Страница 49 из 61
Я такой добрый и счастливый, что хочу сказать Бесе, как девчонке:
- Я люблю тебя. Ты - лучший из нас.
Слова царапают гортань, и я шепчу только:
- Беська! Хорошо, что ты пришел
Но Беся слепит мне глаза фонарем и плачет в голос, как детсадовская малявка:
- Тебя ищут все! Там твой батька мамку того...
Слова рассыпаются в темноте, крошатся автомобилным стеклом. Осколки стучат, отскакивают от стен и складываются с грани кристалла. Я понимаю, что все еще сплю и падаю обратно, в белый снег, на сверкающую поляну.
- Тебяяя всеее ииищууут! – захлебывается откуда-то Беся.
- Не выдавай, - шепчу я, проваливаясь на лед.
Лед трещит, раздвигается, отдавая меня воде, то ли невозможно горячей, то ли запредельно студеной. Сон превращается в хаос, в переплетение пустот, коридоров и лестниц, по которым я бегу. Бегу и не могу вспомнить лицо женщины, которую должен, обязательно должен найти. Обжигающий лед ложится мне на лицо, на лоб, на щеки. Меня трясет. Я хочу и не могу проснуться.
- Леша! Леша Миронов! Ты Миронов? Ты можешь говорить?
Какая-то женщина, склонившись, то трясет меня за плечи, то бьет по щекам. Свет подвальной лампочки окружил ее голову ангельским нимбом. Мех шапочки серебрится вокруг лица, под серебром – тонкое золото выбившихся непослушных волос.
- Сне-гу-ро-чка, - шевелю я губами.
- Что-то вроде того, Леша. Что-то вроде того...
Я смотрю, как по ее красивому лицу льдинками скатываются слезы.
- Алё. Инспектор по делам несовершеннолетних Турчанова. Да, мы нашли Миронова-младшего. В подвале. У него жар, возможно – пневмония. Пришлите, пожалуйста, скорую...
Снегурочка захлопывает книжку мобильного телефон, а я лечу, лечу, лечу сквозь темноту и свет на белую поляну, где буду теперь не один.
Александр Шакилов
Охотник
Миграция стада и успех охоты взаимосвязаны.
Сотни тысяч леммингов спешат на юг: их отлавливают и пожирают собаки и кошки, давят протекторы авто и подошвы домохозяек. Орды белок переплывают Амур. Шерсть и лапы стираются в кровь, на каждом зверьке путешествуют энцефалитные клещи. Эпидемии не избежать.
Олени, саранча…
Умные люди в белых халатах утверждают: причина миграции – отсутствие корма. Зверушки вынуждены спасаться бегством, дабы не умереть от голода. Мол, это поиск жизни.
Охотник придерживается иного мнения: не жизни, нет – поиск мучительной смерти.
Первого хищника он завалил без малого три года назад. Это было прекрасное животное: идеальный обтекатель и оранжевый окрас. Редкая в здешних краях порода Лаверда Страйк. Мгновенно, без агонии – яркая вспышка – горячий труп.
Зверь на боку. Двойным дисковым тормозам не остановить скольжение. Огонь взвился из-под крышки короба воздушного фильтра, забрызгав асфальтовую тропу расплавленным пластиком бака. Взрыв. Диагональная рама, дельтабокс, зависла в лианах троллейбусных проводов. Тройные спицы покорёжило и вырвало из креплений.
В утренней газете, водя по строкам пальцем и шевеля губами, Охотник прочёл некролог и заключение экспертов: всему виной сбой в микропроцессоре EFI, мол, углеволоконная выхлопная система…
Господи, как же он радовался тогда! Первый, измазанный сажей, трофей занял достойное место на полке. Потом их было много – трофеев и радостей. И всегда – горечь победы на кончике языка.
Он чувствовал себя Царём Природы, Мстителем и Долгожданным Мессией: он вернёт людям их законную экологическую нишу!
Глупо, как глупо…
Друзья не разделяют увлечений Охотника. Потрошитель рекомендует испробовать азарт общения с привокзальными проститутками, а Огонёк хвастается коллекцией спичечных коробков, с помощью которых он дотла обуглил две синагоги и шесть церквей.
– Подходишь к ней, пальцы веером, сопли пузырями, и намекаешь: как насчёт прогуляться туда-сюда? А она: чего-чего? А ты ей полста «зелёных» под нос на! И тащишь в кусты… – Потрошитель любит рассказывать о подвигах на женском фронте. – Сделал дело, нож о платье вытер, и ходу домой: вспоминать и наслаждаться. А ты говоришь – охота…
– Ничего вы, парни, не понимаете. – Огонёк греет пальцы о чашку. – Настоящее удовольствие: когда само занимается, без бумаги и бензина. Вот это высший класс!
Охотник не спорит, бесполезно. Он молча идёт на кухню. Вилка китайского чайника стыкуется с турецкой розеткой. Местная, белёсая от хлорки вода быстро закипает. Шлепки тапочек по линолеуму. В комнате Охотника – полумрак. Друзья пялятся в раскрытое окно: весна.
Улыбаясь чему-то своему, Охотник берёт с дальней полки трофейный шлем. Гладит кончиками пальцев.
Хороший шлем, уникальный. Прочность волокна – ни единой трещины после удара о бордюр. Полный комплект: система контроля воздуха с шестью портами для вентиляции, упругие вставки для щёк, подкладка из ткани и перфорированной пены… Хороший шлем. И дорогой. Баксов триста, небось. Или все пятьсот. И рисунок на нём красивый: молния – красная с оранжевым ободком.
Друзья пьют чай, в блюдечках малиновое варенье. И никакого алкоголя.
Вечная занятость и семья ограничивают свободу Охотника, ведь он – единственный мужик на четверых баб. Времени для хобби слишком мало. Час, от силы два, в неделю. Однажды попав в сети быта, не вырвешься.
Ритм движения и маршруты миграции «Оборотень»-популяции зависят от времени суток, магнитных бурь и влажности воздуха. Активность группы значительно возрастает с наступлением темноты. Зима безжалостна к нежным телам – в спячку, ждать весеннего тепла. Лужи на асфальте снижают скорость движения.
Такова жизнь. Законы природы, ничего не поделаешь.
Отдельные, пока разрозненные особи собираются в стаю у кормушки-ресторана «Харлей Дэвидсон-клуб».
Охотник знает: хозяева кормушки специально приманивают злобных городских тварей. Точнее, наездников этих тварей. Бесплатный кофе и привилегия не снимать верхнюю одежду – некоторым для счастья так мало нужно.
Экипировка местных наездников мало отличается от американских «в мире животных»: те же клёпаные косухи и черепастые банданы. Единственная особенность популяции – эмблема, оскаленный волк. Чуток не дотягивает до «Hell’s Angel», харизмы нет.
Охотник потратил почти два месяца, наблюдая за «оборотнями». Он подобрался предельно близко к стае: пил с тупыми наездниками горькое пиво и числился почётным кандидатом для вступления в клуб. С ним здоровались за руку: ведь он мог запросто поддержать беседу, к примеру, о достоинствах ИM3-8.107. Или поучаствовать в особо жестоком споре:
– Фэт Бой – основа. Роуд Стар – жалкое подражание!
Категоричность утверждения более чем предвзята: если ягодицы давят сидушку Фэт Боя, говорить иное, как плюнуть в собственный компот.
– Возможно. Но точно не жалкое. – Хитрый прищур, спичка перекатывается от левого уголка рта к правому.
– Объяснись, – подобным тоном вызывают на дуэль, предварительно хлопнув мордашку врага надушенной парфумом перчаткой.
– Ну, для начала: Толстячок на высоких оборотах вибрирует значительней Звезды. Из-за меньшего объёма движка.
– Далась тебе эта дрожь!
– Согласен, ерунда вроде. Если б не одно но: от вибрации раскручиваются гайки и болты.
– А дробовик выхлопных?! Это ж сказка! Опера! Звук! Куда там япошкам!
– Звук? Ну-ну, это важная характеристика для круизёра. Куда важней, чем крутящий момент, который у Звезды больше – при меньшей мощности и расходе топлива.
Верный признак отсутствия достойных контрдоводов – невнятное лепетание о дизайне и эргономике и, мол, не зря Шварцнеггер в «Терминаторе-2»… и вообще…
Добродушный смех, похлопывание по загривку – оппонент немеет и наливается кровью. Он даже не подозревает, что при желании Охотник также легко раскритикует Ямаху Роуд Стар: и неудачный предок Сильверадо, и слабые передние тормоза, и...