Страница 61 из 61
Внешность мужчины была профессионально-неприметной. Именно поэтому пассажиры рейса 424 запомнили помятый серый костюм и опаловое кольцо, а в описании цвета волос и глаз попутчика, равно как и в форме его носа и губ, разошлись кардинальным образом. Кто-то настаивал, что господин был курносым и толстогубым, кто-то говорил, что обладал он тонким носом с горбинкой и тонкими же губами, а кто-то обратил внимание лишь на то, что у странного пассажира совершенно не было ресниц. Как раз отсутствие ресниц было полным враньём и подгонкой под ответ – дескать, коль исчез таким невероятным образом, то 100 процентов инопланетянин, а инопланетяне все как один с лысыми глазами, столько фильмов про это, что просто к бабке не ходи – итак ясно, что за хрен с горы.
Но Авдеев – фамилия исчезнувшего была Авдеев – инопланетянином не являлся. Он был кадровым разведчиком, образцовым шпионом, двадцать пять лет игравшим на чужом поле и скомпрометировавшим себя личной перепиской. Авдеева было решено вывести из игры, потому что в ней стало явно прощупываться второе дно. Неустановленный объект под псевдонимом «Добрая Фея» направил Авдееву письмо с единственной фразой, над которой еще предстояло покорпеть дешифровщикам Центра. «Ты совсем уже большой, - говорилось в перехваченном письме, - а до сих пор не отведал кисло-сладких леденцов». Авдеев на письмо ответил буквально следующее: «Фея, - писал он, - если ты забыла, то я напоминаю: кисло-сладкий леденец ты мне дала всего один».
Было и еще одно письмо. Этим письмом «Добрая Фея» ответил Авдееву. «Слопай этот, и достаточно», - было сказано в сообщении. После четвёртого письма (Авдеев написал респонденту: «Скоро слопаю»), разведчика и решили аккуратно, под предлогом грядущего переориентирования его на другую страну, выманить в Центр.
…Кто-то еще вспомнил, что, прежде чем встать, пассажир положил на откидной столик книжку и вежливо извинился перед соседом слева – тот был вынужден подтянуть коленки и пропустить господина в помятом льне; а кто-то даже утверждал, что оставленная книжка была жёлтой, хотя точно известно, что обложка была ярко-оранжевой, почти красной.
- Любая встреча в жизни человека может оказаться судьбоносной, - сказала дама, выступавшая на перцах. Они с Авдеевым как раз завернули за угол. Недалеко за деревьями виднелись оградки старого кладбища, которое однажды начали сносить, но почему-то забыли, и заброшенный некрополь очутился в окружении новостроек. В некрополе жильцы ближайших домов выгуливали собак, а молодёжь ходила туда пить пиво.
- Давай посидим, - сказала дама Авдееву, - Вон там, на скамеечке.
Дама указала на оградку, внутри которой ещё сохранилась скамейка, и посланный за помидорами Авдеев сказал: «Давайте».
Потом он часто вспоминал тот день, каждый раз поражаясь тому, что на всём его протяжении ничему не удивлялся, хотя ничего более удивительного, чем та самая судьбоносная встреча, с ним никогда больше не происходило.
На памятнике большими черными буквами было написано: «ЛЮСЕНЬКА». Портрет, занавешенный веткой шиповника, не просматривался.
- Люсенька, – прочитал Авдеев, - та самая?
- Что – та самая? – переспросила дама.
- Которая губы-волоса.
- Да Бог с тобой, - засмеялась дама, - совсем другая. Десять лет и никаких подвигов.
- Под машину попала? – Авдеев отодвинул ветку шиповника, заслонявшую памятник.
Овальная рамка, однако, была пуста: фотография неведомой Люсеньки давно выцвела и растворилась во времени.
- Если б под машину, - сказала дама, - а то исчезла. Да и вообще там не она.
- Почему исчезла? – спросил Авдеев.
- Да как все. Хотела учительницей быть, но потом передумала.
- Ну правильно передумала, - сказал Авдеев, - а кем стала?
- Учительницей, - вздохнула дама, - ничего не попишешь.
Авдеев подумал, что не расслышал, но переспрашивать не стал. Вместо этого он спросил:
- Но тут-то кто тогда, если не Люсенька?
- Другая девочка. Люсенькой звали. Но её там тоже нет.
Авдеев помолчал.
- Отец плакал? – спросил он почему-то.
- Отец? – дама посмотрела на Авдеева удивленно, - а чего ему плакать? Он и не заметил еще.
- Как понять? – уточнил Авдеев, - как это не заметил?
- Ну а чего, - ответила дама, - всего-то прошло, - она глянула на часы, - тридцать шесть лет и десять минут.
Дама разминала сигарету, из которой сыпалось на траву.
- Заметит, - она наконец сочла нужным объяснить, - через полчаса. Сердиться, конечно, будет.
- Откуда вы всё знаете?
- От верблюда, - пожала плечами дама, - откуда ж ещё. Кстати, Люсенька тоже почти не при чём. Хотя, конечно, уникальная девочка. В 10 лет сообразить, что наслаждение похоронами не входит в меню покойника – это хорошо. Это большой потенциал у человека.
- Так где она тогда, эта Люсенька? Если не тут?
Дама наконец закурила свою выпотрошенную сигарету.
- Понимаешь, учительских вакансий не было. Ни одной. Так что зовут его Лесли Уайт, и у него лучшая ездовая упряжка на всём побережье Аляски.
Вячеслав Авдеев дорого бы заплатил за возможность посмотреть на реакцию своих попутчиков, на глазах которых зашёл в туалет бизнес-класса и не вышел оттуда. "Куда-куда ты удалился - пошёл поссать и провалился", - провалившийся шпион Авдеев смеётся, произнося детскую непристойность вслух. Лишь когда стюард после долгих стуков в туалетную дверь решил наконец взломать её - что они все рассчитывали увидеть? приличного с виду мужика, помершего от передоза? - о Боже! как бы хотел он насладиться произведённым эффектом, но он мог лишь представлять его, потому что к тому моменту уже давно был не в туалетной кабинке, да и не в самолёте вообще.
Исчезновениями сейчас вообще никого не удивишь, так их много. Исчезновения, по традиции называемые "таинственными", на самом деле штука очевидная, логически объяснимая и слишком частая: к ним привыкли, как привыкают к войне, или к жизни в сейсмически опасной зоне. Это только кажется странным - человек при свидетелях зашел в туалет, а назад не вышел и в туалете тоже его нет; теперь на мякине мало кого проведёшь. Сейчас все знают, что большинство исчезнувших просто-напросто были побраны чертями, а остальные ушли сами, но вы все-таки попробуйте объяснить, куда делся человек на высоте 11 тысяч метров; и зачем самолёт, выполнявший рейс номер 424 "Сеул-Москва", сделал вынужденную посадку в Новосибирске - как будто этим дурацким внештатным приземлением можно было вернуть назад пассажира, пропавшего из самолета без всяких следов, ни тебе крови, ни запонки на дне унитаза; ничего. Да и ладно. Вот упряжку Лесли Уайта – это да, это жаль; но хорошие ездовые собаки без хозяина не останутся. Главное, чтоб хозяин был толковым.
Авдеев, получивший родительский втык за опоздавшие помидоры – он их купил спустя тридцать шесть лет и семьдесят четыре минуты – и Авдеев, закрывший за собой дверь туалета – разные это люди или один и тот же человек? – разумеется, разные; первый Авдеев был одиннадцатилетним мальчиком, посланным за помидорами, а тот, который так и не вышел из туалета – взрослым мужчиной с большим жизненным опытом, прекрасным послужным списком и единственным пятном на деловой репутации: он слишком долго тянул с кисло-сладким леденцом, да и то лишь потому, что на дух не переносил сосательных конфет. Но и казус с леденцом ему в конце концов был прощён - не так уж много в штате добрых фей таких мальчиков, что способны отказаться от уютной карьеры русского разведчика, предпочтя долгую, как поход за помидорами, дорогу в сплошных снегах. Так что пустую могилу Славы Авдеева вы сможете найти буквально на любом кладбище.
…Если, конечно, вам повезет так же, как повезло упряжке Лесли Уайта – лучшей ездовой упряжке на всём побережье Аляски.