Фабий Байл. Прародитель

— Две птицы. Их убивают одним камнем. Поговорка монкей, верно? Она так хорошо сюда подходит. Где Касперос Тельмар, Царь Перьев? — спросил голос со всех сторон одновременно. — Ты знаешь, что с ним? Тебя это беспокоит?

— Нет, — ответил Байл, знаком приказывая замолчать Савоне, которая собиралась вмешаться, — Как и тебя, раз ты здесь.

Клубы плотного светящегося тумана выплыли из-за деревьев и потянулись в их сторону.

— Два представления за одну ночь. Одно личное, другое публичное. Одно тихое, другое громкое.

— Две птицы одним камнем, — отозвался Байл. Опять раздался смех. В боку вспыхнула боль. Шприцы тут же вонзились в него, заглушая ее. Сейчас он не мог позволить себе отвлекаться. Сейчас все было иначе. Они не собирались дразнить его и уходить, едва успев появиться. Нет, это был последний акт представления.

— Верно, верно, — сказал ксенос, аплодируя.

— Представься. Я хочу видеть лицо своего мучителя, — сказал Байл.

— Нет лица, нет лица, но есть имя, конечно… Силандри Идущая под Пеленой к твоим услугам, главный апотекарий, — ответили ему, — Или лучше лейтенант-командующий?

— Идущая под Пеленой — более фальшивое имя и представить сложно, — ответил Байл. Тень скользила с одной блестящей ветки на другую, и целеискателям никак не удавалось взять ее в фокус. — И мне больше нравится «Прародитель».

— Скорее роль, а не имя. Роль всей жизни. Я — это она, а она — это я. А ты монкей, — По роще разнесся смех, и не от одного противника, а от многих. Слишком многих, — Прародитель… Высокомерный ты монкей, Владыка Клонов. Всегда пытаешься заполучить то, что тебе не принадлежит и чего ты не заслуживаешь. Как жадный ребенок, который тянется за сладостями.

— Так объясни мне, что происходит, раз я ребенок. Или успокой, мне неважно. Дай мне то, чего я хочу, и я уйду, — сказал он, всматриваясь в кристаллический лес. Арриан по его знаку двинулся вбок, держа клинки наготове. Савона и ее воины разошлись по роще. Узники Радости выглядели настороженными, но одновременно радостными. Они едва не пускали слюну, глядя на миллионы камней душ, которые усеивали стены огромного сада. Саккара остался на месте, продолжая читать молитву, чтобы демоны в его склянках успокоились. Те жадно вопили и кидались на стеклянные стенки, отчего символы странно мигали. Они чуяли запертые в саду души и изнывали от желания их съесть.

— Объясни, успокой, намекни, отомсти… Как ты думаешь, Свежеватель, что мы тут делаем? Как ты думаешь, Патер Мутатис, почему мы позволили тебе зайти так далеко?

— Если честно, я об этом не думаю, и о вас тоже, — ответил Байл, — У меня есть заботы поважнее, чем интриги ксеносов.

— Ложь, ложь, — пропела эльдар. Тогда Байл наконец ее увидел: та сидела наверху, на ветке, была одета в тряпки изумрудного, черного и золотого цветов, а из-под капюшона в желто-фиолетовых ромбах выглядывала зеркальная маска. В тонких руках ксеноса был длинный посох.

Байл вскинул игломет «Ксиклос» и выстрелил, но арлекинесса исчезла прежде, чем иглы ударились о кристаллический ствол. В воздухе разлился тихий стон. Он обернулся.

— Правда, ложь — сейчас ничто из этого не имеет значения. Выходи, и узнаешь истинную суть боли, — бросил Байл. Он был зол, сам не зная почему. Все понемногу становилось ясно. «Почему мы позволили тебе зайти так далеко?»

Байл замер.

— Почему? — проговорил он. То есть это была ловушка? Если так, когда ее устроили? На Грандиозной? Или раньше?

— Почему ты спрашиваешь «Почему»? — засмеялась эльдар, прыгая с ветки на ветку и всякий раз ускользая из-под взгляда. — Ты боишься темноты, главный апотекарий Фабий? Что ты видишь в глубине теней?

— Ничего, что бы тебя касалось, ксенос, — ответил Байл, решив не тратить время на попытки отследить ее. — Если ты здесь не для того, чтобы мешать нам, убирайся. А если для этого…

— Мы здесь для этого, и танец уже начался.

Тонкое существо спрыгнуло на землю позади него и раскрутило посох. Заревели болт-автоматы, Арриан что-то закричал. Разноцветные призраки выпрыгнули из-за деревьев и побежали, поскакали, покатились к ним, как поток переливающейся воды.

Байл заблокировал посох, устремившийся к его черепу, но эльдар тут же уклонилась от иглы из пистолета. Его целеискатель не поспевал за ней, а собственных рефлексов в сочетании со стимуляторами едва хватало на то, чтобы блокировать удары и контратаковать. Длинные тени кристаллических деревьев окутывали его, словно шелковые занавеси, развевающиеся от движений теневидицы. Он уловил движение в этих тенях. Ксеносы брали его в кольцо, отрезали от остальных. Звуки боя утихали, и вскоре он не слышал ничего, кроме скрипа кристаллических ветвей и шепота давно умерших ксеносских провидцев.

Байл обернулся, пытаясь отыскать своего противника, но каждый раз в коре деревьев отражалось другое лицо. Все принадлежали ему, но были разными. Одни были моложе, другие старше. Одни были такими же совершенными, каким он себя помнил; другие — такими же уродливыми, каким он боялся стать. Но все они стояли в кристаллическом лесу, все они замерли в одном мгновении и все говорили одновременно. Собственный многократно усиленный голос превратился в сплошной гул, впивающийся в мозг. Байл схватился за голову, ничего не соображая от шума.

В сознание сплошным потоком хлынули сцены. Победы и поражения, рождения и смерти — клубок возможностей, расширяющийся во все стороны. Он увидел, как ангел в красном сбрасывает его с высоты, и почувствовал, как тонкие руки Мелюзины ломают ему, закованному в цепи, шею. Он услышал собственный крик, когда на скотобойне Терры в него впились зубы его измученных созданий, и ощутил вонь гниения, когда болезнь, пронизавшая все клетки его тела, все-таки настигла его и превратила в безумную развалину.

Сцен было все больше, и они мелькали все быстрее. Он увидел себя, вновь облаченного в пурпур и золото и ведущего остатки Третьего легиона в бой под званием лейтенант-командующего Фабия. И Око рыдало огнем, смотря, как идет на войну единый легион Детей Императора. Гордых, совершенных, непобедимых. Но он также видел, как умирает на когтях Абаддона, как разрывают ему сердца, как уничтожают его клонов и сравнивают с землей его апотекарион. Он видел, как кольца Фулгрима сжимаются вокруг его трескающихся костей, и слышал обвиняющий шепот своего генетического отца. Он слышал смех демонов, рвущих его душу на куски, и крики богов, горящих на его костре. Он видел сотни тысяч возможных путей и сотни тысяч вариантов будущего.

Но всех их объединяло одно. Если он примет командование, то останется жив. Но если продолжит идти нынешним путем, то погибнет. От рук врагов, подопечных или даже своих собственных — но смерть была неизбежна.

Все это время его другие «я» не замолкали, моля стать ими или любой ценой избежать их судьбы, убить себя, бежать, принять командование. Тысячи противоречивых желаний тянули его в тысячи сторон. Кто он на самом деле? Какой Фабий стоял здесь? Он упал на колено. На губах ощущался вкус крови. Хирургеон шипел и размахивал лапами, чувствуя, как все его жизненные показатели катятся вниз. Сердца содрогались внутри своей костяной клетки. По телу разливалась обжигающая и очищающая боль. Только боль была реальна. Боль станет нитью, которая приведет его к выходу из этого лабиринта.

Байл с криком выгнулся, поднял посох и с такой силой обрушил его на психокостный пол рощи, что тот треснул, обнажив светящуюся бесконечную сеть. Из глазницы посоха хлынул алый свет, прогоняя тени и вероятности. Над головой кричали деревья, и он был рад это слышать.

Он выдернул оружие из пола и, содрогаясь всем телом, встал. На навершии посоха дымились кусочки бесконечной сети. Он рассеянно собрал их.

— Неужели вы думали, что сможете сломать меня видениями? — спросил он. — Вариантами и возможностями?

— Бесплодная цель для бесплодной души, — печально ответили из теней, — Ты цепляешься за свои лохмотья, боясь принять свою судьбу. — Эльдар медленно обошла его по кругу, крутя в руках посох, — Мы позволили тебе зайти так далеко, потому что ты должен был увидеть, что трон перед тобой — это единственный путь…