Культурные индустрии

У культурных индустрий двойная роль – «экономических» и «культурных» систем производства текстов. Производство имеет специфические для сферы культуры особенности, а тексты определяются экономическими факторами (среди прочих). Если мы хотим критиковать формы культуры, производимые культурными индустриями, и способы их производства, мы должны учитывать одновременно и политику перераспределения:, сосредоточенную на вопросах политической экономии, и политику признания, занятую вопросами культурной идентичности [Fraser, 1997].

Вопросы детерминации и редукционизма

Обвинения, часто выдвигавшиеся – в исследованиях культуры, а также в исследованиях коммуникации и социологии культуры – против некоторых видов политэкономического анализа, – это обвинения в предположительном РЕДУКЦИОНИЗМЕ, т. е. в том, что они сводят сложные культурные события и процессы, например форму голливудской киноиндустрии, природу телевизионных мыльных опер или развитие телевидения как средства коммуникации, к действию одной политико-экономической причины, такой как интересы социального класса, контролирующего средства производства, или потребность собственников и менеджеров в капиталистической системе получать прибыль. Действительно, подобные редукционистские описания, которые не сумели отдать должное сложному взаимодействию факторов, действующих в культуре, существуют, но тот факт, что некоторые политэкономические описания являются редукционистскими, не служит аргументом против политэкономического подхода как такового. Здесь требуется концепция ДЕТЕРМИНАЦИИ в антиредукционистском смысле установления пределов и оказания давления, а не в смысле действия внешней силы или сил, которые неизбежно приводят к определенным событиям (см. изложение этого различия в: [Williams, 1977, р. 83–89]). Хороший анализ ставит процессы экономической детерминации рядом с другими процессами и факторами, действующими в культуре, и задумывается о том, как они взаимодействуют[28]. Другие факторы, которые важно подчеркнуть при изучении культурного момента, феномена или процесса:

• роль институтов в юридической и политической сферах;

• имеющиеся в данный момент формы дискурса, языка и репрезентации;

• верования, фантазии, ценности и желания, характерные для определенной группы людей.

Конечно, не все подобные описания смогут постоянно учитывать сложное сочетание действующих сил. Какие именно элементы подчеркиваются, зависит от «наших субъективных целей, от того знания, которое мы предполагаем у нашей аудитории, или от выявления какого-то нового фрагмента той исторической головоломки, к которой мы хотим привлечь внимание наших читателей» [Rigby, 1998, р. XII]. Подобный эклектизм, однако, не означает отказа от политических и этических приоритетов и тревог. «Субъективные цели», к которым привлекает внимание Ригби, могут, например, включать в себя выявление точек напряжения для достижения социальных перемен. Плюрализм методов не означает приятия релятивистской этики и либерально-плюралистической модели политики, предполагающей, что современные системы демократии функционируют более или менее эффективно.

Слишком много времени было потрачено на попытки разрешения споров, излагающихся исключительно в абстрактных терминах. Мы должны оставить запутанные дискуссии о том, что именно хотел сказать Маркс и правильно ли его поняли. Вместо этого нам следует серьезно задуматься о сложном взаимодействии детерминаций в любой ситуации, для того чтобы понять, как трудно порой добиться социальных изменений, и как это все-таки можно сделать[29]. Если дебаты об экономической детерминации и редукционизме действительно породили наиболее значимые противоречия между политической экономией и другими подходами, эклектическая методология в союзе с радикальным социал-демократическим признанием существования структур власти, неравенства и несправедливости может создать возможности большей конвергенции. Более прагматичный вариант, предлагаемый в данной книге, предполагает выявление отдельных моментов, когда детерминирующая роль экономических факторов особенно велика, и моментов, когда необходимо сильнее подчеркивать роль других факторов, например, перечисленных выше. Это, как мы увидим, станет ключевым аспектом главы III, которая займется объяснением изменений и преемственности в культурных индустриях.

В данной главе я сосредоточил свое внимание на выявлении достижений и ограничений большинства подходов к изучению культурных индустрий в свете вопросов, описанных во введении и занимающих центральное место в книге в целом. Я также попытался выйти за рамки идеи, согласно которой поле исследования медиа и популярной культуры расколото между политической экономией и исследованиями культуры. Моей целью в данном случае является общая стратегия, которая может быть описана как особый тип политэкономического подхода, дополненного некоторыми аспектами эмпирической социологии культуры, исследований коммуникации и исследований культуры. То, как этот общий подход может быть использован для создания теоретического аппарата для оценки и объяснения изменений и преемственности в культурных индустриях, – тема следующих двух глав.

Дополнительная литература[30]

Поскольку в данной главе неоднократно упоминается литература, посвященная культурным индустриям, здесь я ограничусь обзорами.

Общие обзоры области медиа, коммуникации и популярной культуры

Разные главы из работ Каррэна отличаются широким охватом материала, синтезом различных подходов, взятых из политической экономии, исследования коммуникаций и социологии культуры, кроме того, он внимательно относится к исследованиям культуры. Некоторые известные работы собраны в его книге «Медиа и власть» [Curran, 2002].

«Теория средств массовой коммуникации» Маккуэйла (последнее издание на момент написания этой книги датируется 2005 годом) – главный обзор области изучения массовой коммуникации с точки зрения либерально-плюралистических исследований коммуникации [McQuail, 2005].

Рядом с «Теорией коммуникации» Мателаров [Mattelart A., Mattelart М., 1998] многие англо-американские работы кажутся слишком узкими и провинциальными.

Традиция Шиллера – Макчесни проявляла больше интереса к активизму, чем к теории, но «Теоретизирование коммуникации» Дэна Шиллера [Schiller, 1997] по-новому рассказывает об истории развития исследования коммуникации.

Лучший учебник, на мой взгляд, – «Медиа/Общество» Крото и Хойнса [Croteau, Hoynes, 2002].

Издаваемая Open University серия «Понимание медиа» дает введение в изучение медиа: «Media Audiences» [Gillespie, 2006], «Analysing Media Texts» [Gillespies, Toynbee, 2006] и «Media Production» [Hesmondhalgh, 2006b].

Конкретные подходы

Лучшие книги, посвященные обзору политэкономического подхода, – «Политическая экономия коммуникации» Винсента Моско [Mosco, 1995] и прошедший незамеченным сборник Ричарда Максвелла «Произведения культуры» [Maxwell, 2001]. Моско, а также Гарнэм в главе о культурных индустриях в своей книге «Эмансипация, медиа и современность» [Garnham, 2000], дают хороший обзор ограниченности мейнстримной, ортодоксальной экономики.

Питер Голдинг и Грэхэм Мердок выступили с рядом важных положений, касающихся подходов критической политической экономии к медиа и культуре, начиная с эссе 1974 года [Murdock, Golding, 1974] и обзора области, претерпевающей изменения коммуникации в 1977 году [Murdock, Golding, 1977]. В 1991-м они опубликовали существенно обновленный вариант («Культура, коммуникация и политическая экономия») последнего эссе, которое с тех пор пересматривалось три раза, в 1996, 2000 и 2005 годах (см.: [Golding, Murdock, 2005]). По этим работам можно проследить изменения в традиции критической политической экономии.

28

Целый ряд видных неомарксистских исследователей культуры продолжают подчеркивать важность детерминации множественными факторами (сверхдетерминация), по-прежнему говоря о конечной детерминированности экономикой (например: [Grossberg, 1995]). Однако в большинстве работ, выполненных в рамках исследований культуры, трудно найти какие-то другие отсылки к политико-экономическим факторам, кроме упоминания термина «капитализм».

29

Является ли сам по себе марксизм редукционистским, вызывает крайне сложные споры, к которым здесь нет времени обращаться. См. Ригби: [Rigby, 1998], считающего, что марксизму необязательно свойственен редукционизм, однако там, где ему удается избежать редукционизма, он становится не отличим от плюралистической социологии.

30

Полные библиографические данные работ, упомянутых в разделе «Дополнительная литература» после каждой главы, можно найти в разделе «Библиография» в конце книги.