Страница 28 из 36
В умах наших командиров сражение с бурами настолько тесно связалось с горами, что, даже зная о том, что по плато вьется река Моддер, они не подумали о возможности встретить сопротивление именно там. Так сильна была уверенность в себе или так слаба разведка, но равные по численности силы противника (со множеством орудий) сосредоточились на расстоянии семи миль, а наступление велось без какого-либо учета предстоящей битвы. Очевидное даже для штатских людей предположение, что река – место, на котором весьма вероятно встретить упорное сопротивление, казалось, совсем не возникало. Возможно, несправедливо винить генерала за этот факт. У каждого человека вызывает сочувствие благородный и смелый воин. Рассказывают, как во сне генерал кричал, что ему «следовало взять с собой те два орудия». Однако здравый смысл отказывается допускать, что ни кавалерия, ни разведывательная служба не виноваты в столь абсолютном неведении.[40] Утром во вторник 28 ноября британские войска получили приказ выступать немедленно, а завтракать, когда дойдут до реки Моддер, – мрачная шутка для тех, кто выжил и может ее оценить.
Накануне ночью к армии подошло желанное пополнение – Аргайллский и Сатерлендский хайлендские полки, компенсировавшие потери недели. Утро было безоблачное. В высоком голубом небе сияло яркое солнце. Солдаты, хотя и на пустой желудок, шагали весело, выпуская дымок своих курительных трубок. Их ободряло, что смертоносные холмы на время остались позади, а большое плато постепенно понижалось туда, где линии зелени обозначали течение реки. На противоположном берегу виднелись отдельные строения. Одно здание работники из Кимберли использовали в качестве места отдыха в выходные дни. Довольно большая гостиница стояла мирная и безобидная, глядя открытыми окнами в милый сад. Однако и у окон, и в саду притаилась смерть. Маленький смуглый человек, который в дверях разглядывал в бинокль приближающуюся колонну, был орудием смерти – наводящим ужас Кронье. Ему помогал человек, которому предстояло надолго зарекомендовать себя еще более суровым. Семитское лицо, нос с горбинкой, густая борода, орлиный взор, потемневшая от жизни на равнине кожа – это был Деларей, один из тройки боевых командиров, чьи имена навсегда будут связаны с доблестным сопротивлением буров. Тогда Деларей являлся советником, главнокомандующим был Кронье.
Кронье расположил свои силы и мастерски, и необычно. Вопреки привычной военной практике при обороне рек Кронье замаскировал своих солдат на обоих берегах. Утверждают, что он расположил тех, в чью стойкость верил меньше, на британской стороне реки, чтобы они могли отступать лишь под обстрел своих непоколебимых товарищей. Окопы вырыли с учетом уклонов земли, так что в некоторых местах можно было обеспечить тройную линию огня. Артиллерия, состоящая из нескольких тяжелых орудий и пулеметов (в том числе одной адской счетверенной малокалиберной зенитной установки), была искусно размещена на дальнем берегу. Она обеспечивалась не только котлованами, но и резервными укрытиями, чтобы орудия можно было быстро переместить, когда их расположение будет установлено. Ряды окопов, довольно широкая река, новые ряды окопов, укрепленные дома и хорошая артиллерия, прекрасно управляемая и прекрасно расположенная. Маленькую отважную британскую армию ждала серьезная работа. Глубина оборонительной позиции составляла от четырех до пяти миль.
Здесь в голову каждого штатского читателя должен прийти естественный вопрос: зачем вообще нужно было атаковать эту позицию? Почему мы не форсировали реку выше, там, где не было таких сложных преград? Ответ (насколько вообще можно ответить на этот вопрос), должно быть, состоит в том, что мы так мало знали о дислокации врага, что оказались безвозвратно втянутыми в бой, прежде чем это поняли. Тогда отводить армию стало опаснее, чем идти в атаку. Отступать по открытой местности тысячу ярдов – значит идти на верную гибель. Самым разумным и лучшим решением было довести дело до конца.
Смуглый Кронье все еще выжидал, размышляя в саду гостиницы. По полю продвигались ряды пехоты. Бедные парни, прошагав семь миль на горном воздухе, мечтали об обещанном завтраке. Была четверть седьмого, когда наши уланские дозоры обстреляли. Между солдатами и завтраком встали буры! Артиллерия получила приказ готовиться к бою. Гвардейцев выслали вперед на правый фланг, 9-ю бригаду под командованием Поула-Кару – на левый, вместе с только что прибывшими аргайллскими и сатерлендскими хайлендерами. Они гордо пошли вперед в смертоносную зону. Тогда, и только тогда, на них обрушился огонь винтовок, пушек и пулеметов. Тут все, от генерала до рядового, осознали, что, сами того не зная, вступили в самую жестокую битву из всех, до сих пор происходивших на этой войне.
До того как ситуация стала понятна, гвардейцы оказались в семи сотнях ярдов от бурских окопов, другие войска – примерно в девяти сотнях, причем на очень пологом склоне, что делало в высшей степени затруднительным найти хоть какое-то укрытие. Перед глазами солдат лежала мирная картина: река, домишки, гостиница, никаких солдат, никакого дыма – кругом безлюдно и спокойно, если не считать кратких вспышек огня. Однако грохот стоял жуткий. Солдаты, которые уже привыкли к грому больших орудий, монотонному рокоту «максимов» и треску «маузеров», снова напряглись от злобного «визга» автоматического скорострельного оружия. «Максим» шотландских гвардейцев попал в ураган снарядов этой штуки. Каждый снаряд был не больше крупного грецкого ореха, но они летели очередями по десять-двадцать. Солдаты и орудие были уничтожены мгновенно. Что же касается пуль, то воздух буквально пульсировал от их жужжания. По песку шла рябь, как на озере во время дождя. Наступать было невозможно – об отступлении не хотелось даже думать. Солдаты упали плашмя, вжались в землю. И без конца, залп за залпом, волны оружейного огня набегали и бились перед ними. Пехота тоже стреляла и стреляла – но во что было стрелять? Изредка показавшийся глаз или кисть руки бура на кромке окопа или за камнем – не мишень для расстояния в семьсот ярдов. Интересно было бы узнать, сколько британских пуль нашли в тот день свою цель.
Кавалерия была бесполезна, пехота бессильна. Оставались только орудия. Когда какой-либо отряд оказывается в беспомощном положении, он всегда обращает умоляющий взгляд на артиллерию и, по правде сказать, редко когда не получает поддержки храбрых пушек. Теперь 75-я и 18-я батареи полевой артиллерии стремительно загрохотали вперед и в тысяче ярдах приготовились к бою. Корабельными орудиями занимались четыре тысячи человек. Но и всех их вместе было недостаточно, чтобы подавить огонь противостоящих пушек большого калибра. Метуэн, должно быть, молил об орудиях, как Веллингтон о ночи, и никогда прежде молитва не получала ответа столь впечатляюще. Из британского тыла показалась новая батарея – нежданная, незнакомая. Усталые лошади тяжело дышали, солдаты, покрытые коркой из пота и грязи, вгоняли их в последнюю судорожную рысь. Путь батареи отмечали трупы лошадей, погибших от полного изнеможения. Кони сержантов тоже тянули орудия. Сами сержанты из последних сил шагали рядом с пушками. Это была 62-я батарея полевой артиллерии, которая за восемь часов прошла тридцать две мили. Теперь, услышав впереди шум битвы, последним отчаянным усилием она ворвалась на линию огня. Майор Гранет и его солдаты заслуживают самого глубокого уважения. Даже доблестные немецкие батареи, которые спасли пехоту при Шпихерне,[41] не могут гордиться подобным подвигом.
Теперь пушкам противостояли пушки, и пусть победят лучшие из артиллеристов! Мы имели восемнадцать полевых и корабельных орудий против замаскированной артиллерии врага. В воздухе туда и обратно с воем проносились снаряды. Усталые солдаты 62-й батареи тут же забыли обо всех предыдущих муках и трудах, склонившись над черными 15-фунтовиками. Половина орудий находилась в пределах дальности огня винтовки. Орудийные лошади стали главной мишенью интенсивного обстрела. В будущем ситуация повторится в Тугеле, причем на более близком расстоянии и с более серьезными последствиями. Тот факт, что одинаковая тактика применялась в двух далеко отстоящих друг от друга пунктах, демонстрирует, с какой тщательностью бурские командиры готовились к войне. «Прежде чем я отвел лошадей, – говорит один из британских офицеров, – они застрелили одного кучера, двух лошадей и моего собственного коня. Пока мы разворачивали орудие, один из артиллеристов получил пулю в голову и упал мне в ноги. Другой был убит, когда подавал снаряд». Грохот стоял оглушительный, но постепенно британцы начали брать верх. То здесь, то там небольшие возвышения на противоположном берегу, до этого непрерывно изрыгавшие огонь, вдруг замирали в холодном безмолвии. Одно большое орудие было разбито, другое отвели на пятьсот ярдов. Однако пехота все еще вела огонь из окопов, а подвинуть пушки ближе, не потеряв людей и лошадей, было невозможно. Давно миновал полдень, но несчастный завтрак казался как никогда далеким.
40
Последующая информация свидетельствует, что кавалерия все-таки докладывала лорду Метуэну о присутствии противника.
41
Битва при Шпихерне (6 августа 1870 г.) – вторая битва Франко-прусской войны. Прусские крупповские пушки быстро подавили недальнобойную французскую артиллерию. Пруссия выиграла сражение.