Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 18



Примечание авторов: * вот еще одно слово образованное от корня «обр», а еще есть оброк и обрыдлый…

Но неведомый и непознаваемый мангус, помогавший славянам, жестоко над ними надсмеялся, потому что, когда подчиненные ему шулмуски оставили свою позицию, то на том месте, где располагалось кочевье, тудун и его люди нашли только тела убитых мужчин и юношей, защищавших кочевье, а также тех воинов, которые были ранены раньше или были слишком стары, чтобы садиться на коня и брать в руки копье. И никаких следов женщин и детей обров, их коней, рабов и рабынь, а также походных кибиток с деревянными колесами в человеческий рост и стад скота, который служил обрам источником пропитания и мерилом богатства. Все забрал проклятый мангус у обров, ничего не оставил.

Всех павших при защите кочевья стоило бы похоронить в соответствии с обычаями – то есть выкопать на месте боя братскую могилу, уложить в нее не только тела погибших, но и их коней, доспехи, оружие и прочее, вроде юных рабынь-наложниц, ведь это необходимо воину в загробном мире для того, чтобы вести полноценную жизнь лихого степного багатура. Но проблема была в том, что оружие, доспехи, коней и рабынь-наложниц победивший мангус забрал с собой, вынуждая обров на невыносимый позор похорон своих товарищей без всего того, что было положено класть им в могилу. Да что там говорить – даже копать обрам было нечем, ведь все лопаты, заступы и прочий шанцевый инструмент, необходимый для установки долговременного лагеря и постройки полевых укреплений, тоже благополучно «ушли» вместе с кибитками. Поэтому могилу пришлось рыть уже на закате, а потом и при лунном свете, разрыхляя землю широкими листовидными остриями копий, вычерпывать ее своими собственными шлемами и выносить из ямы на конских попонах. Впервые за всю свою историю благородные обры работали сами, своими руками, а не подгоняли безответных рабов, и это им совсем не нравилось.

Правда, один молодой и горячий этельбер, предводитель тысячи храбрых хуни, предложил было быстро проехать по окрестностям на правом берегу реки, найти сколько получится селений этих глупых славян и набрать сколько получится пленных, которые пригодятся и для выкапывания могилы, и в жертву, чтобы ублажить души безвременно усопших степных воинов. Тудун тогда посмотрел на юного удальца как на хронического идиота. Ведь стоит какой-то части обров отделиться от основного войска, как тут же это почует злой мангус, после чего на маленький отряд последует внезапное нападение огромного числа его злобных воительниц-шулмусок, которые быстро убьют всех, кто был настолько безрассуден, чтобы бродить по окрестностям в меньшинстве.

Итак, к тому моменту, когда луна коснулась горизонта, яма в восемь человеческих ростов в длину, столько же в ширину, и полтора роста в глубину была уже готова. Похороны решили произвести на следующий день, после рассвета, затем усталые и измученные тяжелым днем люди легли спать, используя коня как грелку, попону как одеяло и подстилку, а седло как подушку. Они еще не знали, что вырыли могилу и для себя тоже, потому что их судьба была уже предрешена, и они сами превратились в то меньшинство, которое может быть уничтожено одним ударом… и до того момента осталось совсем немного времени. Проснутся они уже в аду.

7 августа 561 Р.Х. Три часа ночи. Византийская империя, префектура претория Востока, диоцез Фракия, провинция Европа, 35 километров к западу от центра Константинополя, Спальня загородной приморской виллы Флавия Велизария и его жены Антонины.

Ночь была жаркой и душной – ни ветерка; наверное, поэтому спал Велизарий плохо. Он метался и вскрикивал, говорил какие-то слова на незнакомом языке, как будто спорил во сне с кем-то невидимым, и Антонина уже было начала всерьез опасаться за здравость его рассудка. Потом старик открыл глаза, сел на ложе и, прикрывая простыней худую, впалую грудь, вдруг отчетливо произнес:

– Они идут, они уже совсем рядом, они уже здесь…

Антонина тоскливо подумала, что ее так долго продержавшийся муж наконец-то окончательно лишился рассудка, и что, может быть, в этом и заключался тонкий замысел Юстиниана. Не арестовать, ослепить и казнить популярного среди солдат и офицеров полководца, многократного победителя персов, вандалов, готов, булгар и разных мятежников, что непременно вызовет недовольство в легионах – а всего лишь свести его с ума… Сумасшедший Велизарий, разговаривающий на неизвестном языке со своим невидимым господином, будет выглядеть нелепо и смешно, и не сможет участвовать в заговорах против императора.

Но не успела Антонина выстроить столь логически безупречную конструкцию, как в атриуме их дома, рядом со спальней, послышались шаги нескольких человек. Странные шаги. Так не ходят наушники и шпионы патрикия Руфина, чьи шаги всегда тихи и вкрадчивы. Так не ходят охраняющие Велизария северные варвары из константинопольской схолы, подчиненные магистру оффиций Евтропию, которые обычно топают как стадо буйволов. Так может идти кто-то уверенный в своей силе и своем праве, потому что именно так, уверенно и твердо, в молодые годы ходил сам Велизарий, сокрушивший сонмы и сонмы врагов, и во время мятежа Ника своей сильной рукой реставрировавший на троне уже готового бежать императора Юстиниана.



Ни на секунду великий полководец не пожалел ни о тех днях, ни о той бойне, которую солдаты его личной армии устроили на константинопольском ипподроме, где верхушка мятежников и самые преданные их сторонники собрались отпраздновать успех своего заговора. Он убил их всех до последнего. Лучники герулов нафаршировали мечущуюся константинопольскую чернь* стрелами, а мерно шагающие следом когорты готов и славян добивали раненых ударами копий и мечей, чтобы ни один мятежник не остался в живых.

(И нечего жалеть об этих людях – в 532-м году на константинопольском ипподроме были точно такие же бабуины, как и в 2014-м на киевском майдане незалежности, и если бы не Велизарий, решительной рукой наведший железный порядок, то судьба Империи вообще и императора Юстиниана в частности была бы очень печальной…)

Примечание авторов: * чернь – это не синоним слова бедный, скорее это слово обозначало тот слой городских бездельников, которых процветающее общество с жиру содержит просто за компанию. В наше время таких людей именуют творческой интеллигенцией, и именно они являются основными посетителями проспекта Сахарова и Болотной площади.

Но где тогда были хваленые схоларии и ескувиторы, эти разряженные как петухи, клоуны в позолоченных доспехах? Презрев присягу, отсиживались в своих казармах, желая дождаться того момента, когда окончательно определится победитель – и дерьмо пришлось разгребать ипаспистам* Велизария и ему самому лично.

Примечание авторов: * ипасписты, они же букелларии – солдаты наемных дружин, по большей части варвары с боевым опытом, служащие лично византийским полководцам и политикам. Некий компромисс между классическими наемниками и дружинами варварских вождей. Ипасписты служили за плату, но считались товарищами, а не слугами своего нанимателя. На пике полководческой карьеры Велизария ему служили более семи тысяч ипаспистов, которым можно было поручить любую задачу, в том числе и отправить на тот свет тридцать пять тысяч константинопольских «конкретных пацанов».

Размышления Велизария о прошлом прервал не очень сильный, но решительный стук в дверь. Так стучится сама Судьба, и все понимают, что войдет она вне зависимости от ответа, который ей сможет дать хозяин. Услышав этот стук, Велизарий встрепенулся, набрал побольше воздуха в выпяченную грудь и по возможности как можно более твердо произнес:

– Если ты тот, кого я жду вот уже три дня, то, пожалуйста, входи, если же нет, то будь добр, пройди мимо и дай пожилому человеку спокойно прожить свои последние дни…

В ответ на эти слова дверь решительно отворилась, и на пороге спальни Велизария и его супруги появилось несколько человек, поражавших своей необычностью.