Страница 42 из 134
- Я утешаю тебя и себя, - сказал отец.
- Мне вдруг стало страшно идти на кладбище, - признался я.
Стоя у окна, отец досвистел песню до конца, потом присел на краешек моей кровати.
- Откуда же лист?
- Со стены одного дома, - сказал я, вконец подавленный.
- Это очень важный для меня лист, - прошептал отец немного погодя, - и я хочу его сохранить. - Он встал и откашлялся. - Ты голодный?
- Нет, - отвечал я.
- Тогда спи.
- Хорошо.
Я и вправду заснул, слишком я был разбит. Но проспал не очень долго, когда я проснулся, издалека все еще доносились звуки шарманки, а ведь в десять Индра-парк закрывается.
Я стал раздумывать, а отчего это я проснулся. Мне показалось, во сне я слышал голоса; но значит я и теперь еще сплю - рядом, в кухне, действительно раздавались голоса. Я узнал глубокий, спокойный голос отца, он говорил очень приглушенно, а другой мужской голос, тоже тихий, говорил что-то очень поспешно, он показался мне странно знакомым.
Я сел в постели и прислушался. И тут я узнал его - это был голос господина Шатцхаузера. Я услышал слова отца:
- Так вот откуда запах пива.
- Я просто хотел выразить ему свою признательность, - объяснял господин Шатцхаузер, - теперь вы меня понимаете?
- Я очень хорошо вас понимаю, - сказал отец, - но только за что признательность?
- Тут есть причина как внутренняя, так и внешняя. Внешняя довольно банальная. Он помог мне продать лошадь.
- Бруно? - изумился отец.
- Вы, правда, послали его на кладбище, - сказал господин Шатцхаузер, но он предпочел сделать вылазку в жизнь, а Конный рынок тоже относится к жизни.
Раздался тихий шлепок, видимо, отец хлопнул себя ладонью по лбу.
- Правильно! Я же сам сказал ему, что он выйдет к Конному рынку. - Он возбужденно откашлялся. - А вторая причина?
Мгновение господин Шатцхаузер молчал.
- Тут вам нелегко придется, причина очень сентиментальная.
- Тогда я безусловно ее пойму.
Теперь стал откашливаться господин Шатцхаузер.
- У меня на повозке висит табличка с моим именем...
- Допустим, - сказал отец, - да, ну и что?..
- Она была довольно-таки заляпана грязью.
- Предположим...
- Он начистил ее до блеска, - сказал господин Шатцхаузер, - начистил, потому что ему понравилось имя на ней.
Теперь они оба замолчали. Слышно было, как несколько раз звякнула чашка, отец, видимо, вскипятил чай.
- Все время, пока мы ехали от Конного рынка до пивной, - сказал господин Шатцхаузер, - я думал, как бы мне его отблагодарить.
- Боюсь, что на вашем месте со мной происходило бы то же самое.
- Вы добрый и очень отзывчивый человек, - вздохнул господин Шатцхаузер.
- Вопрос только в том, - сказал отец, - придумал ли бы я то же, что и вы.
- Выяснилось, - проговорил господин Шатцхаузер, - что я панически боюсь могил. И когда я представил себе мальчика на кладбище и заметил, что он чувствует себя виноватым оттого, что на какую-то минуту забыл о дедушке, я сказал себе: лучше всего будет, Арон, если ты избавишь мальчонку от этого и покажешь ему, что жизнь куда важнее смерти.
- Тут вы совершенно правы. - Голос отца слегка дрожал.
- Я прав по отношению к мальчику, - сказал господин Шатцхаузер, - но по отношению к нам я не прав. И потому-то я, как видите, пришел сюда.
- К нам?.. - удивился отец. - Но кто это мы?
- Мы с вами, - серьезно ответил господин Шатцхаузер. - Вы и я.
- Я пытаюсь следить за вашей мыслью, - сказал отец.
- Мы с вами очень похожи, - заявил господин Шатцхаузер.
Слышно было, как отодвинули стул, очевидно, отец поклонился.
- Вы мне льстите.
- Вовсе нет, - пылко заверил его господин Шатцхаузер. - Ведь мы оба не бываем на могилах наших отцов.
Отец молчал; я чувствовал, что он пребывает в нерешительности.
- Да, да, - настаивал господин Шатцхаузер, - это правда.
- Хорошо, - подавленно сказал отец, - а почему?.. Потому что мы слишком любим своих отцов.
- По видимости так, - ответил господин Шатцхаузер, - но разве свидетельствует о любви то, что мы забросили отцовские могилы?
- Прошу прощения, - сказал отец, растягивая слова, - но, по-моему, вы сейчас сами себе противоречите. Вы же как раз объясняли мальчику, что каждый умерший мертв настолько, насколько его считают мертвым.
- Верно, - - согласился господин Шатцхаузер. - Но я же вам говорю: это была версия для ребенка.
- А какова же тогда версия для нас? - спросил отец. Господин Шатцхаузер вздохнул.
- Это я узнал только сегодня.
- Озарение?.. - недоверчиво спросил отец.
- Нет. Прозрение, если вам будет угодно.
- Я сгораю от любопытства, - холодно сказал отец.
Господин Шатцхаузер говорил теперь - так осторожно, словно боялся разбить какое-нибудь из своих слов.
- Вы утверждали, что наша сыновняя любовь умаляется, если мы сохраняем для себя только вещественную память?
- Вы полагаете, - озадаченно спросил отец, - что мы должны примириться с могилами?
- Обязательно, - серьезно сказал господин Шатцхаузер.
- Но разве это не значит, - в волнении вскричал отец, - примириться с бренностью?
- Именно так, - сказал господин Шатцхаузер.
- A любовь к предкам? - возмущенно воскликнул отец. - Как быть с нею?
- А все очень хорошо получается, - спокойно проговорил господин Шатцхаузер, - она только выиграет при этом.
- Выиграет? - смутился отец. - Она выиграет?
- Ну, конечно, - сказал господин Шатцхаузер. - Теперь она наконец сможет, забыв оболочку наших предков, видеть их духовным взором.
- Боже правый, - после довольно долгой паузы вымолвил отец. - Кто же вы такой, дружище, что приходите к подобным умозаключениям?
- Всего лишь конноторговец Арон Шатцхаузер.
Опять отодвинули стул. Очевидно, господин Шатцхаузер встал, и уж наверняка он поклонился отцу. В голосе отца снова послышалось недоверие.
- И вы говорите, у вас только сегодня было это... прозрение?
- Я обязан им встрече с вашим сыном, - сказал господин Шатцхаузер.
- При чем тут опять Бруно? - в изнеможении воскликнул отец.
- Только благодаря ему, - спокойно отвечал господин Шатцхаузер, - я вообще додумался пойти на кладбище. Тут уже отец двинул стулом.
- Вы... вы были на могиле моего отца? - почти шепотом спросил он.
- Сперва я побывал на нашем кладбище, - сказал господин Шатцхаузер. Первый раз за двадцать лет, можете себе представить? Потом пошел на ваше. Разница между могилами вашего и моего отца очень невелика. На вашей растет плющ и бурьян, а на моей - самшит и трава.