Иду на перехват

Но ни дыма, ни лодки, ни какой-либо подозрительной точки... Ничего! Мертвая пустыня. Даже рыбацких шхун не видно.

Мы на вертолете шли по курсу "дельфина" с севера на юг, а другая группа на самолете - с юга на север. Летчики непрерывно держали между собой связь и информировали друг друга. Но пока ни тот ни другой никого и ничего не обнаружили.

Потом мы вернулись на свой аэродром, заправили вертолет горючим и взлетели снова. И снова под нами могучий и суровый океан Теперь мы шли восточнее курса "дельфина" и чуть было не попали в циклон. Вначале встречались перистые облака, потом слоистые и слоисто-кучевые, опускающиеся ниже и ниже. Вертолет наш стало бросать как щепку, и летчики вынуждены были повернуть обратно.

Солнце начинало опускаться к горизонту, скоро наступит темнота. Ночью поиски бесполезны. Хотя они были бессмысленны уже теперь. Это понимал каждый. Океан умеет хранить тайну.

Но судьба распорядилась так, как мы и не предполагали.

Наш вертолет держал курс к берегу, когда летчики с поискового самолета сообщили, что видят красную лодку и кружат над ней. Мы повернули к ним. Лица наши посветлели. И если до этого за несколько часов полета никто не обмолвился словом, то теперь заговорили все. Высказывали предположения, строили обнадеживающие догадки.

Я мало верил, что Юрка жив, а лодку могло просто выбросить взрывом из самолета... Но взгляд мой уже шарил по океану.

Показался наш поисковый самолет, и в ту же секунду техник Пчелинцев крикнул: "Вижу!"

Да, это была лодка. Красная. Юркина. Другой здесь и не могло быть.

Вертолет снизился и пошел над самой водой, поднимая клубы брызг. Лодка росла на глазах. Волны швыряли ее то вверх, то вниз, с гребня на гребень. Мы ждали, когда поднимется Юрка и станет махать руками, но в лодке никого не было видно. Страх за его судьбу снова овладел мною...

Вертолет приподнялся над водой, замедлил скорость и повис над лодкой. Теперь я увидел Юрку. Он лежал на дне лодки, распластав руки. Неужели мертв?!

Бортовой техник открыл люк и спустил трап. Юрка не пошевелился. Я подошел к технику.

- Разреши?

Он секунду подумал и, кивнув головой, обвязал меня для страховки веревкой.

Упругие потоки воздуха, нагнетаемые лопастями винта, ударили сверху и закачали меня вместе с трапом. Пока я спускался, лодку отогнало в сторону, и вертолет пошел следом за ней, неся меня и обдавая солеными холодными брызгами. Наконец трап попал в лодку, и я опустился в нее.

Лаптев лежал бледный и неподвижный, не подавая признаков жизни. Я положил руку ему на лоб; тогда он застонал и открыл глаза. Жив! Жив! Я обнял его и стал тормошить, стараясь привести в чувство. По он смотрел на меня бессмысленными глазами и что-то говорил непонятное, заглушаемое шумом мотора.

Я отвязал от себя веревку и опоясал ею друга. Подал знак тянуть.

Когда я поднялся в кабину, над Юркой уже хлопотал врач. Через несколько минут его привели в сознание, и он торопливо заговорил, будто боясь, что не успеет рассказать о случившемся.

Лаптев шел на перехват учебной цели, когда невдалеке появился неизвестный самолет. Он держал курс к нашей границе. Юрке дали команду идти ему навстречу. Разведчик, обнаружив перехватчика, развернулся и пошел вдоль побережья.

Юрке напомнили, чтобы близко к самолету не подходил. Но перед ним был враг, может быть, тот самый, который несколько дней назад нарушил нашу границу. К тому же вражеский летчик не думал удаляться от нашего берега, словно желая похвастаться своей безнаказанностью; радары на его борту работали на полную мощность. И Юрка решил убедиться, такая ли действительно сильная защита у "дельфина", что ничего нельзя было сделать при прошлом перехвате. Он пошел следом за разведчиком, медленно сближаясь, включил радиолокационный прицел, давая понять, что следит за шпионскими действиями экипажа. Лаптев был убежден, что летчики, чьи бы они ни были, не только не посмеют, но и мысли не держат, чтобы открыть огонь по советскому истребителю. Одно дело - шпионить, совсем другое - убивать в мирное время.

Разведчик продолжал идти вдоль границы до тех пор, пока расстояние между ним и перехватчиком не сократилось до эффективного действия радиолокационного прицела. Тогда он круто повернул к востоку, увеличил скорость и перешел на снижение. Перехватчик не отставал. Экран прицела рябил от засветок, и Лаптев то менял положение относительно "дельфина", то переключал каналы, то увеличивал и уменьшал резкость изображения, проверяя все методы и способы борьбы с помехами.

У Юрки от напряжения слезились глаза: надо было не только получать сведения о помехах, но и следить за пилотажными приборами. Высота небольшая, и малейшая оплошность в пилотировании грозила не меньшей опасностью, чем снаряды врага.

Лаптев не выпускал разведчика из прицела. Оставалось загнать "птичку" - отметку цели - в малое кольцо и нажать кнопку фотопулемета. Но в это время истребитель вздрогнул, будто что-то попало в сопло и, переворачиваясь, стал падать. Все случилось так неожиданно и непонятно, что Юрка о дальнейшем не имеет представления. То ли он сам катапультировался, то ли его выбросило взрывом.

Осознал происшедшее он уже в воде. Спасательный жилет, мгновенно наполненный газом, вытолкнул его на поверхность. Рядом плавала лодка, тоже наполненная газом. Лаптев отстегнул парашют, нащупал рукой шнур от лодки и потянул к себе. Ледяная вода стремительно проникала в унты, под куртку, обжигала тело. Юрка поспешил забраться в лодку и только тут почувствовал острую боль в правой ноге. Голова гудела и была тяжелой, гермошлем сдавливал ее, словно тисками. Летчик с трудом снял его и увидел на руке кровь: видно, ударился головой при катапультировании.

Чтобы быстрее согреться, он достал из кармашка лодки ласты и стал усиленно грести, ориентируясь по наручному компасу. Попутный ветер обнадеживал его и вселял уверенность, что ему удастся достигнуть берега.

По его расчетам выходило, что истребитель упал в нескольких милях от границы, поэтому он греб, не переводя дыхания. Холод легко проникал под мокрый меховой костюм, коченели руки. Летчик напрягался до предела, но и движения никак не могли его согреть. Вскоре он выбился из сил и снял ласты. Ныла нога и болела голова. Ломило руки и поясницу, а в маленькой лодчонке нельзя было повернуться. Тогда он засунул руки в карманы куртки. Отдохнув несколько минут, снова стал грести.

Ветер повернул к югу. Летчик почувствовал в этом угрозу: против часовой стрелки ветер поворачивает при приближении шторма. Надо было встретить его полным сил, отдохнувшим. Лаптев поудобнее лег в лодке. В кармане у него была плитка шоколада (неприкосновенный бортовой паек он второпях отстегнул и бросил вместе с парашютом). Юрка отломил кусочек и положил в рот. Он понимал, что в океане придется быть, возможно, не одни сутки, и решил экономить. Шоколад разжег аппетит, и Юрка отломил еще кусочек и стал сосать. По всему телу разлилась слабость, и будто потеплело.

По небу бежали лохматые облака, но они не страшили пилота. "Меня скоро найдут, - думал он. Уже вылетели самолет и вертолет, вышли пограничные корабли. Эту красную лодку далеко видно".

Волны заметно росли и начали швырять лодку как мячик. Юрку укачало, стало тошнить. Он закрыл глаза - только на минутку, иначе поисковый корабль или самолет может пройти мимо, а он не увидит. И забылся... А когда открыл глаза, ужаснулся: черные пенистые волны вздымались над ним, как горы. Казалось, они вот-вот раздавят его. Но пока они только забавлялись, швыряли его в поднебесье и окатывали солеными колючими брызгами.

Подкатила рвота, и он перегнулся через борт лодки. Коварная волна будто только и ждала этого, ударила в днище и вышвырнула его за борт. Он захлебнулся и чуть не потерял сознание. Выплевывая горечь, он все же попытался догнать лодку, но она, подхваченная ветром, уносилась от него, как перекати-поле, тащила за собой.

Океан бушевал. Свинцовые волны, похожие на рушащиеся горы, с грохотом валились на человека и окатывали его с головой, швыряли, словно букашку. Он тянул лодку за шнур к себе, но она почти не поддавалась. Им овладел страх. В такой холодной воде долго не продержаться, уже сейчас немеют руки. Неужели смерть?.. Нет!