Страница 16 из 28
Наталья! В добродетели твоей я нимало не сомневаюсь; но наружность тебя обвиняет. Люди стараются перетолковывать все в свою пользу, и ты, по крайней мере, подаешь к тому повод. Они считают тебя навязчивою, бесстыдною; они устраняются и становятся недоверчивыми, ибо твое дружеское обхождение со всеми ни для кого не лестно. При всех надеждах, при всех талантах нравиться, ты навсегда потеряешь свое счастье. А потому будь осторожна! Знай, что скорее извинят застенчивость, нежели твою вольность, и что скромность есть первая в женщине добродетель.
Софья! Твоя невинность, твое дружелюбие кажутся мне достойными, но я страшусь твоей неопытности. Бедная, легковерная девица! Ты не знаешь, каковы мужчины; они или осмеют, или во зло употребят твою слабость. Несчастна ли ты, родители, братья ли и сестры тебя притесняют? Ты хочешь открыть свое сердце другу? Ах, ты забыла, что он может изменить тебе! Софья, трепещи своего мягкосердия! Дай управлять рассудку твоим сердцем; не вверяйся ни одному мужчине, не испытав его довольно; да и тогда умей хранить тайны. Благородство и твердость довершают добродетель женщины, и благоразумная постоянность – первейшая ее должность.
В заключение скажу еще нечто о притязаниях и причудах. Они влекут за собою множество поступков, которых вообще нельзя определить и которые бывают более или менее различны, смотря по различию темпераментов и обстоятельств. Старайтесь заградить самый источник, одним словом: старайтесь быть добрее, и вам не надобно будет никаких правил!
Как вести себя непригожим женщинам
О пригожем и непригожем то же можно сказать, что о сладком и кислом. О первом можно судить глазами, о втором – языком; и как то, так и другое бывает различно, сие зависит от вашего вкуса. Мы не знаем, что прекрасно и что дурно; однако же сие чувствуем. Какое мне дело знать, в чем состоит непригожество? Ты прекрасна для меня, и я люблю тебя; ты мне кажешься дурною, и я тобою гнушаюсь. Моя чувственность действует помимо моей воли; я не требую никакой эстетики.
Однако же я нахожу, что прекрасное и дурное допускают различные степени, что один прекрасный предмет нравится мне более, и один дурной предмет не столько мне противен, как другой; но почему? Того я не знаю, равно как и почему две сласти или две кислоты между собою различны. Пускай об этом умствуют эстеты, мы будем держаться опытности.
Наши суждения о прекрасном и дурном большей частью относятся к лицу. И это естественно, ибо наша одежда и наши обычаи скрывают телесные формы. Посему мы довольствуемся видимым, наперед примечаемым, а сие-то и есть лицо.
Первое впечатление все решает, и потому непригожая особа весьма несчастлива. Она в своем безобразии невиновна; первое впечатление, внушая отвращение почти неизгладимое, переносится на самую личность. Впрочем, если безобразие не слишком поразительно и выражение целого не совершенно отвратительно, то оно может быть заглажено нравственными достоинствами.
Шарлотта была некогда прелестна, но несчастная оспа навсегда испортила прекрасное ее лицо. Марианна не нравится маленькими своими глазами и большим ртом; Эмилия – длинным лицом и остроконечным носом. Ни одна из них не красавица, но посмотрим, не могут ли они быть приятными. Правда, первое впечатление неприятно, и физические законы здесь, как и везде, одинаковы. Приятные и неприятные чувствования сами собой притупляются; красота и безобразие уменьшаются с привычкою; но приятности чрез то делаются еще привлекательнее.
Портрет молодой женщины в белом платье с розой у пояса.
В. И. Гау. 1857 г.
В 1820–1830-х гг. даме и девушке было неприлично появляться в свете без букета цветов: его носили в руках, в волосах, прикрепляли к платью на талии или на груди
Приятности – вот в чем состоит тайна всех непригожих женщин, умеющих при всем том нравиться. Недостаток прелестей они стараются заменить приятностью, талантами, добродетелями. Вы признаетесь в их телесных недостатках, но забываете о том, встречая занимательное обхождение. Скромные таланты, искренняя бодрость, всегда одинаковая веселость, очаровательная угодливость, непритворное добродушие делают их драгоценными для каждого здравомыслящего мужчины.
Шарлотта знает, что она не красавица, но и не домогается, чтоб ее таковою почитали; характер ее не испорчен лестью. Она охотно отдает справедливость прелестям других, ибо сердце ее превыше всякой зависти. Убор ее никогда не бывает излишним, ее недостатки были бы тем приметнее. Но она умеет дать цену действительным своим прелестям. Может быть, ее грудь, ее руки столь прекрасны, что заставляют забыть о прочих недостатках. Кто стал бы ее осуждать, если она с пристойною скромностью их выказывает? Посмотрите на нее: лицо ее излучает веселость, услужливость, добродушие; почитая себя достойною доброго мужа, она думает только о том, чтобы сделать его счастливым. Марианна и Эмилия с успехом ей подражают.
Еще довольно здравомыслящих мужчин, умеющих ценить такие преимущества. Чувственность может увлечь их на минуту к красавицам; но рассудок скоро опять обратит их к достойнейшим. Пусть глупые повесы и старые младенцы вас обходят и осмеивают; такие низкие твари не заслуживают вашего внимания; потеря и обладание ими равно презрительны.
Благоразумный мужчина избирает рассудком, а не глазами; он хочет иметь подругу, а не куклу; красота стареет, любезность – никогда. Что делает супружество счастливым? Чувственность утомляется, уважение остается навсегда. Прекрасна женщина на минуту, добра – на всю жизнь.
Итак, мужайся, милая моя! хотя бы природа тебя и обидела. Правда, ты не можешь быть пригожее, но в состоянии сделаться любезнее. В твоей воле приобрести добродетели, приятные манеры, таланты. Вот твоя стихия! Здесь ты можешь сделаться мастерицею; здесь ты можешь всех превзойти. Еще довольно здравомыслящих мужчин на свете; который-нибудь тебя заметит; вы уразумеете друг друга и будете счастливы.
О супружеском обращении
Замужеством начинается новый период жизни для женщин. Последняя цель их желаний, их предназначения достигнута; их положение надежнее, обязанности сделались важнее.
Я говорю – обязанности; но как немногие женщины знают, как немногие женщины умеют их выполнять! Для большей части из них брак есть не что иное, как приличная пристройка; он освобождает их от родительского ига и дает право к большим развлечениям. Муж несет все тяжести, будучи довольно счастлив, что сделался рабом своей жены. Женщины хотят одни наслаждаться, всего требуют и ничем за то не вознаграждают.
После сего удивительно ли, что счастливые браки так редки. Браки есть формальный договор; обе стороны обязуются делать друг друга счастливыми, и каждая должна к тому пройти свою часть пути.
Но сердце человеческое счастливо токмо надеждою, и обладание уменьшает цену величайших благ. Любовь есть сладкое упоение; брак делает все обыкновенным; однако же можно некоторым образом положить правила, как вести себя, дабы ослабить таковое действие брака. Все почти здесь зависит от женщин.
Мужчин ничто так сильно не привязывает, как чувственность; и та женщина, которая умеет щадить и управлять ею, приобрела все. Женская любовь редко рассуждает; она почитает нежность мужчин неистощимою и почти всегда обманывается. Вся тайна основана на том, чтобы уметь поддержать новость и дать цену супружеским угождениям.
Благородство жены должно быть всегда одинаково; стыдливость и благонравие должны украшать самые тайные наслаждения, и супружеские права никогда не должны извинять излишество. Благоразумная жена никогда не должна казаться требовательною, но уступающею стороною и благосклонности должна сделать зависящими от себя. Для избежания пресыщения ей должно уметь отказывать, не обнаруживая, однако же, никакой методы.