Страница 64 из 77
Удивительно, как замирает время, когда твоё сердце разбито.
Как будто эта мышца в груди контролирует тикающие часы под названием «жизнь».
Мои часы остановились, когда Декс разбил мне сердце.
И теперь... после Тома... ну, время и всё остальное перестало иметь значение. Я просто плыву по течению изо дня в день. Ничего не имеет смысла.
Просто в том уголке моего сердца, где был Том, сейчас зияет дыра.
Он ворвался в мою жизнь и разрушил каждую оборонительную стену, выстроенную мной. Глупо было думать, что это не повлияет на меня... что он на меня не повлияет. Что он не сможет пробить путь к моему сердцу. Я знаю, какой девушкой являюсь. Связывающей чувства с сексом. Я наивно полагала, что смогу заниматься всеми этими друзья-по-траху вещами с Томом и выйти сухой из воды.
И теперь, когда я влюбилась в него, он ушёл из моей жизни. Я сломана, беззащитна и слаба, и я не знаю, как это исправить. Мне не удаётся заполнить пустоту, что он оставил в моей жизни. Не важно, насколько я погружаюсь в дела группы и стараюсь не сидеть без дела, ничего не помогает.
Его отсутствие всегда со мной. Каждую минуту каждого проклятого дня.
Я скучаю по разговорам с ним. По смеху. По борьбе. По любви.
Я постоянно чувствую эту боль, как будто от потерянной конечности. Мне просто не понятно, как он за такой короткий промежуток времени настолько глубоко пробрался в моё сердце. Интересно, почувствую ли я себя снова полноценной.
— Ты ещё не звонила ему?
Я перевожу взгляд с пятна на стене магазина обуви на Шеннон, сидящую передо мной, пока я примеряю пару туфель. И у них около сотни мелких креплений. На мой взгляд, они больше впору какой-нибудь шлюхе, но Шеннон, похоже, считает, что они подойдут к платью, купленному нами для журнальной фотосессии, которая пройдёт у нас с ребятами через несколько дней.
Шеннон наняли в качестве нашего постоянного стилиста, чему я очень рада. Единственный минус: мне приходится терпеть Эшли, но она больше фокусируется на парнях, в то время как Шеннон приглядывает за мной, и я уверена, что Эшли это только радует.
— Кому я должна была позвонить?
Шеннон смотрит на меня, туго затягивая очередной ремешок и застёгивая его.
— Ты знаешь, кому. Тому.
— Нет. Зачем мне это? — я кручусь на стуле, отводя глаза.
— Ты знаешь, зачем. Вот, — она пыхтит и застёгивает последнюю пряжку. — Я думала, что никогда не застегну эти чёртовы ремешки. Встань, — говорит она мне.
Я поднимаюсь на ноги, покачиваясь на нелепых каблуках.
— Мне казалось, что я певица, а не модель, дефилирующая по подиуму.
— Ты недостаточно высока, чтобы быть такой моделью, так что перестань ныть и иди, сестрёнка, — ухмыляется она.
Я показываю ей язык, а затем начинаю идти по проходу, направляясь к зеркалу передо мной. Я выгляжу полной идиоткой. Вообще-то, обувь выглядят жарко. Но я просто не могу ходить в них.
Они хорошо смотрятся даже с тем, во что я сейчас одета: с моими шортами и футболкой Энгри Бёрдс, как раз той, которую купил для меня Том.
Ладно, мне нравится мучить себя, нося подарок, который он купил для меня. А ещё я, возможно, храню его кожаную куртку в своей спальне, чтобы закутываться в неё ночью. Ненавижу себя за то, что до сих держусь за него после того, как он причинил мне такую сильную боль.
— Я выгляжу как идиотка, — жалуюсь я.
Шеннон подходит сзади, глядя на меня в зеркало.
— Нет, ты так не выглядишь. Ты выглядишь горячо. Мы покупаем их. А теперь верни свою задницу на место, чтобы я сняла их.
Я сажусь. Пока она работает над тем, чтобы снять одну туфлю, я занимаюсь второй, начиная расстёгивать лямки на своём бедре.
— Итак, объясни мне, почему ты не звонила Тому.
Я вздыхаю, пытаясь притворится, будто её вопрос навевает скуку, когда на самом деле, всё, что я пытаюсь сделать, — это унять боль, которая так и норовит вырваться наружу.
— У меня нет причин звонить ему.
«Между нами всё кончено».
— Враньё. Ты скучаешь по нему.
— Я совсем не скучаю.
Скучаю. Так сильно, что чувствую, будто не могу дышать, почти каждый день. И при одном упоминании его имени я хочу кричать от боли, разрывающей меня изнутри.
Помимо мучений его кожаной курткой, я каждую ночь перед сном слушаю на повторе «Я думал, что умер и попал на небеса», потому что он сказал мне, что это его песня для меня. Я анализирую текст, желая, чтобы эти слова значили для него то же, что и для меня, а не просто служили напоминанием о том времени, когда он трахал меня под сценой.
Ожесточившись, я говорю:
— Даже если и так, какое это имеет значение? Том не скучает по мне.
Он меня на дух не переносит.
— Конечно же, скучает.
Я резко поднимаю голову вверх, во рту мгновенно пересыхает.
— Скучает? Он сказал что-то тебе?
— Нет. Но вот это, — она указывает обувью на моё лицо. — Выражение твоего лица, когда ты подумала, что он соскучился, — это облегчение. А теперь сокрушительное разочарование, потому что ты знаешь, что он ничего не говорил мне, — она снова хватает меня за ноги и начинает дёргать за пряжки. — Вам двоим нужно разобраться со своим дерьмом, — она отрывается от туфли и смотрит мне в глаза. — Том, может быть, и не говорил мне, что скучает по тебе, но я видела его вчера, и выглядел он хреново. Я никогда не видела Тома таким. У него был чертовски ужасный вид. Так вот, когда я специально упомянула твоё имя, он выглядел так, будто я просто застрелила его щенка, а через минуту он ушёл оттуда.
Я больше не могу скрывать свою заботу.
— Он хреново выглядел?
Это нормально, что мысль об ужасном виде Тома заставляет меня чувствовать себя немного лучше?
— Да, он был небрит и, ну, опять начал отращивать свою чёртову бороду. Однако, в отличие от недавнего времени, он не выглядит горячо. Это выглядит ужасно, словно он не мылся целую неделю. То же самое с его одеждой. И от него несло виски. Добавь тёмные круги под глазами, которые даже я не смогла бы загримировать. Он выглядит как дерьмо, и я предполагаю, что всё это из-за того, что он скучает по тебе.
— Он не скучает по мне.
«Чем скорее я уберусь отсюда, тем, бл*дь, лучше».
Уголки моих губ опускаются вниз.
Шеннон садится на корточки и хватает меня за руки, удерживая их вместе на моих бёдрах.
— Я не знаю, что произошло между вами двумя. Знаю только о тех пикантных моментах, о которых ты рассказывала мне на протяжении последних двух недель, но очевидно, что ты заботишься о нём, а он заботится о тебе. Просто позвони ему. Что тебе терять?
Я высвобождаю свои руки и опускаю глаза. После чего опять принимаюсь расстёгивать эти чёртовы пряжки.
— Гордость. Я не буду звонить Тому. В последний раз, когда я говорила с ним, он предельно ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. В общем, даже если он передумал, уже слишком поздно. Я двигаюсь дальше.
— Чушь, — бормочет она. — Вы оба упрямые, — она хватает меня за ногу, дергает её к себе и снимает эти чёртовы туфли.
***
Тридцать минут спустя — Бульвар Робертсона, ЛА
— Не хочешь выпить кофе? — спрашивает Шеннон, когда мы идём к моей машине.
— Конечно, только сначала давай положим эти сумки в багажник.
Я открываю двери машины, а потом багажник. Затем бросаю в него сумки с покупками и закрываю крышку.
— Дерьмо, — произносит Шеннон.
Подняв глаза на неё, я прослеживаю её взгляд через улицу прямо до Тома. Он стоит возле чёрной машины, припаркованной у шикарного ресторана.
Мне и отсюда видно, что он выглядит усталым, не таким собранным, как обычно, и борода определённо отросла.
Но это не та причина, по которой мне кажется, будто кто-то танцует на моей груди.
Нет, причина в том, что рядом с ним я вижу стройную и великолепную брюнетку.