Чаша и Меч

- А я сразу решила, что ты ешь младенцев на завтрак.

Ой, что-то она расслабилась. Орвар всегда говорил: "Фрейя, прежде чем шутить, сначала убедись, что здесь тебе не накостыляют по шее за твои шуточки". В результате об ее чувстве юмора были осведомлены лишь отец и брат.

- Эээ... ааа... когда ты меня в первый раз увидел?

- На благотворительном вечере в ратуше. Ты танцевала под смешную мелодию.

Это было четыре года назад. Тогда Фрейя была неловким угловатым подростком, и только на сцене забывала о своих непропорционально длинных ногах и руках.

- Это был Чайковский. Танец феи Драже из "Щелкунчика".

- Знаю. Я потом нашел эту мелодию.

Он что, положил глаз на нее еще тогда? И знал о планах Бьерна? А может быть, он сам попросил ярла отдать ее ему?

Девушка похолодела. Прошло всего несколько дней после смерти отца, и вот она уже как ни в чем не бывало болтает с его палачом. Когда с ней это произошло? Когда он на руках отнес ее в кухню и перевязал кровоточащую руку? Или когда купил для нее эти пузырьки, что стоят теперь в ванной?

Ведь это он, Фенрир, мучил ее отца. И убил бы его, если бы ярл не захотел сделать это собственноручно. Внезапная слабость заставила ее выронить вилку. Снова кипятком разливалась в груди знакомая боль, но теперь Фрейя знала, как с ней справиться. Она нащупала на столе нож с тонким от многочисленных заточек лезвием и, не колеблясь, ткнула острием под ноготь большого пальца.

- Ты что творишь, дура!

Фенрир в одно мгновение оказался рядом - кажется, просто отбросил в сторону тяжелый табурет и перемахнул через стол. Он отобрал нож, а ее руку с силой зажал в кулаке.

- Хочу знать, больно ли это?

- Что именно?

Ее кровь уже текла по его пальцам, и Фенрир просто слизнул ее. Как собака, невольно подумала Фрейя. А затем он наклонился к ее руке и зажал зубами кончик большого пальца. Отсасывал кровь.

- Когда срывают ногти.

Лицо Фенрира окаменело. Он оторвал кусок бумажного полотенца и соорудил из него колпачок для раненого пальца.

- Это больно. Обычно, когда я дохожу до мизинца, все начинают петь, как канарейки. Но твой отец даже не застонал. Поэтому я понял, что продолжать дальше не стоит.

- А если бы продолжал?

Он пожал плечами, словно говорил о жареных колбасках:

- Ворам обычно отрезают пальцы. Один за другим. Насильникам... сама знаешь что. С предателями обходятся хуже всего.

- Мой отец не был предателем.

Фрейе захотелось швырнуть этот колпачок Фенриру в лицо. Остановила только мысль, что поступок этот выглядел бы по-детски глупым и бессмысленным.

- Не знаю. Я просто делал свою работу.

- Твоя работа мучить и убивать людей?

- Да, - он смотрел ей прямо в глаза. - Это единственное, что я умею. Но делаю это хорошо.

- Делаешь хорошо? - Боль сменилась злостью, и Фрейя всей душой ее приветствовала. - Ты, стало быть, профессионал? А какими инструментами ты пользуешься? Может быть, скальпель? Щипцы? Крючки всякие?

Она была полной идиоткой, если надеялась увидеть в его глазах хоть проблеск стыда или раскаяния. Фенрир вынул откуда-то из-за спины нож с широким лезвием и положил его девушке на колени:

- Нет. Только это. И это. - Он поднес к ее лицу растопыренную пятерню.

Фрейя расширенными глазами смотрела на его ладонь. Три грубых рубца образовывали треугольник, острием спускавшийся к запястью. От него к локтю и выше полз длинный широкий, как лента, шрам. С него что, пытались содрать кожу живьем? Она вздрогнула и отвела глаза.

Неудивительно, что он равнодушен к чужой боли, раз сам претерпел намного больше. И тут же обругала себя: стоп, дура, он твой враг. Врагов не жалеют, они не заслуживают сочувствия.

- Я сожалею, что твоему отцу не удалось умереть с оружием в руках. - Фенрир убрал нож и вернулся к своей тарелке. - Он достоин Валгаллы.

- Это не важно. Он все равно попадет к Одину.

- Ты уверена? - Все же в его голосе звучало сомнение.

- Да. Дело не в оружии. Важно умереть без страха в сердце.

Эта мысль Фенриру нравилась. Успеть схватиться за рукоять ножа или пистолета зачастую было вопросом времени или везения. Преодоление страха перед лицом смерти - признак истинного мужества. Возможно, девчонка права. Вот только...

- Тогда у Одина будет меньше воинов, чем я рассчитывал, - признал он. - Но твой отец... я не ожидал от него такой стойкости.

- Почему? - Фрейя снова ощетинилась.

- Потому что в свое время он уступил власть над Стаей без борьбы. Кабинетный умник, тихий очкарик, изнеженный потомок Хорфагеров.

Так вот он о чем. Фрейя покачала головой:

- Ты так ничего и не понял. Быть Хорфагером, это не значит носить золотые запонки и есть с мейсенского фарфора. Это значит следовать своему долгу и быть стойким в любых обстоятельствах. - Она вздохнула, уже не скрывая сожаления. - Теперь я понимаю, что отец имел ввиду, когда говорил о чести рода и семьи.

С высоты своего роста Фенрир смотрел на девушку. Теперь и он начинал понимать, куда уходят незримые корни ее упорства. Эта пигалица не просто рассуждала о чести Хорфагеров, она в точности следовала своим принципам. Ни разу не пожаловалась на плохую еду, одежду и тесный дом. Ни слова мольбы даже над трупом отца. Ни слезинки в его присутствии. Она боялась его с первой минуты, как увидела, но ни разу не опустила голову и не дрогнула перед его гневом.

Внезапно в голове мелькнула шальная мысль: у нее будут хорошие дети. Бьерн совершил большую ошибку, отдав ему эту девушку. Возможно, ярл уже пожалел о своем решении. Но если он попытается отыграть назад... пусть лучше не пробует, иначе захлебнется в собственной крови.

Затянувшееся молчание прервала Фрейя:

- Ты знаешь, что сделали с его телом? Или... - она явно боялась продолжить свою мысль.

Фенрир в ответ лишь покачал головой. Если он спросит Бьярна напрямую, тот ни за что не ответит. Таков уж был любимый прием ярла: бросить приманку с хитро замаскированным крючком, а потом дернуть за леску, когда потребуется. И если Фенрир проявит чересчур пристальный интерес к судьбе Хорфагеров, Бьерн поймет, что у него появился еще один инструмент влияния на своего опасного подданного.

- Нет, - сказал он. - Я ничего не знаю.

*

Остаток ужина прошел в молчании. Фенрир с удовольствием умял две тарелки тефтелек. Гарм с пристальным интересом провожал взглядом каждую из них. Фрейя смотрела в свою тарелку. А потом в чашку с чаем. А потом... она случайно перевела взгляд в окно и замерла.

В черном стекле, как в зеркале отражались они оба: худенькая девушка в большой майке и с растрепанной копной светлых волос и мужчина, большой, темноволосый, со страшными спекшимися шрамами, уродовавшими всю левую сторону его лица.

Вот только сидел он, повернувшись этой своей звериной половиной к окну, но профиль его в черном прямоугольнике был чист и светел. Фенрир казался бы всем живущим новым воплощением Бальдра (34), будь он весь такой.

Берсерк повернулся, чтобы взять чайник, в стекле мелькнул его второй профиль - правый - но теперь весь изъеденный и искореженный. Стараясь скрыть волнение, девушка опустила руки на колени и начала скручивать в жгут подол майки. Если там, в ночной темноте, она сейчас видит не отражение Фенрира, то что это? Или кто? Может быть, фюльгья? Тогда почему она имеет человеческий облик? Духом хранителем сильнейшего из берсерков Свеаланда должен был быть по меньшей мере медведь или бык или другой могучий зверь. Или женщина - прародительница.

Этот же, внезапно явившийся в темном зазеркалье был просто близнецом Фенрира. Близнец... двойник... доппельгангер... твиллинг - нематериальная копия. Предвестник неминуемой смерти.

Значит, боги услышали ее, подумала Фрейя. Все, кто виноват в гибели Магнуса Хорфагера, все, кто предал его, заманил в ловушку и мучил, должны будут заплатить за свое преступление жизнью. И Черный Фенрир станет одним из них.

Сердце девушки сжалось.