Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 26



Самой "напряженной" и проблематичной ситуацией удостоверения, несомненно, представляется удостоверение в метапространственном горизонте: тот способ удостоверения, который здесь имеет место, если его рассматривать в чистом виде, уместно будет обозначить как "умозрительный". Какими способами мы можем "приблизить" идеальный предмет с целью его прояснения? Рассмотрим сперва синтетический случай удостоверения: "атомы", которые непосредственно не представлены ни в каком пространственном горизонте - их бытие в этом смысле идеально - мы можем увидеть в электронный микроскоп, приблизив их, таким образом, инструментально. Мы в этом "приближении" делаем "атомы" пространственными объектами, вводим их в горизонт пространственного удостоверения. Однако, совершенной ясности, как представляется, в этом (синтетическом) горизонте можно достичь, когда есть перспектива варьирования пространственных способов удостоверения - например, если бы была возможность пощупать атомы руками. В противном случае, в отношении того, представляют ли собой атомы пространственную реальность или "иллюзию" (в пространственном же смысле), будет сохраняться неопределенность. Принадлежит ли наблюдаемый в электронный микроскоп атом событию "наблюдения в микроскоп"? Восприятие объекта "накладывается" на восприятие инструмента, но эта ситуация не есть просто феномен многонаправленности сознания, а представляет собой специфическое единство инструментальной данности. "Событие атома" в смысле его восприятия как объекта "внешнего" мира есть также и "событие микроскопа"; очевидности "атомной" данности основываются на очевидностях "микроскопной" данности, хотя и не только на них, но и на том, что, например, предполагалось "здесь" (в ходе такого рода наблюдения) наличие "атома". Микромир в нашем сознании также неотделим от специфических инструментов его наблюдения-конституирования, как цвет от "органов зрения" (имеются в виду, конечно, значения, обуславливающие понимание объекта как "внешнего"), и так далее. Эта ситуация отсылает к более общей ситуации: способ данности объекта - то, "как" (в том числе, и "посредством чего") он стал содержанием сознания - есть конститутивный "момент" осмысления объекта, то есть, составляет часть его "значения". Соответственно, и приемлемые методы удостоверения во многих случаях основываются на этом опосредующем характере человеческих органов чувств и инструментов: это, что касается пространственного удостоверения, но зачастую такие опсредующие методы применяются и в метапространственном контексте. В имманентном времени конституирования предметного смысла того, что инструментально воспринимается - "перцепт" наблюдаемого объекта - неразрывно связан с "перцептом" инструмента наблюдения, лишь на концептуальном уровне - в интерпретации - эта связь понимается как связь опосредующего данность и опосредованной данности. Таким образом, очевидности "атома" отсылают к очевидностям "микроскопа" как к своему достаточному основанию в не меньшей степени, чем к очевидностям самого чистого сознания. При этом "атом" остается идеальным объектом - но то, что является здесь объектом наблюдения в электронный микроскоп, также полагается как "атом". Означает ли такая, обоснованная инструментально материализация атома, что идеальный объект "атом" с его описанными идеальными свойствами - теперь ни что иное, как модель или даже образ того самого, что можно наблюдать в микроскоп? Проблема здесь состоит в том, что признаваемая связь микроскопа с объектом наблюдения как чисто опосредующая некую другую реальность актуально не верифицируема, поскольку никак иначе "проникнуть" в эту реальность мы не в состоянии (соответственно, не верифицируем и статус наблюдаемого в микроскоп как особой "реальности" - микромира): таким образом, микромир продолжает оставаться идеальным объектом. Во многих же случаях метапространственного удостоверения мы вообще не можем "приблизить" идеальный предмет путем его пространственной или инструментальной "материализации". Между тем, к "метапространственному удостоверению" мы вынуждены обращаться всякий раз, когда критический разум не удовлетворяется очевидностями, достигнутыми в отношении предмета в горизонте его пространственного удостоверения - очевидностями, которые можно обозначить общим термином (характеризующим их соответствующим образом по способу обнаружения этих очевидностей) - "очевидности присутствия". Эти очевидности говорят нам о том, что предмет "здесь" в специфическом смысле его актуального присутствия в нашем рассмотрении: это "здесь" имеет не пространственное, а скорее, метапространственное значение. Эти очевидности по существу - как показал Э. Гуссерль в "Идеях..." - ничего не говорят нам о реальности или идеальности предмета, о том, каким образом он есть, если мы не привлекаем в ситуацию, в которой актуально опираемся на очевидность реальности или идеальности существования соответствующего предмета, каких-либо других "очевидностей" - проясненных или нет, достигнутых в каком-либо критическом рассмотрении или просто принятых на веру. Эти очивидности суть предметные самоданности, которые в определенной критической ситуации сами представляют собой удостоверения в том, что предмет "имеет место".

Если относительно "реальности" или "иллюзорности" в пространственном смысле горизонт тактильности представляет собой актуальный предел наших возможностей удостоверения - дальше все зависит от принятой "системы верований" или от "установки сознания" по отношению к данному роду предметов - то относительно истинности некоего положения дел вообще (если вопрос о его истинности не подразумевает вопроса о его "реальности" в пространственном смысле) существующие "пределы" - иного рода. Это умозрительные пределы: в качестве примера такого предельного усмотрения можно привести очевидную внутреннюю непротиворечивость некоего положения дел. Независимо от того, какое значение мы придаем этому типу "чисто внутренних" (в отличие от "внешних", пространственных) усмотрений - придаем ли мы им значение интеллектуальных интуиций или дедукций или какое бы-то ни было еще (в смысле того, как соответствующая "очевидность" достигнута) - мы здесь имеем дело с предельным способом удостоверения. Он не "отработан" в обыденной практике так, как отработаны методы пространственного удостоверения, но он в некотором смысле универсален, поскольку применим фактически к любой ситуации удостоверения и представляет собой в каждом случае действительно предельное выполнение интенции удостоверения: дальше вопрос может быть только снят, если он не разрешен. Горизонт чисто умозрительных удостоверений, очевидно, не может быть расширен ни за счет обращения к пространственным способам удостоверения (поскольку чисто идеальный объект метапространственного рассмотрения не представлен пространственно), ни за счет применения инструментов. Единственный доступный здесь способ расширения горизонта удостоверения - его интерсубъективное расширение: обращение к опыту Других, к опыту сообщества мыслящих индивидуумов, наконец, к опыту общезначимости, имеющему смысл только в контексте бытия такого сообщества. Опыт Других значительно расширяет наш горизонт "мировидения", он указывает нам на новые предметы и, в частности, на новые аспекты того, что требует удостоверения. Но означает ли такое расширение горизонта также и "приближение" требующего удостоверения предмета, хотя бы в таком же смысле, в каком мы "приближаем" к себе видимый предмет, ощупывая его руками? Ответ на этот вопрос представляется взаимоувязанным с пониманием того, насколько вообще достоверной оказывается для нас общая аналогия и частные усмотрения "подобия" и "родства" моего Я и Других Я, лежащая в основании понимания "интурсубъективности" как конститутивной основы "окружающего мира" и как "внешнего" источника истинности.

Последнее различие между моим Я и Другим Я никогда не может быть устранено - это различие обособленности местоположения, телесной обособленности, обособленности ощущений и т.д. - я, например, не могу ощутить чужое тело такде как свое: изнутри. Всякое суждение, источником которого представляется Другой или сообщество Других, соответственно, поскольку оно "извне" воспринимается мною, не может быть непосредственно "со-высказано", "со-продумано", "со-помыслено", и так далее; я не могу, соответственно, иметь к нему и к тому, что высказывается то же самое (не такое же, а именно то же самое) отношение, что и тот, кто понимается мною как "источник" суждения (источник истинности). Я могу либо принять на веру предлагаемое мне в качестве истины мнение, либо удостоверится самому в том, что это действительно истина. Как? - либо снова обращаясь к интерсубъективному опыту общезначимости, где все значения мною воспринимаются подобно удостоверяемому и также должны быть с чем-то соотнесены в моем личном опыте, либо обращаясь "внутрь", к своему личному опыту, пытаясь усмотреть самостоятельно то положение дел, которое "внешним образом" (из "области" объективных истин) предлагается как истинное - то есть, пытаясь достичь "здесь" очевидности. То, что происходит в ситуации "интерсубъективного удостоверения", если это не простое принятие на веру чужого мнения, по сути есть соотнесение "общезначимых" истин с личным опытом очевидностей, в котором эти истины находят свое удостоверение (или не находят), и, таким образом, опосредовано подтверждается и их "общезначимость". Единственный остающийся "у нас под рукой" способ радикально "приблизить" предмет это относится и к пространственно представленным предметам, и к не представленным пространственно - это обратиться к внутреннему опыту чистого предметного присутствия "здесь", где я (в предельном смысле), и достигнутые в этом горизонте очевидности единственные обладают соответствующей (необходимой для радикального "приближения") удостоверяющей силой. Здесь контекст удостоверения как бы максимально расширяется: принцип приемлемости уступает свое место принципу наиболее радикального приближения. Однако, с другой стороны, такие "внешние" способы удостоверения истинности некоего положения дел как доказательства или чужие свидетельства выполняют вполне определенную проясняющую функцию в ситуации удостоверения - установления очевидностей. Расширяя наш "горизонт" предметной данности полученный нами извне чужой опыт создает дополнительные возможности для удостоверения в конкретной ситуации. Доказательство показывает нам, как изначально неясное суждение может быть ясным. То есть, чужой опыт, чужое, объективное знание в ситуации индивидуального удостоверения создают условия для достижения нами желаемой очевидности, каковые условия, разумеется, могут и не быть выполнены в личном опыте. В этом смысле обращение к чужому опыту, к "внешнему" знанию также представляет собой "приближение" предмета, требующего удостоверения - подобное инструментальному приближению. Но позиция радикального приближения предмета - а именно на этой позиции осуществляется, в частности, поиск оснований истинного знания - создает условия для наиболее полного рассмотрения аспектов: такого, при котором становится видно как одни аспекты из множества данных в конкретной ситуации удостоверения оказываются "замеченными", а другие нет.