Страница 3 из 6
Но особо популярна была песня «Бухенвальдский набат».
Из отряда выбирали двух самых высоких и упитанных мальчиков, они должны были изображать «фашистов». Остальных одевали в потрепанную одежду, предварительно покрасив ее в полоску, чтобы напоминала арестантскую робу.
Когда в песне начинались слова
отряд «арестантов» набрасывался на «фашистов» и выталкивал их со сцены.
Далее все «арестанты» выстраивались в ряды и с трагическими лицами, насколько это у них получалось, продолжали петь:
Эту песню мы исполняли из года в год. Мы инсценировали ее по-разному, меняли одежду, амуницию, но почему-то всегда к концу песни зал начинал хохотать.
Песня была серьезная и трагическая. Но то ли кто-то из «фашистов» получался уморительно смешным, то ли кто-то из «узников» был слишком упитанным для жертвы концлагеря, но всякий раз исполнение заканчивалось улыбками.
Вожатые шикали, ругались, грозились пальцем, но и сами в результате укатывались со смеху.
А главным событием пионерлагерной жизни была, конечно, вечерняя дискотека. Точнее – «танцы». Мы ждали их каждый день.
Первые мои «танцы» в пионерском лагере были под баян. В центре круглой танцевальной площадки на стул усаживался пожилой баянист и начинал играть. Через год гармониста заменил проигрыватель с пластинками, а потом на смену ему пришел и магнитофон. Репертуар менялся, но обязательно половина танцев были быстрые, половина медленные.
Мы, естественно, все ждали… когда же будет медляк?
Тут наступал томительный момент.
Вообще в течение всего летнего месяца в пионерском лагере шел постоянный процесс выбора, с кем «дружить», – обязательный, самый интригующий и волнительный элемент лагерной жизни.
Уже к концу второй недели все примерно понимали, кто с кем «дружит». Это было соревнование и соперничество.
Я помню, как пригласил на медленный танец девочку, за которой давно наблюдал.
Мы танцевали на пионерском расстоянии, вытянув руки, я держал ее за талию, а она положила мне руки на плечи. Но этого было достаточно, чтобы сразу после танца ко мне подошел какой-то шкет из младшего отряда.
Он толкнул меня плечом в сторону темного парка и сплюнув, тихо процедил:
– Не шелести.
Шкет был младше меня и ниже ростом, я не испугался, но он кивнул в сторону, где столпилась компания из трех-четырех крепких ребят.
– С ней хочет дружить Гарик, – прошептал шкет и указал мне на высокого крепкого пацана из старшего отряда. Он стоял в центре этой компашки.
Я гордо сказал, что мы пока не «дружим», но в любом случае это должен быть ее решение:
– Пусть выбирает она.
Мы потолкались в темноте плечами и разошлись.
«Дружба» заключалась в редких прогулках по дорожкам лагерного парка и случайных беседах наедине, раскачиваясь вдвоем на деревянных качелях.
К концу лагерной смены все мальчики и девочки были уже по уши в своих «дружбах», и расставание проходило трогательно и мучительно. Мы что-то говорили друг другу про вечную дружбу и что мы обязательно должны еще встретиться. Но автобус возвращал нас в город, родители разбирали нас вместе с чемоданами и развозили по домам, ставя точку на очередной лагерной смене.
Оставались только томительные воспоминания о «дружбе» и времени, которое не вернуть уже никогда…
Машина
(Лето 1978)
Автомобиль для отца был страстью и смыслом жизни.
Он купил его на свои «сибирские» деньги и очень им гордился. Все время мыл его и старался начистить до блеска. Автомобиль был тогда редкостью и придавал чувство состоятельности и свободы. Летом отец отправлялся на нем в путешествия по Украине и брал меня с собой.
Я безумно любил эти поездки. По сторонам проносились леса, поля, города. Мы часто останавливались у каких-то памятников, в новых и незнакомых местах, а ночью спали прямо в машине, кое-как разместившись на сиденьях. А по дороге отец «калымил», подвозя случайных пассажиров.
Эти неожиданные полулегальные заработки очень возбуждали отца. Он радовался им как ребенок. Я видел его азарт и сам включался в игру. Мне нравилось первым замечать на дороге голосующих людей, о чем я сразу радостно кричал отцу. А потом замолкал и ждал. Сколько нам заплатит этот «пассажир»? Отец никогда не называл цену.
– Сколько не жалко, – говорил он.
А потом радовался или огорчался, долго обсуждая, каким оказался этот случайный попутчик, жадным или щедрым, хорошим или плохим.
Постепенно эта «забава» со случайными заработками превратилась для него во второй источник дохода. Одной зарплаты на жизнь всегда не хватало. Работая прорабом на разных стройках в Горловке, по выходным он «калымил», зарабатывая что-то еще. Потом исчезал в гараже, пропадая там все выходные, что-то ремонтировал или конструировал приспособления, чтобы чинить машину было легче.
Сдать машину в ремонт было почти невозможно. На единственной в области станции технического обслуживания была огромная очередь, да и всякий ремонт стоил огромных денег, обычной зарплаты на это не хватало. Отец чинил все сам, с трудом выискивая нужные детали и запчасти. Все тогда чинили свои авто самостоятельно.
Гаражный кооператив на окраине Горловки у подножия террикона шахты был важным местом, где собиралась «состоятельная» часть мужского населения нашего шахтерского городка. Там они встречались по выходным, обсуждали новости, играли в домино и выпивали. Там они чувствовали себя хозяевами жизни, свободными людьми.
Но легковых автомобилей в городе было мало, и периодически городское начальство накладывало на «свободных» автовладельцев необычную повинность – предоставить свои личные авто для государственных или партийных нужд. В момент прохождения техосмотра в ГАИ тебе могли неожиданно приказать посадить в салон какого-нибудь начальника и возить его бесплатно по городу, куда тот укажет.
Однажды на эту странную «барщину» напоролся и отец. Мы заехали в ГАИ, думая быстро управиться с осмотром, чтобы потом ехать на дачу. Была суббота, выходной день. Но офицер-гаишник вдруг подвел к нам даму, начальницу из горкома партии, и сказал, что мы должны повозить ее по строительным объектам, которые были в разных концах города.
Отец опешил, но делать было нечего, иначе талон техосмотра ему не дадут.
Унизительность ситуации была еще в том, что на заднем сиденье в этот момент находился я.
– Кто эта тетя? – шепотом спросил я у отца.
Он ничего мне не ответил, а лишь зло отвернулся в сторону и с этим демонстративно злым выражением лица ездил весь день. Неловкость ситуации с использованием чужого автомобиля с ребенком на заднем сидении чувствовала и она, но в горкоме партии автомобилей не хватало, а город был большой.
Так я впервые узнал, кто такие «начальники», а потом и наслушался от отца, как он к ним относится…
Мама
(1979)
В детстве я называл маму все время на «вы», даже дома.
– Мама, разрешите мне пойти во двор, отпустите меня с друзьями.
Простая, обычная женщина, она тянула все лямки, которые ложились на ее плечи по жизни.
Отец был деловитым и бойким. Это он решил уехать на заработки в Сибирь, а она покорно это приняла. Взяла двух годовалых детей и поехала за ним в Нижневартовск.