Страница 19 из 20
– Кто-нибудь знакомый? – сочувственно спросил профессор Кузенс, кивнув на катафалк.
– Не близко, – равнодушно ответил Чик.
Мы двинулись прочь – медленно, будто следуя за катафалком, – и я заметила вывеску у самого начала дорожки: «Якорная стоянка. Дом вдали от дома. Резиденция для пожилых людей».
Я сообщила профессору Кузенсу, что здесь живет мать Арчи Маккью.
– Правда? Вот уж не подумал бы, что у него есть мать, – отозвался он.
Перед круговой развязкой у въезда на мост я увидела на обочине голосующую фигуру в капюшоне.
– У нас нет места, – запротестовала Терри, когда Чик притормозил.
Автостопщик, скрытый капюшоном, подбежал к задней двери «кортины». Он был похож на зловещую фигуру из городских баек – однажды водитель подобрал автостопщика, а тот убил всех, кто был в машине, а потом поехал дальше с полным багажником трупов, а потом подобрал красивую девушку, которая голосовала на дороге, потому что ее бросил парень, а ей надо было добраться до дому, и т. д. и т. п. Меня удивило, что из Чика так неожиданно забил фонтан «молока сердечных чувств», но, может быть, он узнал юную и невинную версию себя, ибо это оказался не кто иной, как…
– Боб! – воскликнула я.
– Засуньте его в багажник, – торопливо сказала Терри, но было поздно.
Боб уже втискивался рядом со мной – к особенному возмущению пса, который понимал, что в «кортину» столько народу не влезет. Когда мы наконец расселись, пес оказался у Терри на коленях, – возможно, лучше было бы наоборот, так как он несколько превосходил ее размерами.
– Что ты тут вообще делаешь? – спросила я у Боба.
– Я у тебя то же самое могу спросить, – неинформативно ответил он.
Оказалось, что он ехал в Балниддри поотвисать с Робином, сел не на тот автобус и вместо Балниддри оказался в неведомых дебрях Файфа.
– Сбой транспортера, – объяснил он, ныряя глубоко в карман пальто и извлекая оттуда шоколадный батончик.
Мы уже почти пересекли мост. Под нами текла река Тей цвета мокрого грифеля. Данди все приближался. Профессор Кузенс удовлетворенно вздохнул и сказал:
– Вот это денек выдался.
– Он еще не кончился, – поправил Чик.
Катафалк оказался на месте гораздо раньше нас, так как Чик явно не знал понятия «кратчайший путь» и по прибытии в Данди отклонялся от курса еще несколько раз. Он заезжал в лавчонки букмекеров, в «Золотую сковороду» за пиццей, жаренной во фритюре, и так далее. Наконец «кортина» остановилась, въехав двумя колесами на тротуар, у бара «Феникс», недалеко от того места, где сбила пса. Профессор Кузенс взглянул на вывеску, гласящую «Испей, чтобы преодолеть ума смятенье» (очень маловероятная перспектива, на мой взгляд), и задумчиво сказал Чику на своем странном шотландском:
– Пойдем изопьем расстанную, а?
Но Чик уже выскочил из машины, перебежал Нижнюю улицу и взлетел по ступенькам к дверям католической церкви.
– Куда он делся? – пробормотал профессор, вглядываясь в залитое дождем стекло.
– В церковь. Кажется, он пошел в церковь, – осмелилась предположить я.
– А я бы его не принял за верующего, – вслух размышлял профессор, – хотя он весьма склонен к философии, а?
У церкви стоял катафалк. Конечно, они все с виду одинаковые, но мне показалось – тот самый, от «Якорной стоянки».
– Похоже, он пошел на похороны, – сказала я.
Через десять минут Терри произнесла:
– Как ты думаешь, может, с ним что-нибудь случилось? Не то чтобы меня это волновало, но все же.
– Кто он такой вообще? – спросил Боб; как обычно, его любопытство сработало с большим замедлением.
– Филер, – со смаком произнес профессор.
– А?
– Частный сыщик, – объяснила я.
– Ух ты.
Далее вышел несвязный разговор, в ходе которого Боб случайно проболтался, что изучает английский в университете (до определенной степени). Профессор Кузенс очень удивился, так как никогда раньше не встречал Боба.
– Ну, я вроде как… подпольно учусь, – сказал Боб, но это ничего не прояснило.
Прошло еще десять минут, и мы с Терри решили пойти посмотреть, куда делся Чик.
Церковь напоминала ТАРДИС – внутри она была гораздо больше, чем снаружи. Ее наполняли шумы, идущие неизвестно откуда, – отдающиеся эхом шаги и тихий кашель, словно по всему зданию за перегородками и в криптах прятались люди. Гроб виднелся в другом конце прохода размером со взлетную полосу аэропорта. Скорбящих было мало – они стратегически рассредоточились по океану скамей и все повернулись посмотреть на нас, когда мы вошли. Мы сели поближе к выходу, и Терри слегка подтолкнула меня локтем, выражая восторг по поводу того, что мы попали в такое замечательное место.
Электричества не дали, и церковь освещалась множеством свеч. Покойницу отпевал старый и грузный священник – черная ряса в пятнах обтягивала большой живот, откормленный трудами экономки. Заупокойная служба была сложной, загадочной и имела как-то мало отношения к собственно покойнице, которую, как выяснилось, звали Сенга.
Я заметила на женской стороне церкви Дженис Рэнд. Она была с подругой из христианского общества – непривлекательной девушкой с зачатками алопеции и в очках с толстой оправой. По виду подруги сразу становилось ясно, что она провела всю юность в молодежном кружке при церкви, играя в настольный теннис и бренча благочестивые песни на акустической гитаре. Дженис держала в руках дамскую сумку, похоже принадлежавшую еще ее матери, с полуоблупившейся наклейкой, изображающей спасательную шлюпку.
Впереди, ближе к алтарю, сидели кучкой старухи – вероятно, подруги Сенги. Некоторые сжимали в руках хозяйственные сумки, словно забежали в церковь между делом по дороге из магазина.
В воздухе висело ощутимое мрачное облако, – казалось, оно исходит от гроба. Может быть, когда умирают несчастливые люди, они испускают некое подобие депрессивной ауры, вроде болотного газа? Интересно, подумала я, что происходит с молекулами, составляющими тела мертвецов. Может, они сидят в засаде и ждут, пока их вдохнет какой-нибудь прохожий? Я закрыла рот и нос рукой, наподобие хирургической маски, чтобы не вдохнуть часть Сенги.
Отпевание как-то само собой сошло на нет, и скорбящие с шорохом и шарканьем выбрались с мест, оставив гроб на произвол судьбы. Дженис Рэнд прошла мимо, никак не показывая, что мы знакомы. Тут включили электричество. В резком свете ламп церковь выглядела не так красиво.
– Что вы здесь делаете? – воскликнул Чик, увидев нас, а потом посмотрел на часы и сказал: – Черт! Неужто уже столько времени!
Он тут же возвел очи горé и испросил прощения за сквернословие. Торопливо перекрестился и ринулся вон из церкви.
Удивленные таким внезапным бегством, мы пошли за ним не сразу. Оказавшись наконец снаружи, мы увидели, что Боб и профессор Кузенс извергнуты из «кортины», а сама она уже отчаливает от тротуара, нахально втираясь меж других машин. Сонная морда пса мелькнула за задним стеклом. Я была почти уверена, что он сейчас прощально помашет лапой, но вместо этого он зевнул, разверзнув огромную пасть с удивительно волчьими зубами.
– Я пошел, – сказал Боб и исчез, прежде чем я успела сказать, что пойду с ним.
– Я тоже, – сказала Терри и торопливо направилась в ту сторону, где исчезла «кортина» с четвероногим заложником превратностей фортуны.
Мы с профессором остались на тротуаре. Стояли, как люди, выгнанные с вечеринки и не знающие, куда себя деть.
– Ну что ж, я полагаю, веселье на сегодня кончилось, – сказал профессор с явной печалью.
Я пошла с ним до университета. Он шел по тропинке, ведущей к Башне, – сутулый, кривоногий, – а я провожала его взглядом. Он был таким хрупким и древним, что мне казалось: ему не под силу совладать с ураганами, вечно буйствующими у подножия Башни. Он никак не мог открыть огромную дверь, пока наконец университетский дворник, сжалившись над ним, не распахнул ее мощным рывком.
Я поплелась домой – ледяной ветер из глубин космоса дул мне в спину, а за моим плечом всю дорогу тащилась тень. («Мы ведаем, что нас ищут, и верим, что нас обрящут», – изрек однажды Арчи. Цитата звучала по-библейски, но Оливия сказала, что это на самом деле из романа Сола Беллоу «Между небом и землей».)