Страница 20 из 30
– Ты знаешь, чем ты болен, Фердинанд?
– Чем я болен, не так важно, вы мне очень нужны, очень дороги. Я всю жизнь любовался на вас, ради вашего взгляда я лез из кожи, я хотел нравиться вам. Пока вы были молоды, вы были не так интересны, но сейчас я вернулся и вижу, что годы только прибавляют вам красоты и глубины, я хочу быть с вами последние свои дни, меня непреодолимо тянет к вам.
– Фердинанд, ты меня не понял.
– Да? Пока вы не сказали, я еще подержу вас в своих объятиях, я сам не знал, как я истосковался по вам. Пока вы прислоняетесь ко мне, у меня все на месте, мне даже не так больно, как было минуту назад. Агнес, – он повернул ее лицо к себе, – ну скажи, что ты любишь меня.
– Конечно, я люблю тебя, Фердинанд, я не могу тебя не любить. Только это не то, что ты думаешь.
– Я не хочу думать, и не хочу выпускать тебя из рук.
Она вывернулась и отошла к Веберу, чуть мотнувшему головой.
– Посмотри, Фердинанд, он приходит в себя.
– Вместе мы вытащим и укроем его, все изменится, Агнес.
Он встал рядом с ней так, чтобы плечом касаться вплотную её плеча, и все равно сбоку смотрел ей в лицо. У Вебера все было в порядке, насколько это возможно. Дыхание, пульс, давление в сосудах – на границе нормы. Это глубокий, гипнотический сон, мозг Вебера жаль, его надо беречь. Самый быстрый мозг в Корпусе: мысль Вебера вечно спешит, торопится и обгоняет саму себя. Перенервничал ребенок и, хоть его рви на части, спит. Морфий вводил, но немного, обезболивание преимущественно через поле, ткани схватываются, но силы Абеля утекли.
Если Агнес уйдет, чтобы вернуться, то Абель сразу в медитацию и до ее возвращения восстанавливается, поворот событий может быть самый неожиданный, Аланд серьезный противник. Не стоит сбрасывать со счетов и Коха. Хорошо, если он примет сторону Абеля, а если нет? Есть вещи, в которых Абель против Коха – младенец, да и Аландо, похоже, не догадывается о некоторых способностях своего любимца. Тоже любимца. У Аланда все любимцы – и все по-своему. Аланду сейчас не позавидуешь, но ему полезно пыль с глаз и мозгов отряхнуть, а может, и с сердца. Аланд не вечен, ему сегодня стало по-настоящему плохо у машины. Потому что и Абель любимец, и Вебер, и Гейнц, но сейчас Абель настроен решительно.
Аланд так трепетно влюблен в свою жену, уж кто-кто, а Абель это знает. Агнес стоит такого чувства, и Абель не виноват, что тоже любит ее, даже если он не смел прежде свое поклонение перед этой женщиной признать любовью. Если это взаимно, он будет счастлив, даже если это продлится день, неделю, даже за миг любви он готов отдать все.
Пусть Аланд походит рогоносцем, он всегда был так уверен, что этого с ним не может случиться, со всеми остальными – да. Его бы и сейчас уже в живых не было, видел бы он, как Абель целовал его жену, правда, и Абеля бы уже не было.
Абель смотрел на ее лицо.
– Доктор Абель, я не пойму, чего в ваших чувствах больше? Симпатии ко мне или желания досадить вашему отцу? – в глазах её промелькнуло что-то незнакомое, дерзкое. Про это Абель не подумал, что ей его мысли известны, от нее он не закрыт, и не может, не хочет, не будет ни за что.
Вместо ответа он снова обнял ее и пытался поцеловать в губы, но она не далась.
– Вы отвлеклись, доктор Абель. Где ваш список?
Как он ни задыхайся над ней, как ни хотелось бы к ней прислониться, пришлось отойти.
– Если вы привезете бутылку вина, я утоплю вас в своей благодарности, фрау Агнес, -голос его в тон ее голосу сделался дерзок. – Это место всем хорошо, нет только королевской постели.
– Насчет матраса для себя, раз вы тут собираетесь провести не один день, побеспокойтесь. В соседнем помещении хранятся старые тюфяки, обустраивайтесь, доктор Абель, но мне не предлагайте такой мерзости. Или вам придется умереть здесь от жажды и голода, вы ведь не оставите своего пациента.
– Я не люблю ханжества, Агнес, я люблю тебя, ты меня. Мы не дети, останься со мной. У нас с тобой может уже никогда не быть этой возможности.
– Её просто не может быть, Фердинанд. Что на тебя нашло? Я совсем вас, оказывается, совсем не знала, доктор Абель. Вы всегда поражали воображение своим целомудрием, кристальной честностью и чистотой.
– Хорошо, я заберу тебя с собой. У меня есть свой дом, не такой шикарный, как квартира Аландо, но нам будет хорошо. Вебера я тоже заберу туда. Если Аланд сунется, я его убью.
– Ты его сын, и мне ты как сын, и как сына я тебя люблю, Фердинанд, это не то, что ты подумал.
– Снова родственные чувства! Ни на один мой поцелуй ты не ответила, принуждать тебя я, конечно, не буду.
Он снова подошел к ней совсем близко.
– Агнес, к чему нам ломать комедию между собой, когда мы столько лет читаем друг друга по глазам? К чему тешить своей порядочностью твоего старого дурака? Я был в его Школе, принадлежностью к которой он так кичится. Он шарлатан. Я благодарен ему за ворота, которые он мне открыл в этот мир, за все, чему он научил меня, за знакомство с тобой. Но ведь он уничтожил своей любовью всех женщин, которые отдавались ему, потому что наверняка его любили. Он сам всегда уводил жен от мужей, ему не на что обижаться. Если бы я хотел только ему досадить, я бы сделал это иначе, но мы с тобой молодые, сильные, давно симпатизирующие друг другу люди, я люблю тебя. Я не слепой, я ловлю на операциях твой взгляд, оттого, как ты иногда смотришь на меня, я становлюсь всесильным. Что-то же ты вкладываешь в твой взгляд, если он так действует на меня. Я путаюсь в твоих взглядах и твоих словах, почему-то сейчас ты не веришь мне, я это чувствую.
– Слишком много лет я видела, как вы любите вашего отца. И знаю, что когда ваш гнев остынет, вы будете сожалеть даже о том, что уже себе позволили. Я не хочу, чтобы вы лишились человека, которого любите и который так любит вас. Фердинанд, я тебе помогу, и мы останемся друзьями, как это всегда и было.
Он отвернулся.
– Насчет моей любви к отцу вы ошибаетесь. Есть вещи, которые я в нем не принимаю и не приму никогда. Меня раздражает его любовь к вам, мне не нравится проснувшаяся в вас добродетель. Между нами пять минут назад пробегала искра любви, а сейчас одна фальшь, я не люблю фальши. Во мне течет не его кровь, я больше чувствую в себе черт его отца – Бенедикто, тот действительно был великим учителем.
– Ты знаешь про его учителя? Аланд уверен, что ты в Тибете учился медицине.
– Не так он всеведущ, еще одно подтверждение. Ему не надо знать, где я был. Я не собираюсь больше терпеть глупость этого выстарившегося комедианта, из-за него гибнут сильные, светлые души. Вебер в тяжелейшем состоянии, но разве Гейнцу лучше? Агнес.
– Как странно видеть тебя злым.
– Да, доброты во мне все меньше, но гнева моего они не видели. Агнес, останься со мной, я всё равно буду ждать тебя, ты вернешься? Почему ты с ним, Агнес? Что в нем такого? Даже этот твой вечный маскарад – это его неуверенность в себе, в тебе, во всем. Неужели ты этого не чувствуешь?
– Это я настояла. Я не люблю скользких мужских взглядов, Фердинанд. Мне от них плохо. И сейчас мне плохо. Потому что ты понял все превратно, ты выпустил из себя зверя.
– И я не смогу тебя больше обнять?
– Убери руки, я сама тебя обниму. Ты озлобленный, больной ребенок, Фердинанд, а никакой не любовник, пойми это. Насчет медитации была хорошая мысль, ты истощил свои силы, Фердинанд, что ты делаешь над собой? Это началось еще на Востоке? Тебе не смогли помочь?
– Этому нельзя помочь, на свете не все возможно поправить, фрау Агнес. И то, что вы сейчас хотите позвонить сеньору Аландо, тоже непоправимо. Вам довольно открыться ему – и он будет здесь, вы колеблетесь. Агнес… Что ты делаешь?
– Фердинанд, давай ты поедешь к себе на квартиру, а я, в самом деле, вызову Аландо. Он поможет Веберу лучше, чем ты, и ты не убьешь себя. Вы не будете с Аландо раскачивать общий канат, по которому вместе идете уже столько лет.
Абель сел за стол и порвал чистый лист, на котором список так и не возник.