Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21

Итак, на основе указанных документов видим развитие событий под Азовом 24–25 июня. Оно характеризуется приходом 24 числа под крепость крымской орды и с ней, возможно, некоторых турецких войск из близлежащих областей. Главные же силы турок, согласно показаниям атамана Р. Родионова с казаками в Астрахани, даже на следующий день были еще только на подходе. Таким образом, видим точную дату начала осады Азова в 1641 г. Последняя началась, как это и сказано в Поэтической повести, 24 июня. Однако решительные действия турецко-татарской стороной не были предприняты ни 24, ни 25 числа данного месяца. Отметим также, что даты начала осады в казачьей войсковой отписке от конца сентября — начала октября 1641 г. (7 июня) и в Документальной повести (24 июля) не верны. И если первая дата ошибочна как таковая, то вторая — 24 июля, — судя по всему, результат ошибки переписчиков этой Повести.

Расспросные речи атамана Б. Лукьянова с казаками в Москве интересны также тем, что в них получили отражение планы и замыслы казачьей стороны относительно обороны города. Так, в данных расспросных речах говорится, что в ходе одной из вылазок казаков «в языках» был захвачен «турский мужик». Пленник в ходе допроса показал, что турки и крымцы хотят над Азовом «промышлять подкопами, и вал весть (вести. — О. К.), и приступом с Леонидами приступать»[107]. В связи с этим Б. Лукьянов со станицей показывали о планировавшихся казаками мерах по обороне города следующее.

В ответ на турецкие осадные мероприятия казаки, по словам Б. Лукьянова с товарищами, собирались подводить под турецкий вал несколько подкопов, чтобы этот вал «разорвать» с помощью подземных взрывов, одновременно направив на это место пушки. Против подкопов неприятеля казаки намеревались делать «слухи» — по-видимому, специальные подземные ходы, и «по рву ходить». Б. Лукьянов со станицей констатировали также, что в Азове скудно «хлебными запасами» и сообщали о замысле осажденных пополнять запасы продовольствия в ходе частых вылазок из крепости. Приступа с лестницами казаки не опасались: «приступом они (турки. — О. К.) города не возьмут», — уверенно говорили Б. Лукьянов с казаками. В тех же местах, где турецкая осадная артиллерия будет пробивать стены, казаки собирались ставить специальные срубы («избы»), набитые хрящем[108] и землей (еще их именовали тарасами)[109]. О последнем сообщали в Астрахани и казаки станицы Р. Родионова, отметив по данному поводу, что «стена каменная в Азове тонка»[110]. Таким образом, насколько можно судить, казаки достаточно уверенно чувствовали себя в начале осады. Их боевой дух был на высоте. По словам Б. Лукьянова с товарищами, осажденные в Азове собирались «сидеть крепко» и не сдавать город, «хоти всем до одного человека помереть»[111]. Надо отметить, впрочем, что действительность оказалась гораздо более суровой, чем она первоначально виделась казакам.

О времени начала решительных действий под Азовом с турецкой стороны сообщается в расспросных речах на Валуйках (от 14 июля 1641 г.) и в Москве (от 21 июля) служилых людей г. Валуек Севастьяна Князева и Степана Пригаринова. Последние в середине июня 1641 г. были посланы из этого города к казакам в Азов с грамотой из Москвы, но, когда С. Князев и С. Пригаринов подошли к Азову, город оказался обложен турецко-крымским войском. Русские гонцы были замечены крымцами (из-за утреннего тумана они слишком близко подъехали к татарским шатрам) и во время бегства государеву грамоту «вкинули в воду» речки Темерник (то есть уничтожили ее). В этот же день С. Князев и С. Пригаринов прибыли в ближайший тогда к Азову Черкасский казачий городок.

Как показывали С. Князев и С. Пригаринов во время расспросов, на другой день после прибытия их в Черкасский городок казаки «в последнем часу дни» отправили из этого городка С. Князева и донского казака Лёвку Лукьянова, умевшего говорить по-татарски, в небольшом судне под Азов, вероятно, с тем, чтобы попытаться проникнуть в город водным путем. Однако на пути к Азову С. Князев и Л. Лукьянов были подмечены с небольших турецких судов, стоявших по обе стороны Дона. Среди турок поднялась тревога, и С. Князев и Л. Лукьянов отошли вверх по Дону и укрылись в камышах, где простояли весь следующий день.

Согласно показаниям С. Князева и С. Пригаринова в Москве, в этот день «за час до света» под Азовом началась ружейная стрельба — «учали бить из ружья из мелково» и били около двух часов. Затем стреляли из двух пушек и били «из мелково ружья» опять «часы з два ж», после чего стреляли из восьми пушек. И наконец, после этого «во весь день стрельба была из ружья и ис пушек с переметкою» (то есть чередуясь). Дождавшись темноты, С. Князев и Л. Лукьянов вернулись в Черкасский городок, а опять-таки на следующий день под Азовом «учали бить из большово наряду безпрестанно до полдень». Далее орудийный огонь велся «по вся дни статьями с перемежкою» (то есть, по-видимому, с перерывами), причем казаки Черкасского городка говорили, что это бьет «турской наряд». Наконец, в десятый день пребывания гонцов на Дону под Азовом началась стрельба из «большого наряда» и «бой (канонада. — О. К.) учал быть большой». «И учало де у них в городке (Черкасском. — О. К.) быть ужасно», — вспоминали во время расспроса в Посольском приказе С. Князев и С. Пригаринов.

Большая османская пушка (из указ. книги X. Йылдыза). В том числе из подобных орудий турки обстреливали засевших в Азове казаков.

Ситуация на тот момент действительно была критической. Как сообщил по секрету («сказывал тайно») гонцам есаул Черкасского городка Григорий Филиппов, в случае, если турки и крымцы возьмут Азов, то казакам из Черкасского городка придется, оставив последний, уходить вверх по Дону на верхние казачьи городки и «в Русь». С. Князев и С. Пригаринов спешно были отправлены из Черкасского городка обратно на Валуйки. Сами же казаки принялись копать ров (то есть обновлять укрепления) и одновременно готовить суда[112]. Как видно из данного сообщения, под Азовом решалась судьба не только этого города, но и казачьих городков.

В своих показаниях в Москве С. Князев и С. Пригаринов сообщали, что упомянутая стрельба была под Азовом в Петров день, то есть 29 июня. Ошибка здесь, учитывая упоминание о церковном празднике, маловероятна. В пользу данного вывода косвенно говорит и тот факт, что при упоминании о пребывании С. Князева в светлую часть указанного дня в камышах под Азовом в расспросных речах употреблено выражение «и на завтрея, в середу…». Пасха в 1641 г. приходилась на 25 апреля, и при соответствующем расчете подтверждается, что Петров день в этом году действительно приходился на вторник.

Подходя к завершению разбора документов о начале обороны Азова, отметим следующее. Согласно показаниям Б. Лукьянова и Р. Родионова с казаками их станиц, 24 июня под город пришла только крымская орда, турки же были лишь на подходе. Таким образом, если не считать вылазок казаков 24 и 25 июня (и, возможно, позднее), то основные боевые действия должны были начаться несколько позже. Когда? Заметим, что до указанной ружейной и пушечной стрельбы, которая шла «с переметкою» (попеременно) и очень похожа на перестрелку в ходе приступа турецкой стороны к городу, никаких предварительных обстрелов Азова расспросные речи С. Князева и С. Пригаринова не фиксируют. Обстрелов крепости не было ни в тот день, когда упомянутые гонцы подъехали к Азову, ни в день отправки С. Князева из Черкасского городка под Азов[113].

107

Промышлять (от выражения: воинский промысел) — вести боевые действия.

108



Хрящ — различный строительный мусор с камнями, часто — крупный песок с примесью мелкой гальки.

109

Донские дела. Кн. 2. Стб. 218–219.

110

РГАДА. Ф. 89. Сношения России с Турцией. Оп. 1. Стб. 1641 г. № 1. Л. 35.

111

Донские дела. Кн. 2. Стб. 219.

112

Там же. Стб. 226, 231–234.

113

Следует, впрочем, оговориться, что таковые могли быть опущены гонцами во время расспросов.