Фиолетовый снег

Ну а с ним в такт закружится Вальс!

- Красивое приглашение. Конечно, приду. Разве возможно пропустить такое событие в нашей школе? – рассмеялась я и сделала шажок к выходу.

- Светлана Васильевна, мы еще хотели попросить…- Кузнецов взглянул на Бортникова, ища поддержки. – Вань, сам проси! – неожиданно выдохнул он и отступил, прячась за приятеля.

- Итак? – подняла я бровь.

Иван пристально смотрел мне в глаза, как будто надеясь в них отыскать для себя нечто важное, и, немного поколебавшись, попросил:

- Ольга Александровна сказала, что Вы классно поете. Спойте нам что-нибудь, пожалуйста. Не поймите неправильно, это не только наша просьба, но и всех учителей!

- Бортников! Учителя - люди уже не молодые. Им из русского народного споешь – и они счастливы. А я в модных течениях не разбираюсь. Вы же не станете слушать старый отстой?

Ваня усмехнулся и приложил к груди руку: - Пожалуйста, давайте попробуем хоть на репетиции! И – я уверен в вашем хорошем вкусе.

- Согласна, - сказала я, видя, что от меня просто так не отстанут. – Давайте сделаем так. Репетировать мне некогда. Домашние дела, знаете ли. Ваши ребятки, если что, за гитарой или клавишами мелодию подхватят?

- Вы еще играете? – восхитился с дальних позиций Кузнецов.

- Во мне, Костик, скрыто много талантов. Ну и…?

- Подхватят обязательно! – заверил Ваня, и эти двое хитрых чертяк быстро выскочили за дверь.

“Надо пробежаться по магазинам и прикупить новое платье.”- подумала я, спускаясь в вестибюль школы.

Наконец наступило всеми так долгожданное и желаемое тридцатое декабря. Я надела новое темно-синее платье и черные туфли. Все-таки последний школьный день в этом году. С утра отгремел праздник малышей, которых развлекали наши старшеклассники, крутя хороводы и устраивая конкурсы вокруг новогодней елки, стоявшей в середине актового зала. Короткова была Снегурочкой,  высокий и уже разговаривающий басом Тищенко – Дедом Морозом.

Видимо, они заранее расписали и выучили текст, потому что представление шло как по нотам. Елка сияла ослепительной мишурой. Довольные мордашки ребятишек сияли улыбками. В веселые дикарские пляски и розыгрыши удалось втянуть даже наших учительниц младших классов. Почтенная Наталья Витальевна лихо отплясывала летку-енку, прицепившись за чей-то лисий хвост. А когда из мешка Дед Мороз стал доставать подарки и читать четверостишие, прикрепленное на мешочке, чтобы детки угадали, чей это подарок, на дружный гвалт ребячьих голосов сбежались и уборщицы, и бухгалтерши, директор и секретарша Валечка. Коля читал:

- Он затмит всех чемпионов,

Футболист – “Игнат Семенов”- кричали хором второклашки.

- Знает лучше всех науки

Всем помочь всегда готова

Ходит в школу не от скуки

Наша - “Таня Кулакова”- угадали первачки.

Узнаю стиль Инги Михайловны. Мы с ней пришли работать в один год, она – к малышам, я – к большим. Коля продолжал важно читать своим размеренным басом:

- Он в классе втором. И сидит тихо-тихо.

Спокойный и добрый - “Антон Шелепихин”- опять заорали дружные второклассники.

Все слушали и умилялись, хлопали в ладоши, а я признавала свое поражение. Я тоже была без ума от нашего самого лучшего ученика Вани Бортникова. В этом году и малыши счастливее, и старшеклассники пытаются учиться от всей души. Он действительно своей сумасшедшей и, безусловно, положительной энергетикой раскачал наше небольшое захолустное болото. Что же будет, когда он уйдет?

Когда закончился детский утренник, елку оттащили в уголочек, малышей отправили в буфет, а бригада под руководством Бориса Игнатьевича начала крепить декорации к спектаклю “Двенадцать месяцев”. По шепоткам, ходящим среди ребят и преподавателей, намечалось нечто замечательное. Посмотрим.

Через час в зале уже стояли сидения и нас пригласили занять свои места.

Конечно, в нашей стране каждый ребенок и взрослый знает содержание этой новогодней сказки. Что ж, посмотрим, сумеют ли удивить нашу искушенную публику артисты.

 Занавес раздвинулся и на сцене мы увидели стоящую посередине, как бы деля эту сцену надвое, стенку избушки. На заднике была нарисована настоящая зимняя деревня, и даже дым  шел из труб!  С одной стороны стенки все задрапировано белым полотном – это снег, догадалась я, с другой стороны, то есть, в избушке, стоял стол, за ним на стуле сидела полная Буркова в махровом цветастом халате, а напротив – Данилова из 8-б и мазала ногти красным лаком. По залу плыл резкий запах ацетона. Из динамиков доносилась какая-то песенка Нюши.

- И вот, скажи на милость, где ходит до сих пор твоя сестра? – положила свой бюст на стол Буркова, по сценарию – мачеха. – Печка не топлена, гуси не кормлены… Хорошо, в том году в заграничном отеле халат прихватила, а то б озноб да трясучка прохватила!

- Маменька, - ответила Данилова – дочка, - вы из-за границы лучше бы мужа привезли, было б кому дрова порубить! А то сестра цельный день гуляет-гуляет, веток едва на одну растопку хватает!

С другой стороны сцены, где снег, к избушке подошла на лыжах Мартынова, из моего седьмого. За плечами лыжницы был большой рюкзак, из которого торчали три хворостины. Она сняла лыжи и бухнула кулаком в стенку избы. Та затряслась, народ захихикал.

- Матушка, Аннушка! Ваша Катя пришла, вам сучков принесла! – она вошла внутрь избушки, причем рюкзак попытался застрять, и отряхнула со свитера “снег”. Вокруг полетели маленькие белые перышки.

- Где ты, Катюша, была? Опять в курятнике спала?

- Да нет же, маменька, это снег такой, новогодний. Там, - она показала пальцем на потолок, - произошла реакция кристаллизации, а так как в это время я проходила рядом с курятником, -  падчерица похлопала глазами и развела руками, - то и снег выпал соответствующий.

Ну а дальше понеслось: падчерицу отправили в лес за цветами для принцессы, где она встретилась с двенадцатью месяцами. Сцена выглядела так: все было задрапировано белой тканью, вокруг стояли маленькие елочки под серебряным дождиком. На заднике плечом к плечу стояли могучие ели.  Посередине лежали попиленные сучья. Внутри них работал вентилятор с привязанными к решетке красными и оранжевыми ленточками разной длины. Он громко гудел. Малыши засмеялись. Из-за кулис под бодрую маршевую музыку к костру выходили двенадцать месяцев. Декабрь – наш Дед Мороз Тищенко, был одет в роскошную песцовую шубу, доходящую ему до колен, красно-белый шарф “Спартака”, на котором так и было написано, красную Дед-Морозовскую шапку с бородой, тренировочные штаны с лампасами и валенки. Он гордо нес перед собой длинную сучковатую палку, навершие которой обмотали ватой. За ним шел Январь, мальчик из девятого класса, тоже с бородой и шапкой Санта-Клауса, одетый в норковую шубу тоже длиной до колена. Интересно, чьи мамы так неосмотрительно пожертвовали своими шубами? Валенок Январю, видимо не нашли, поэтому он щеголял в трениках и кедах. Февраль отличался смуглявостью, черной щетиной на щеках и подпоясанной ремнем телогрейкой.

Весенние месяцы выглядели более-менее прилично: мелкие пацанята из шестого класса в курточках, брючках и ботиночках. Зато летние поражали воображение истинным разнообразием:  июнь – девятиклассник Федюнин, был выряжен в резиновые сапоги, маскировочные штаны и куртку-непромокайку. На его голове красовалась прорезиненная кепка рыбака. Почему-то в руках он держал тяпку. Учительницы с задних рядов тихо захихикали, наверное, вспомнилось что-то до боли в пояснице знакомое? Июль. Да, Вова Селиванов был действительно красивым мальчиком. В пляжных шлепках, рубахе-гавайке и шортах, продолжением которых являлись стройные, но очень волосатые ноги, он сразил наповал всех девочек от восьмого класса и старше. А когда, растянув губы в улыбке и, постреливая в публику глазами, он прикусил заушничек от дымчатых солнечных очков, и призывно взмахнул длинными черными ресницами, я услышала отчетливый скрип стульев, на которых ерзали девочки, силясь получше разглядеть образчик подростковой привлекательности. Августом был восьмиклассник Коля Савоськин, двумя руками прижимающий к животу корзину с одинокой поганкой, которую позаимствовали из кабинета ботаники. Остальные муляжи растащили на сувениры еще задолго до этого. На поганку не польстился никто. Сентябрем оказалась девочка Таня Морозова. В руках у нее были колоски, выдранные из гербария в том же кабинете. “Остальное с голодухи съела?”- раздался комментарий из передних рядов, - “говорят, в этом году урожай плохой, видишь, похудела, бедная!” Хохот раздавался отовсюду. А Таня и в самом деле была высокой и худощавой. Она обвела партер безумным взглядом сильно накрашенных глаз и прошипела: - Колобок, колобок, иди сюда, я тебя съем! – и щелкнула зубами. Впереди дети стонали и сползали со стульев.