку, сиротам в приюте было хорошо и они считали его родным домом.
Дети в этом месте собрались самые разные, но почти каждый имел свой небольшой изъян, и, возможно, от этого они относились друг другу добрее, чем если бы были крепкими здоровяками. Гарри так сильно заикался, что разобрать его речь было невозможно, а Тревор потерял в катастрофе не только родителей, но и кисть руки. Нонни в свои почти десять лет всё ещё писалась в кровать; Табита испытывала болезненное пристрастие к чужим вещам: они просто оседали в её сундучке и больше уже не возвращались владельцам.
В свою очередь, Оливер, считавший, что его фамилия Смит, страдал астмой. Недуг впервые проявился у него в трёхлетнем возрасте, после гибели родителей. Доктор уверял, что мальчик должен перерасти болезнь, однако ощущение нехватки воздуха порой бывало очень неприятным и страшным.
Впрочем, большую часть времени Оливер чувствовал себя хорошо. В Лексингтонском приюте было кое-что, искупавшее все его недостатки, – убогость, грохот поездов и чёрный дым из фабричных труб. Позади здания располагалась площадка, на которой любой воспитанник, если ему того хотелось, мог разбить собственный маленький садик. Директриса подобрала и выходила попавшую под машину трёхногую дворняжку – умная, отважная собачка теперь жила вместе с детьми, – и завела кур-бентамок, которые, хоть и нечасто, но всё же неслись. У Тревора была морская свинка, у Нонни – кролик, у Дурги – говорящий скворец (хозяйка научила его исполнять непристойную песенку на языке урду), а главное – все воспитанники держались вместе. В приюте никто не испытывал одиночества. Перед сном, лёжа на узких армейских койках, дети рассказывали друг другу истории, делились планами, и, если вдруг оказывалось, что кто-то плачет в подушку, а Директрисы рядом нет, всегда находился друг, готовый утешить и рассмешить плачущего.
Для Оливера все воспитанники приюта были братьями и сёстрами, Директриса, хоть и не могла заменить родную мать, была доброй и справедливой. На свете не было собаки лучше Мухи, резво носившейся на трёх лапах, и каштанов вкуснее тех, что дети сбивали со старого дерева у реки. Когда же на грядках Оливера вырастали горчица и кресс-салат и зелёные листики шли на бутерброды, которыми все угощались во время вечернего чая, мальчуган испытывал такую радость, точно выиграл главный приз на Цветочной выставке в Челси.
И вот представьте, каково было Оливеру, когда в один прекрасный день Директриса уединилась с ним в своём кабинете и сообщила, что его фамилия вовсе не Смит, а Снодд-Бриттл, и что отныне он полновластный владелец Хелтон-холла.
Директриса очень тщательно подбирала слова, но Оливеру всё равно сперва показалось, будто над ним подшутили, только вот Директриса не имела привычки разыгрывать своих подопечных, и если это всё же был розыгрыш, то весьма скверный.
– Оливер, перед тобой открываются прекрасные возможности, – продолжала Директриса. – Там ты сможешь помогать людям и совершать множество добрых дел.
Она попыталась улыбнуться, и мальчик в ужасе посмотрел на неё большими карими глазами. Худенький, с тонкими ручками и мягкими рыжевато-коричневыми волосами, он совсем не походил на хозяина огромного особняка.