Страница 16 из 20
– Как же он протащил аппаратуру внутрь? – пробасил Ящик.
Окунь на минуту задумался, затем покровительственно похлопал Ящика по крутому плечу.
– Когда твой папаша закончил шуровать веткой эбенового дерева в дупле твоей будущей мамаши, от ветки отскочило маленькое семечко, которое легко прошмыгнуло внутрь сквозь тесные двери, – туманно сказал он. – А через девять месяцев ты, Ящик, если судить по твоим габаритам, пробирался на выход с великим трудом в течение многих часов, не так ли? Да тебе ещё помогали щипцами, я полагаю. А то и вообще извлекли из чрева с помощью кесарева сечения!
– Мать говорила, что я родился нормально, как все! – окрысился Ящик, явно так ничего и не поняв.
Приятели погрузили носы в бокалы, едва удерживаясь от смеха.
Окунь вздохнул и ласково улыбнулся Ящику:
– Ты славный малый, Лёха. Не обижайся на меня, ты мне здорово помог своим вопросом. – Он опять закурил. – Вы все тут говорили дело, ребята, – выставив смрадную дымзавесу, сообщил Окунь. – Особенно Ляпа. Поэтому сделаем так. Мы заставим Васнецова продемонстрировать действие аппаратуры, и если убедимся, что она действительно есть и находится в полном порядке, предложим ему взаимовыгодное, хе-хе-хе, сотрудничество. Что вы на это скажете?
– Опять аппаратура! – недовольно пробурчал неукротимый Нафаня, которого задело, что его теорию проигнорировали, но под осуждающим взглядом Окуня выдавил: – Придётся взять хирурга в долю…
– Что меня, блин, смущает, так это то, что я должен буду сотрудничать с этим мордохлыстом, – пробубнил Ляпа.
– Конечно, только сотрудничество, ну! – поддержал шефа Вертляк. – Это лучший способ обделать наши делишки.
– А я согласен с Ляпой, – прогундел Ящик. – Я не умею сотрудничать.
Окунь выслушал реплики с мест и побарабанил пальцами по столу:
– Не ссыте в компот, ребята, – там повар ноги мыл! Я же не прошу вас сотрудничать с волосатым куском дерьма до конца жизни. Мы поможем хирургу вывести аппаратуру из Вольнореченска, подучимся у него, а когда овладеем ноу-хау и начнем рубить крутую капусту сами, попросим Лёху прервать наше плодотворное сотрудничество с Васнецовым. – Окунь вперил взгляд в сонное лицо Ящика: – Ты ведь поможешь нам, Ящик? Ты ведь всё равно не умеешь сотрудничать, да?
Ящик не привык ломаться.
– Чуть что – и древесина. Лес норвежский, – ответил он понятной каждому любимой поговоркой. – Я помогу вам.
– Ну вот и славно, – весело подытожил Окунь. – Есть ещё вопросы, ребята?
– Есть, – откликнулся Нафаня. – Ты так и не ответил, почему уверен в том, что Васнецову обеспечивает успех какая-то мифическая аппаратура.
Окунь снисходительно усмехнулся:
– Отвечаю. Года два назад он вдруг рассчитал своих двоих ассистентов и продал большую часть оборудования – наверняка освобождал помещение для новой, хе-хе-хе, техники. Он очень не хотел делиться ноу-хау, потому-то и выпер ассистентов – без выходного, так сказать, пособия. А нас, я полагаю, хирург взашей не прогонит. Мы возьмём паренька за хипо. И нашей следующей задачей, котятки вы мои непотопляемые, станет овладение самой передовой, самой современной и самой, по-моему, прибыльной техникой и технологией, которая попала в руки этого засранца с ну очень закоулистой жопой.
Никто не решился возразить Окуню или добавить что-нибудь. Все четверо «непотопляемых котяток» дружно промолчали. И почему-то всех четверых, включая даже толстокожего и не склонного к рефлексиям Ящика, охватило вдруг тягостное, мучительное, предблевотное чувство. Они почувствовали себя так, будто одновременно приняли нехорошую телепатему от какого-то злобного источника.
Окунь раздавил окурок в пепельнице, достал огромный клетчатый платок и под пристальными взглядами притихших «быков», напоминающих сейчас разучившихся даже блеять и мемекать баранов Панургова стада, тщательно промокнул большой залысый лоб.
К столу подошёл неслышно появившийся Болек, поставил перед каждым чашечку ароматного кофе, забрал пустую бутылку и бокалы и выскользнул из комнаты.
Окунь взял серебряную ложечку и постучал ею о краешек блюдца:
– А теперь поговорим о деталях.
* * *
Когда Болек занял привычное место за стойкой, в бар вступил плотный мужчина в дешёвых джинсах и коричневой жилетке поверх клетчатой рубашки. Покачивающейся моряцкой походочкой он проследовал по заплёванной палубе бара «При деньгах» на полубак, взгромоздился на высокую тумбу-кнехт, с каменным лицом прочитал забранные в рамку гениальные стихи и небрежно бросил Болеку:
– Холодной водки!
Болек потянулся было за льдом, но вспомнив любителя холодного апельсинового сока, на ходу перегруппировался и окунулся с головой в холодильник. Через секунду он вынырнул оттуда с заиндевевшей бутылкой настоящей водки, изготовленной на Вольнореченском ликёро-водочном заводе по запатентованному старорусскому рецепту.
Попугай Ринго, словно заправский алкоголик, скосил глаз на содержащую душегрейную жидкость вместительную посудину и заперебирал лапками по жердочке, придвигаясь поближе к месту событий.
– Пр-рямо не р-разбавляя, пр-рямо не р-разбавляя! – деловито проинструктировал он подмигнувшего ему Болека, когда тот отвинтил колпачок.
Мужчина с кислым видом взял наполненную Болеком рюмку, проглядел её на свет и залпом выпил водку. Несколько секунд он с отсутствующим видом смотрел на мерно плещущееся у бортов стойки полупьяное, волнующееся по пустякам людское море, потом жёсткими глазами прицелился в бармена:
– Бутерброд с икрой!
– Кабачки икр-ру метали! Кабачки икр-ру метали! – привычно отреагировал Ринго.
– Рингушка, фильтруй базар! – с напускной строгостью пожурил его Болек, в душе гордясь своим уникальным попугаем, и вновь повернулся к клиенту: – Вам с красной или с чёрной?
– С чёрной, – уточнил тот мрачно.
– Ну, держись, чер-рномазый! – заорал попугай как оглашенный к вящему удовольствию посетителей.
В этот момент на экране телевизора вновь появился прилизанный педерастоокий диктор. Тщательно подражая «правильному» московскому произношению, он зачитал недавно полученную дополнительную информацию об изнасиловании и убийстве Капизы Каипбергеновой. На какую-то минуту людское море слегка успокоилось, внимая вещающему с не соответствующим трагическому происшествию подъёмом густо загримированному телеэкранному педриле. Получивший свой бутерброд мужчина тоже внимательно слушал сообщение, жуя белый хлеб с чёрной икрой с таким брезгливым видом, будто мусолил дешёвую детскую резинку.
Оказывается, несчастная Капиза была убита невиданным ранее изуверским способом. По предположению милицейских специалистов, женщине насильно ввели во влагалище нечто вроде вакуумного насоса, применяющегося для проведения мини-абортов, только более грубого и мощного, который буквально высосал (напомаженный диктор так и прочитал: «высосал») внутренности женщины из её брюшной полости. В заключение размалёванный телегомик торжественно огласил мнение небезызвестного начальника убойного отдела подполковника Свечки, заявившего, что выбранный убийцей способ умерщвления жертвы якобы не имеет аналогов в истории криминалистики.
Сидевших в зале посетителей (а в баре Поливки сидели, как и всегда, исключительно мужчины) сообщение повергло в лёгкий шок, хотя у многих завсегдатаев имелся за плечами богатый криминальный и сексуальный опыт. Свечка, похоже, приврал, но никто не решался оспорить заявление подполковника об уникальности садистски изощрённого метода убийства. Оправившись от шока, посетители загалдели пуще прежнего, горячо обсуждая дикое преступление и в меру своих способностей дорисовывая недостающие подробности.
Попугай, совершая челночные рейды от одного конца жёрдочки до другого, непрерывно верещал, бессильный перекричать нараставший гомон подвыпившего зала:
– Что так-кое? Что так-кое? Ты ч-чего? Ты ч-чего?
К радости Поливки, народ приналёг на крепкое, и двое его молодых разбитных помощников просто сбились с ног. Потирая ручки, Болек с умилением обозревал набитое посетителями своё небогоугодное заведение, как вдруг почувствовал на себе чей-то тяжелый взгляд. Неизвестно почему испытав безотчётный страх, Поливка обернулся и встретился с карими глазами мужчины в коричневом жилете, которому несколько минут назад подал бутерброд с икрой.