Страница 26 из 32
Повар в высоком белом колпаке тщетно пытался объяснить последовательность доведения полуфабриката до съестного состояния, но голова болела от вчерашнего непомерного возлияния, а когда поправилась, я проглотил бы не только бифштекс, перемолотый в манную кашу, но и кусок сырого мяса, даже несоленого.
Аэродромы – не люди, они не имеют национальности, и каждый в своём составе оборудован типично. Есть взлётно-посадочная полоса, окаймлённая световыми огнями различного предназначения, дальний и ближний приводы для захода на посадку в простых и сложных метеорологических условиях, система пеленгации и, конечно, стартовый командный пункт во главе с руководителем полётов.
В стороне от ВПП расположены ангары для ремонта и хранения техники, где находятся, кроме прочего, инженерные каптёрки с запасными частями различного предназначения.
От немцев в наследство полякам досталась бетонированная полоса и два громадных высоких ангара, остальную технику перебросили из Союза. Вертолётов в полку немало, и для каждого была определена стоянка под открытым небом. Вертушки были всегда зачехлены, если не летали или на них не производились регламентные работы.
Кроме нашего полка на аэродроме базировалась отдельная транспортная эскадрилья, оснащённая летательными аппаратами типа «АН-2» и «Ил-12». Как правило, самолёты были в разлёте и вместе собирались только по праздникам.
Штурман нашей эскадрильи Иван Иванович Агафонов уверял, что на «Ли-2», списанном за древностью, но ещё стоящем на приколе в сторонке от всех, в сорок четвёртом году он вывез золотой запас Чехословакии.
– Ровно тысячу двести килограммов, тютелька в тютельку, доставили из Праги прямо в Москву, – с гордостью говорил майор, словно золото принадлежало ему лично. Как специалист, он был профессором своего дела, а как человек – прост и доступен, и пользовался непререкаемым авторитетом в разрешении конфликтных ситуаций. К «Ли-2», на котором летал в войну, он относился, как к старому другу, и высказывал надежду, что найдётся какой-нибудь умный человек и определит заслуженную машину в музей авиации.
Умник нашёлся, только не из историков, а из вполне предприимчивых поляков.
В один из воскресных августовских дней ранним утром часовой задержал грабителя, который на быках решил угнать знаменитый самолёт со стоянки. Когда разбойника доставили в караульное помещение, он стал божиться, что не совершал противоправных действий и купил машину вчера вечером у русского жолнежа. Вычислить часового, стоящего в указанное время на посту, для начальника особого отдела полка старшего лейтенанта Папшева не составляло труда.
– Та я шо ж, – с готовностью вытащил пачку денег солдат с явно украинским акцентом, – пошутковал. Вин дае мэни гроши, я и взял.
Незадачливому бизнесмену вернули деньги, солдата сняли с наряда и здесь же посадили на гауптвахту, а инцидент использовали в дипломатических дискуссиях с местными властями.
Не всегда, однако, солдатские шуточки обходились мирными путями. Месяца через три двое архаровцев, возвращаясь в казарму с ближней приводной радиостанции, повстречали поляка из рядом расположенной деревни. Поляк попросил помочь забить быка за приличное вознаграждение.
– Нет проблем, отец, – почуяв халтуру, обрадовались ребята и рано утром явились по указанному адресу.
Бык – животное серьёзное, при случае может и на рога поднять, поэтому, чтобы свести риск к минимуму, солдаты раздобыли у друзей двухсотграммовую тротиловую шашку, бикфордов шнур и детонатор. Поляк засомневался было в благополучном исходе авантюрной затеи, но солдаты уверили, что взрыв будет направленным и что всё будет о,кей. Сообразили, однако, что забивать скотину во дворе опасно, и привязали её на всякий случай к одинокому дереву, стоящему на огороде. Рассчитали, казалось, всё, заботливо закрепили брусок тола на лбу приговорённого, но бык повёл себя непредсказуемо. Когда запалили шнур и отбежали на приличное расстояние, испуганный огнём и дымом, он начал мотать головой из стороны в сторону, сорвался с привязи и кинулся в хлев. И как только исчез в проёме ворот, тут и ахнуло! Да так, что прихватило на тот свет ещё полдесятка бурёнушек, не пожелавших идти на похороны мужа, а хлев раскидало по брёвнышку.
Когда этот случай получил огласку, вся Группа войск потешалась от смеха, а потерпевший выставил счёт за причинённые неудобства, и солдаты отстроили животноводу новое подворье, возместили материальный ущерб в троекратном размере, а исполнителей упрятали в дисциплинарный батальон на три года.
Поляки за личную собственность постоять умеют, и даже за случайно задавленную русской машиной курицу требовали баснословную, словно за дойную корову, компенсацию, скрупулёзно подсчитав, сколько бы пеструшка могла снести за свою жизнь яиц, оставшись в живых. А куры у поляков сплошь долгожители…
Газета «Знамя Победы» отыскала меня по своим журналистским каналам. Моё имя, оказывается, уже муссировалось среди сотрудников армейской прессы. Осознание того, что где-то далеко у меня есть неизвестные доброжелатели, подливало топлива в тлеющий костерок тщеславия.
Письмо со штемпелем издательства вместо обратного адреса вызвало у обитателей гостиницы неподдельный интерес. Конверты с таким оформлением сюда не приходили. Мне не хотелось афишировать свою причастность к журналистике перед разудалой публикой, ревниво относящейся к успехам соплеменников и порождающей зависть, и я придумал версию, что консультировался у специалистов по вопросу оказания социальной помощи престарелым родителям.
Собственно, я был недалёк от истины. Мать с отцом и с младшим сыном навсегда оставили постылый барак на Урале, перебрались в родной Сталинград и испытывали острую потребность хоть в каком-то угле и прописке. Без жилья не было прописки, без прописки не было работы. Читай хоть спереди, хоть сзади, а получается замкнутый круг, разорвать который простому мещанину невозможно. Правда, мать со свойственной ей активностью нашла небольшую комнату на Красном Октябре и даже прописалась на правах дальней родственницы хозяйки, но площадь была ведомственной, и заводской адвокат из кожи лез, чтобы выгнать её на улицу. И начались судебные тяжбы, опустошающие и без того тощий кошелёк ответчика и выматывающие ему нервы.
Чтобы как-то свести концы с концами, отец нелегально устроился грузчиком на винный завод и был и сыт, и пьян и нос в табаке. Однако его постоянные приходы домой навеселе матери никак не нравились, и, несмотря на приличную зарплату, она заставила его уволиться.
Юра заканчивал учёбу в музыкальном училище по классу баяна и по совместительству устроился преподавателем в музыкальную школу на полставки. Какой ни на есть, а всё же денежка.
В промежутках между судебными разбирательствами мать приторговывала на местном базарчике жареными семечками и вяленой рыбой.
Отец стал разнорабочим в продуктовом магазине, но не ужился в коллективе. Как-то раз он застукал старшего продавца за разбавлением сметаны кефиром, и со свойственной ему прямотой высказал всё, что он о ней думает…
Вместо ответа на предложение сотрудничать я послал в редакцию зарисовку о майоре Агафонове, и когда её опубликовали, Иван Иванович проникся ко мне чувством отеческой признательности.
Дня через три меня, как автора, пригласили к Омельченко. Начальник политотдела высказал удовлетворение по поводу выхода в свет первого материала, но настоятельно рекомендовал впредь обговаривать с ним намеченные мной планы. Такая постановка вопроса меня не устраивала. Я понял, что наш идейный бог решил посадить меня под колпак, и что я буду плясать под его дудку. Однако я не стал высказывать свои догадки вслух, в принципе согласился с его доводами, но заметил, что журналистика – дело творческое, и не всегда удаётся совмещать желаемое с экспромтом. И потом иногда возникают темы, не терпящие отлагательства.
Не дразните гусей, господа! Да и есть ли в этом необходимость? Крикливая и агрессивная птица переорёт самых лучших ораторов. Не зря бытует мнение, что они спасли Рим.