Рассказы

– Ну, она всё время нам говорит: сиди не умничай. Понимаешь? Умничать можно только ей. И вообще, ей можно всё – краситься, делать маникюр, на уроке по телефону говорить, всё-всё-всё! А нам ничего нельзя. Это дикри… дискри… минация?

– Нет, Даша, какая же это дискриминация, это дисциплина.

– Дисциплина, дед, – не согласилась внучка, – это когда не разговариваешь и не крутишься на уроках. А так получается, Вере Семёновне, можно всё, а нам ничего. Я, например, тоже хочу в школу ходить красивой.

– А ты некрасивой ходишь, что ли? – улыбнулся дед.

– Какая там красота, – вздохнула девочка, – я перед Новым годом накрасила ногти и чуточку губы. Губнушку мне, кстати, мамина подруга, тётя Надя, подарила. Так Вера Семёновна такой шум подняла, что я даже плакала. Принесла мне жидкость, заставила стереть лак, потом отвела в туалет, умыла, и ещё маму в школу вызвала.

– Ну, а мама что? Ругала? – спросил дед.

– Нет, в школе она просто промолчала, а по дороге домой назвала Веру Семёновну идиоткой.

– Ну, это зря она, – неодобрительно покачал головой Иван Ефимович, – учительницу нельзя обзывать.

– Дед, – нахмурилась внучка, – ты что, против меня?

– Как это понять?

– Ну, ты за меня или за Веру Семёновну? – Даша прищурилась.

– Конечно, за тебя, внучка! – дед развёл руками и добавил: – в любом случае.

– Тогда и не защищай её. Злая она. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил дед. – А вдруг она не злая, а просто строгая?

– А какая разница? – хмыкнула девчонка. – Всё равно ругается. Не нравится она мне. Вот тётя Надя хорошая – мамина подружка. Она такая добрая и красивая…

      В этот момент отворилось окно, и появилась голова бабушки.

– Ну, чего вы там воркуете? – весело спросила Анна Васильевна. – Мойте руки и за стол. Я вам тут таких вкусняшек наготовила.

– Идём-идём, бабулечка! – радостно ответила Даша и вспорхнула с порога, словно бабочка.

                                                                 II

– Вот зараза! – бабушка палкой стучала по половице. – Не даст спать сегодня. Как же он туда забрался?

      Сверчок, словно прислушиваясь к проклятиям Анны Васильевны, на какое-то время умолк, но через несколько минут снова «запел». «Запел» он, конечно, по мнению Даши – она радовалась каждой его новой мелодии. А для бабы Ани это было не пение, а «тарахтение». Дед почему-то употреблял и вовсе смешное слово. Он, заслышав непрошеного гостя, говорил:

– Ну вот, опять забулькал.

– Бабушка, – спросила девочка, – а как его зовут?

– Кого?

– Ну, сверчка вашего!

– Да бог его знает, – пожала плечами старушка, – сверчок да сверчок. Кто б его называл?

– А можно мы ему имя придумаю? – предложила внучка.

– Упаси, боже, – перекрестилась бабушка. – А то приживётся тут на всё лето. Будем потом ходить как сонные тетери. Сегодня до часу ночи трындел.

– А разве тебе не нравится, как он поёт? – удивилась Даша и предложила:  – Послушай! Слышишь? Он говорит: перелью, перелью, перелью! А вот теперь: рули-рули-рули! Слышишь?

– Ой, Дашенька, не придумывай  ты, ради бога, – всплеснула руками Анна Васильевна.

– Да ничего я не придумываю! – возразила Дарья. – Внимательно слушай.  Теперь вот запел: бирюлёво-бирюлёво-бирюлёво!

– Ага, точно, скоро начнёт петь: Войковская-Шоссе Энтузиастов-Университет.

– Ой, смешно очень, – Дарья закатила вверх глаза.   – Я же не виновата, что у вас слуха нет.

– У кого это нет? – возмутилась бабушка. – У меня нет слуха? А ты забыла, что твоя бабушка преподавала в музыкальной школе сольфеджио? И кто тебя на фортепьяно настоял отдать?

– Значит, постарела, – сделала вывод внучка. – Только старые люди  и хулиганы не любят музыку. Мне так сказала мама.

– Нет, Дашенька, – возразила Анна Васильевна. – Не знаю, как там насчёт хулиганов,  а музыку я любила всю жизнь и люблю сейчас.

– Тогда ты почему не любишь Бульку?

– Это ещё кто такой? – округлила глаза бабушка.

– Наш сверчок. Я придумала ему такое имя.

– Откуда ты его придумала? – удивилась бабушка.

– От деда, – рассмеялась Даша, – он всё время говорит, что сверчок булькает. Вот и пусть будет Булькой. Красиво же?

– Да ну тебя! – махнула рукой Анна Васильевна и прислушалась к Бульке.

      Видимо, Даша всех заразила. И дед замер, слушая сверчка, и бабушка долго молчала. А потом вдруг удивлённо произнесла:

– А ведь и впрямь он поёт: «бирюлёво».  Вот чертяка. Ладно, пусть живёт собака. Я хотела отравить, но…

      Дашка аж побледнела.

– Как отравить? – испугано спросила она. – Ты хотела убить Бульку?

– Как тараканов травят, вот так и его! – ответила бабушка.

– Но ведь тараканы же не поют! – воскликнула Даша. – Ты что, бабушка? Нам в школе учительница говорила, что сверчок приносит в дом счастье.  А моя учительница в «музыкалке» рассказывала, что все великие композиторы слушали сверчков. Плохо, что у нас в квартире нет сверчка.

– Я пошутила, Дашенька, – заметив в глазах внучки слёзы, одумалась бабушка.

– Правда? – засияла девчонка и бросилась на шею бабушке. – Пожалуйста. Пусть живёт, не выгоняй его. Он такой хороший.  И он вам принесёт счастье. Вот увидите.

      На следующий день Даша пригласила в дом своих друзей – соседских детей. Те тоже приехали в деревню на лето. Мальчик Максим перешёл в третий класс, а девочка Лиза ровесница Даши, тоже перешла во второй класс. Максим увлекался плаванием и в музыке не разбирался. Лиза занималась в музыкальной школе по классу аккордеон.  Девчонки решили открыть музыкальный театр.

      Дождавшись, когда сверчок начнёт свой концерт, девчонки начали поочерёдно закрывать тетрадными листами щель, из которой раздавались Булькины трели. Затем девочки вырезали в листах разные окошки и, ловко прикладывая и меняя разные листы, они добились звучания первой мелодии. Радость случилась такая, словно девчонки попали на концерт Дмитрия Хворостовского.

      За несколько дней юные музыкантши так усовершенствовали своё изобретение, что с его помощью могли смело воспроизвести начало любого музыкального произведения. Но что самое удивительное, в эту работу активно включилась и Анна Васильевна. Да и трудно было представить, что со своим опытом преподавателя музыкальной школы она пройдёт мимо такого великолепного начинания. Вечерами вся семья, кроме Мотьки (её в дом не пускали), слушала арии в исполнении деревенского артиста Бульки. Юные продюсеры использовали на подпевках даже басистое мурлыкание Соньки, чёрно-бело-рыжей кошки. Она, правда, долго не могла присутствовать на представлении, её хватало на первые полчаса концерта, затем она забиралась на спинку кресла и оттуда молча наблюдала за происходящим в местном музыкальном театре.