Страница 3 из 28
– В чем причина столь трогательной заботы, лорд Гесберт? – спросила Марианна, с прежней усмешкой глядя на епископа.
– Как я и сказал – в долге перед твоим отцом. И в любви к тебе, дочь моя.
– Язычница, варящая из трав колдовские зелья, – задумчиво произнесла Марианна, не сводя глаз с епископа. – Если меня не подводит память, такими словами, святой отец, вы выражали свою любовь ко мне?
Епископ откинулся на спинку кресла, сжал холеные пальцы в кулаки и шумно выдохнул.
– Ты такая и есть, – сказал он, не спуская с Марианны недобрых глаз, и отбросил всю напускную мягкость, – и ничуть не изменилась к лучшему. Я вижу, что тебе нравится дерзить лорду шерифу и мне? Позволь напомнить тебе о твоем положении, которому дерзость пользы не принесет, – и он выразительно указал глазами на ее располневший стан.
– Что вы хотите от меня получить взамен убежища в монастыре, о котором я вас не просила?
– Знак, условный знак, который поможет выманить Шервудского Волка из его логова. И ничего больше. Не так уж и много за жизнь и почти свободу? – так же прямо ответил епископ на ее прямой вопрос.
Марианна глубоко вздохнула, посмотрела поверх голов епископа и шерифа куда-то вдаль, и каменные стены словно растаяли перед ее ясным взором. Тихо рассмеявшись, она снова опустила глаза на епископа и сказала:
– Совсем немного! Вы просите у меня такой пустяк – предать супруга и господина!
Епископ сверкнул глазами и воскликнул, уже не скрывая одолевавшей его злобы:
– Надо еще доказать, что он твой муж! Я запретил всем священникам моей епархии совершать над вами обряд венчания!
– Тем не менее он был совершен, поскольку этот запрет отменил ваш двоюродный брат епископ Илийский. Как у папского легата у него были все полномочия сделать это, – ответила Марианна, оставшись равнодушной к гневу епископа. Заметив Хьюберта, который пришел в подземелье уже в одежде с гербом Гая Гисборна, она кивнула головой в его сторону: – А вот и свидетель, который присутствовал на венчании. Можете расспросить его, все правила были соблюдены или нет.
– Хорошо, пусть так! – сдаваясь, процедил епископ. – Это не меняет дела. Я уверен, что твой супруг, – он подчеркнуто выделил голосом это слово, – чья предусмотрительность и осторожность нам хорошо известны, не мог не условиться с тобой заранее о знаке, который ты должна послать ему, случись тебе попасть в беду. Я прошу и требую, чтобы ты сейчас назвала нам этот знак или передала его нам, если он при тебе.
– Вы случайно не исповедуете ли меня, святой отец? – живо поинтересовалась Марианна с неуловимой улыбкой, задрожавшей в уголках ее рта.
Услышав эти слова, Гай схватил Марианну за волосы и запрокинул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза и заставить ее саму посмотреть на него.
– О какие знакомые присказки! – тихо рассмеялся он, прищурившись и не сводя с Марианны темных глаз. – Ты не только слова – ты даже интонации переняла у Шервудского Волка! Я отвечу тебе: ты не на исповеди. Ты на суде, и не принимай терпение и милосердие своих судей за глупость.
Помедлив, он выпустил ее волосы, и она, тряхнув головой, снова выпрямилась, как стальной клинок.
– Если я на суде, то вправе узнать, в чем меня обвиняют, – хладнокровно сказала она.
– Ну, дочь моя! – желчно рассмеялся епископ, разводя руками. – Выбирай, что тебе больше по вкусу. Ты объявлена вне закона наравне с твоим супругом. Светский суд в лице сэра Рейнолда обвиняет тебя в разбое, которым ты занималась все лето. Церковное правосудие, которое творю я, предъявляет тебе обвинение в колдовстве и отступничестве от веры. Свидетель твоего венчания, – и епископ, как и она, тоже указал подбородком на Хьюберта, – станет свидетелем всех предъявленных тебе обвинений. Он неоднократно видел тебя с оружием в руках, когда вы нападали на сборщиков податей. И он очень красочно описал, как ты с помощью языческих богов и магии вернула к жизни Шервудского Волка, когда он почти умер. Ну а про твои занятия лекарским делом и травами я даже не говорю.
– Мои лекарства и мое умение несли людям исцеление от болезней и ран, – ответила Марианна. – Вам не удастся очернить меня в глазах тех, кому я помогла своими знаниями.
– Пусть так, и для них твое имя останется незапятнанным, а тебе-то какой от этого прок? – цинично усмехнулся епископ. – Они ведь не бросятся выручать тебя из костра, на который я тебя отправлю с огромным удовольствием!
Сэр Рейнолд осторожно напомнил:
– Леди Марианна в тягости.
– Да, и в подобных случаях казнь откладывают до родов, – снисходительно подтвердил епископ, но тут же жестко сказал, не сводя с Марианны беспощадных глаз: – Но для нашей пленницы я допущу исключение и возьму грех на душу, отправив ее на костер с ребенком во чреве. Ты никогда не видела, как сжигают ведьм? Впрочем, что я спрашиваю! Ты же всегда избегала подобных зрелищ, а напрасно! Тогда ты бы знала, как кричат, задыхаясь от дыма, эти несчастные женщины. И ты будешь задыхаться, упрямица, если не согласишься сделать то, что тебе велят. Твои прекрасные локоны охватит пламя, нежная кожа лопнет, почернеет и обуглится. Но палач постарается сделать так, чтобы ты оставалась живой как можно дольше. И ты станешь страдать от неописуемой боли, кричать на всю площадь, где разложат твой костер. Тебе по сердцу такая участь?
Марианна огромным усилием воли сохранила спокойное выражение лица: слишком образно и живо перед ее глазами предстала страшная картина, которую так небрежно набросал епископ. А тот, неотрывно наблюдая за Марианной, понял, что угрозы достигли цели, и теперь ждал ее ответа.
Глядя на епископа безмятежными глазами, Марианна напряженно искала выход из создавшегося положения. Почувствовав волнение и тревогу матери, ребенок снова заворочался у нее под сердцем. Всеми силами души она хотела спасти его – уже живого, но еще не рожденного сына. Условного знака не существовало – она знала отношение Робина к подобным вещам. Он небезосновательно считал, что любой знак может попасть в чужие руки и превратиться в оружие. Да у нее при себе ничего и не было, кроме обручального кольца с гербом Рочестеров. Даже подвеску с аквамарином – подаренный Робином оберег – она оставила дома, о чем не раз пожалела. Оберег предупредил бы ее об опасности еще по дороге в собор, и они повернули бы обратно. Если бы Хьюберт попытался им помешать, Вилл справился бы с ним за считаные секунды – она не сомневалась в этом. И сейчас здесь не было бы ни Вилла, ни ее самой!
Нет смысла сожалеть о том, что уже случилось. Можно отдать им кольцо, выдав его за условный знак. Но насколько она может быть уверена, что, получив это кольцо, Робин вспомнит, как они разговаривали о бесполезности условных знаков, и не попадет в ловушку? Он вспомнит – ведь он никогда и ничего не забывает. Он поймет, что посланец с кольцом подослан, и сумеет обратить ситуацию в свою пользу. «Ты умен, смел, ты все поймешь правильно и спасешь нас! – подумала она, мысленно воззвав к Робину. – Мне надо лишь уверить их в собственной лжи, чтобы они не усомнились ни в чем!»
Она медленно опустила глаза на левую руку, где на пальце поблескивало золотом обручальное кольцо. Почувствовав, что победа совсем близка, епископ выразил взглядом удовлетворение, шериф – облегчение. Вилл безмолвно наблюдал за ней, как и Гай. Марианна уже хотела снять кольцо и отдать его, как услышала над головой насмешливый голос:
– Меня всегда восхищало твое умение владеть собой, принцесса! Вижу, ты все-таки последовала моему совету и научилась лукавить. Поздравляю, ты даже меня почти уверила в том, что готова предоставить так горячо любимого тобой супруга его собственной судьбе!
Марианна обернулась и встретилась с Гаем взглядом. Склонив голову, он смотрел на нее так, словно видел насквозь все ее ухищрения. Гай рассмеялся Марианне в лицо и покачал головой.
– Нет, принцесса! Условные знаки – кольца, ленты, цепочки – все это забавы для детей. Граф Хантингтон слишком умен, чтобы поверить россказням моего посыльного при виде какой-то твоей безделушки, пусть даже известной ему. Ты напишешь ему письмо. Напишешь слово в слово так, как я тебе продиктую. И когда ты закончишь его писать, я сам прослежу, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.