Страница 23 из 44
Он даже сделал движение, чтобы схватиться за косяк двери. Все это длилось одно мгновение.
— Плохо, Татьяна Николаевна, — как-то прохрипел он слово, которое не думал произносить. Он должен был только передать ей приглашение Хилидзе на вечерний чай.
— Что плохо, Воронов?
— Эх, плохо, очень плохо…
— Да что?
— Ваше дело плохо, очень плохо. Не уйти вам. Эх, барышня, барышня, что вы наделали.
— Да что с вами Воронов, что я наделала? — прикрывая волнение резкостью голоса, спросила Таня.
— Да что говорить-то, все известно. И камень сюда привезли. Видели лошадей-то у крыльца?
— Что известно-то? Какой камень? — не вставая, спросила Таня и сильно провела ногтем по открытой странице.
— Да про вас все известно, и камень у собаки наши отняли.
— Что же про меня известно? А камень-то при чем? Ничего не понимаю, — ответила она. Но Воронов видел, как трудно ей сдерживаться.
— Все известно, все известно, Татьяна Николаевна. Что же теперь делать-то, ведь не выскочить…
— Да бросьте вы, Воронов, — оборвала она, но спрятала руки под стол, чтобы он не видел, как они задрожали.
Она сразу всем своим существом ощутила опасность. Но одновременно чувство радости охватило ее. Воронов выдал такой секрет. Если уж они не могут полагаться на автомата Воронова, то где же их верные слуги?
— Все, все известно, из центра сообщено про вас. Хилидзе знает кто вы.
— Кто я? Служащая Компании редких металлов.
— Татьяна Николаевна, что я вам открыл, за это, сами понимаете, что мне может быть. Я только для вас.
— Спасибо, Воронов, за хорошее пожелание, только обо мне нечего беспокоиться. У меня все чисто. Пусть запросят Париж.
— Уже запросили.
— Ну и что?
— Пока нет ответа. Да что толку-то в ответе? Они все знают. Что делать-то? Ведь не уйти. Сами понимаете, что будет, — добавил он почти шепотом.
— Бросьте, Воронов. За пожелания добра спасибо, а обо мне не заботьтесь. Делайте свое дело, — сказала она, вставая и подходя к нему совсем близко.
Огромный, он стоял перед своей маленькой и хрупкой жертвой или повелительницей. Он слышал ее всю. Но неприступная черта между ними делала это ощущение нетелесным.
Он не сомневался, что ее скоро не будет.
— Спасибо, вы мне ничего не говорили. Ступайте, а мы сейчас придем с м-ром Паркером. — Она быстро обвила рукой его шею. Нагнула его голову и поцеловала его в лоб. Он не успел опомниться, как ее уже не было в комнате.
X
НАШЛИСЬ ПОМОЩНИКИ
Как только Воронов ушел, Хилидзе сразу же вызвал химиков — заведующих лабораторией.
— Это что такое, товарищи? — спросил он, перекладывая камень с ладони на ладонь.
Пожилой, чисто выбритый химик с желто-коричневыми от кислот концами пальцев нагнулся над брильянтом, внимательно посмотрел на него через очки в старомодной золотой оправе и сказал равнодушно:
— Не знаю, надо исследовать. Вы, товарищ Бейслер, что думаете?
— Что можно думать? Надо посмотреть в лаборатории. Сразу не скажешь. Завтра скажем.
— Ну, берите. Под вашу ответственность. Я завтра часов сов в пять приду. Смотрите, чтобы камень в сохранности был, а то…
Химики молча вышли от своего начальника. Молча прошли некоторое расстояние и тогда только переглянулись.
— Какой камень! Откуда у него? Ведь о таких находках обычно телеграммы во всех газетах мира печатаются. Наверное, кто-нибудь из старателей нашего же округа принес?
— Нет, откуда же здесь. Мы с вами, кажется, здесь все обследовали. Сколько времени сидим. Теперь я все понимаю. Как научились работать. Ну никогда бы не разгадал эту женщину, право, не разгадал бы. Так, думал, парижская штучка, за англичанином приехала.
— Да при чем же она-то здесь?
— Как при чем? Да ведь она же приехала за этим брильянтом. Ей его лесные люди хотели доставить. Да что-то сорвалось. Он вместо нее и попал Хилидзе в руки. Жаль ее. Небось, и не подозревает. Хорошо бы помочь, но нам надо быть особенно осторожными. Нельзя рисковать своим делом. Но какая молодчина. Как бы предупредить? Сделаем все возможное, чтобы помочь, но самим сорваться нельзя, тем более, что их-то дело уже сорвалось. А там в Ракитино сегодня ночью всех переловят.
— Ловят, ловят, когда только конец будет.
— Паркер, мои дела неважны, милый, — говорила Таня спокойным голосом, когда они шли к Хилидзе, как будто разговор шел о каких-то самых обычных делах.
— Помните, что если хотите мне помочь, надо исполнить то, что я вам сказала, — письмо в Англию и подтверждение, что я секретарша французской компании. Отрекайтесь от меня и клеймите нас, контрреволюционеров, — последнее вам будет легко, — добавила она полулукаво, полувызывающе. — А если вы вмешаетесь и попробуете мне помочь — мы погибнем оба.
В своей работе за последние годы Таня встречалась с врагами или с оружием в руках, или же как пленница. В эту поездку впервые ей пришлось жить среди врагов и вести тонкую игру, иногда поддакивая, иногда притворяясь, иногда отмалчиваясь. Она хорошо вошла в эту роль, и не только с Вороновым и другими представителями власти, но и с Паркером.
Последнее, впрочем, становилось для нее все труднее и труднее. Те для нее были враги, с которыми все позволено, а Паркер…
Сейчас она понимала, что ее игра становится гораздо сложнее и труднее. Нельзя выдать себя и показать, что ей все известно. Надо помочь Воронову и не обнаружить себя перед Хилидзе и другими. В то же время, надо действовать и действовать очень быстро. Если завтра ничего не удастся, то надо уходить. Уходить вон туда, в черную глубь леса, на первый взгляд неприветливую и даже жуткую, но на самом деле дружественную и спасительную. Ей рассказали про тропинки. С вершин холмов видна та далекая гора, где ее ждут. Там около сосны на утесе… Но надо будет идти в обход. Ведь там где-то кордон. А реки… Все эти мысли мелькали в ее голове, когда они молча подходили к дому Хилидзе.
«Не знает, ничего не знает», — подумал Хилидзе, когда Таня и Паркер здоровались с ним.
Таня подала ему руку и улыбнулась, казалось бы, без всякого принуждения.
— Здравствуйте, представитель пролетариата. Иностранные капиталисты пришли пить ваш пролетарский чай, — засмеялась она и ни одна черточка не обнаружила ее напряженности.
За столом, кроме Воронова, сидели трое приезжих мужчин в военных куртках.
В противоположность Тане, все чувствовали какую-то неловкость. Хилидзе пытался прикрыть ее любезной развязанностью, но слова не шли ему на язык. Воронов, вопреки своему обычному спокойствию, суетился, угощал, предлагал чай, передвигал стулья. А главное, старался не смотреть на Таню.
Паркер, до конца не отдававший себе отчета о положении, казался спокойнее всех. Он сел и сразу начал густо мазать хлеб маслом. Таня наладила разговор и направила беседу в какое-то русло. Она заставила рассказывать Хилидзе о Кавказе и очень деловито исполняла обязанности переводчицы. Грузин быстро увлекся и временами как будто забывал о переводчице, которую он уже считая своей пленницей.
— Товарищ начальник, вас просят по срочному делу, — вдруг раздался голос сторожа и его голова высунулась из-за двери.
Внизу у крыльца под самым фонарем стояли два милиционера. По их запыхавшимся лицам сразу было заметно, что они откуда-то не то прибежали, не то торопливо пришли.
— В чем дело? — крикнул сверху Хилидзе.
— Пожалуйте сюда, так что дело важное.
Хилидзе быстро сбежал по ступенькам, почему-то отстегивая кобуру револьвера, висевшего у него под курткой.
— Убегли, все убегли, так что часа полтора как ушли, — в один голос отрапортовали оба милиционера.
— Кто убег, куда?
— Да эти, с Ракитнова, которых вы велели караулить.
— Как? Носов, Степа, Рогов, Рыжий и вся шайка? Да куда же они ушли? Да вы что? Понимаете ли, что вы сделали? — горячился Хилидзе. — Вместо того, чтобы ко мне, идти вам надо было сразу в погоню. Вы у меня ответите за это.