Особняк самоубийц

Вволю нарыдавшись, она разобрала вещи и разложила их по своим местам.

В дверь постучали, у Нади радостно забилось сердце: «Альберт!» Она опрометью кинулась к двери и распахнула ее.

Перед ней в запорошенной снегом пуховой шали и потертой кроличьей шубке стояла ее мать.

От неожиданности Надя отпрянула.

– Мама? Как ты узнала, что я здесь?

Мать обожгла ее укоряющим, сердитым взглядом.

– Сима сказала.

– Сима… – печально повторила Наденька. – Зачем? Я же просила ее! – И бросилась помогать матери снимать мокрую от растаявшего снега шубу. – Не злись, пожалуйста, просто я не хотела тебе говорить пока, чтобы не расстраивать, а потом я бы тебе все обязательно рассказала.

Мать сокрушенно покачала головой.

– Мне Сима вчера все рассказала про твои дела. Влюбилась, университет бросила, костюмершей устроилась в театр к любовнику. – Вырвав из рук дочери свою шубу, она гневно стряхнула с нее снег и повесила на вешалку. Затем оглядела комнату. – Неплохо устроилась.

– Я же просила Симу тебе нечего не рассказывать, – угрюмо пробормотала Надя. – Зря я ей написала.

– Ты не об этом беспокойся, – прикрикнула мать. – Не в Симе дело, а в тебе. Я думала, ты учишься, а ты дурака валяешь. Не ожидала от тебя такого, – вдруг всхлипнула она, и ее бледные губы жалко вздрогнули и беспомощно скривились. – Мы ли с отцом для тебя не старались? А ты вон что нам устроила!

Наденьке стало бесконечно жаль мать, и ее собственная боль куда-то отошла и притупилась, вместо нее нахлынула нежность и глубокая жалость к родителям. Она почувствовала себя виноватой.

Наденька обняла маму и горячо зашептала:

– Мама, прости, пожалуйста. Я больше никогда не буду делать так, никогда. Я все исправлю.

Когда мать и дочь, вдоволь наплакавшись, успокоились, мама решительно сказала:

– Первым делом ты должна уволиться из театра и восстановиться в университете.

Но Наденька заупрямилась.

– Я буду работать и перейду на вечерний факультет или заочный.

Мать расстроилась.

– Зачем тебе вечерний? Спокойно училась бы на дневном и стипендию получала.

– Мама, ну как ты не понимаешь! Стипендия маленькая, на нее не проживешь, а я уже взрослая девушка, мне и одеться надо, и выйти куда-нибудь.

– Мы же тебе деньжат все время подкидывали, – горестно вздохнула мать. – Почему бы не учиться, не отвлекаясь?

– Этих денег недостаточно, мама.

Беспомощно опустившись на стул, мать покачала головой.

– Дочка, дочка. Ты раньше мало интересовалась нарядами. Была серьезной и разумной. Что случилось?

Наденька упрямо поджала губы.

– Знаешь, мама, я думаю, девушке не учеба нужна, а хороший надежный муж.

– Уж не этот ли артист, про которого Сима говорила, тебе голову задурил? – сердито прищурилась мать.

Стоя посреди комнаты, дочь вызывающе подбоченилась.

– А хоть бы и он, и что?

– А то! – окончательно рассердилась мама. – Не потому ли у тебя все лицо зареванное? Муж! Артисты на артистках женятся или на каких-нибудь знаменитостях, а ты провинциальная девчонка, ни профессии, ни образования, да и не красавица.

– Спасибо, мама, – обиделась Надежда. – Только если ты считаешь меня дурнушкой – это не значит, что я не нравлюсь другим.

Мать вздохнула и примирительно спросила:

– Что хоть за артист? Как зовут его?

– Тебе что, правда интересно? – неуверенно пробормотала Надя.

– Правда, ты же моя дочь, мне все важно знать о тебе.

Помолчав, Надя смущенно назвала имя своего возлюбленного.

– Знакомая фамилия, только лицо не могу вспомнить, – сконфузилась мать. – А в каких фильмах он снимался?

Моментально оживившись, Надя начала рассказывать о ролях Барятьева. Теперь она знала все его фильмы почти наизусть.

– Так он же старый для тебя! – невольно вырвалось у матери.

У Наденьки гневно затрепетали ноздри, и она выкрикнула:

– Никакой он не старый! Что ты придумываешь?!

– Что ты кричишь? Посчитай, на сколько лет он тебя старше.

– Да мне плевать, сколько ему лет! – продолжала кричать Надя. Ее лицо покраснело, жилы на шее натянулись от крика. Она стала совсем некрасивой.

Мать увидела, что Наденька не в себе, не контролирует эмоции, и решила больше не испытывать судьбу. Порывисто обняла дочь.

– Ну любишь и люби, – тихонько шепнула она. – Только я вижу, не очень-то ты счастлива.

От участливого голоса матери у Наденьки все перевернулось в душе, и слезы хлынули из глаз. Она уткнулась в теплую материнскую грудь и, вдохнув знакомый с детства запах, сбивчиво и торопливо поведала свою короткую и горькую историю любви.

Глава 14. Неприятности Марфы Байзюк

Наши дни, Москва

Приструнив мужа, довольная Марфа праздновала победу.

Для начала она потребовала от неверного супруга давно приглянувшиеся ей в модном ювелирном магазине колье и сережки из белого золота с изумительными сапфирами.

По кислому выражению лица благоверного Марфа поняла, что эта покупка не слишком порадовала его, но, получив желанный подарок, она не остановилась и на следующее утро потребовала новую машину. Но неожиданно нарвалась на жесткое сопротивление.

Лицо супруга приняло каменное, непроницаемое выражение.

– Нет. К сожалению, дорогая, сейчас кризис в стране, и мой бизнес трещит по швам. Завтра вам с Антоном есть будет нечего.

Марфа пришла в бешенство и начала упрекать мужа в измене. Вопреки ее ожиданиям, что он начнет извиняться, супруг молча ушел в ванную и захлопнул за собой дверь.

Марфа растерялась. Скомкав попавшийся под руки пеньюар, она со злостью кинула его вслед ушедшему мужу. Но тут же опомнилась, подобрала пеньюар, накинула его и подергала дверную ручку. Дверь ванной была заперта изнутри.

– У тебя всегда кризис! – запоздало крикнула она.

Но ответа не последовало, только звук льющейся из душа воды.

Разъяренная Марфа направилась в свою ванную. Нужно было успокоиться и подумать. Бросив в воду ароматическую соль с косметическим маслом и лепестками роз, она забралась в ванну и блаженно вытянулась. Но в ушах до сих пор звучал непреклонный голос мужа. Его слова приводили в бешенство, и руки невольно сжимались в кулаки.

– Жмот проклятый! – бормотала она с ненавистью. – Скряга! Ну, я тебе устрою!

Марфа понимала, что расслабилась и простила мужа раньше времени и упустила шанс что-то изменить в их отношениях. Самое ужасное было то, что она не знала, что делать. В течение десяти лет ей с легкостью удавалось управлять им, он выполнял любые ее прихоти и стелился перед ней, словно джинн из лампы, и вдруг в один момент резко изменился, стал колючим и равнодушным. Вначале у Марфы возникло подозрение, что виной всему увлечение другой женщиной, но, уличив его в нескольких изменах и даже застав в объятиях некрасивой домработницы, она поняла, что дело не в конкретной сопернице, просто его любовь к жене исчерпала себя до дна. Его чувства растаяли как дым, а она прозевала тот момент, когда нужно было подогреть их ревностью или чем-нибудь другим, и вот наступил финал.

«Самое скверное, – думала Марфа, – что этот мерзавец в свое время, несмотря на страстную любовь ко мне, себе соломку подстелил и все обштопал таким образом, что я ни на что из его имущества не имею права. Даже ребенка он меня может лишить. Нужно было мне, дуре, не орать как ненормальной, когда увидела его в объятиях домработницы, а тихонько заснять их на мобильник, а потом найти хорошего адвоката и разводиться».

Распахнулась дверь, и на пороге ванной комнаты появился муж.

– Ты, случайно, не видела мой мобильник?

– Мобильник? – нахмурилась Марфа. – Нет, не видела.

Он хотел что-то еще сказать, но замешкался и, бросив на супругу сердитый взгляд, вышел.

Раздосадованная Марфа поспешно выбралась из ванны. Натянула махровый халат и, оставляя клочья пены и мокрые следы, босиком побежала за мужем.

– Петя! – истерично крикнула она. – Подожди!