Прибежище

Взглянув на часы, он вынужден был прервать этот поток рефлексии, потому что до его выступления в парке оставалось всего полчаса. Вскочив, он стал поспешно одеваться.

Удивительно помятая после этих снов физиономия в зеркале – нет, такое нельзя показывать детям! Ну-ка соберись и приведи себя в хорошее настроение! – приказал он отражению и заставил себя улыбнуться. Совсем другое дело…

Если вспомнить, например, детский дом, то сейчас все же гораздо лучше. Хорошо быть взрослым…

7

Люба проснулась на своем чердаке рано утром, но долго лежала в полусне, с вялым любопытством прислушиваясь к всевозможным звукам на улице и в доме. То зачирикает птица снаружи, то скрипнет половица в доме, то закряхтит что-то из старой мебели… Ей наконец-таки ничего страшного не снилось – вероятно, бессознательное было слишком озадачено перевариванием произошедших в жизни перемен, чтобы запускать на ночной граммофон пластинки старых кошмаров. Во всяком случае, это вызвало у нее облегчение и даже приступ оптимизма – вот видите, я только вчера приехала, а уже у меня есть улучшения…

На улице уже было оживление – кто-то торговался в магазинчике внизу, у фонтана с визгом бегали дети, гоняя голубей, которые неохотно взлетали и, пролетев немного, садились почти на то же самое место.

Пожилой хозяин дома встал и бренчал посудой на кухне, готовя завтрак – но она не стала заходить туда, спустившись с чердака, а сразу, умывшись в ванной, надела свои туфли, захватила сумку и вышла за порог.

Для начала она решила направиться на прогулку в большой парк, который видела еще вчера из окна поезда и отметила для себя как место, в которое стоит наведаться. Что-то ей вспоминалось также из детства, связанное с ним: какая-то карусель, на которой они катались, тропинки, по которым они бегали с братом, улыбающиеся и счастливые мама и папа, стоящие в обнимку на дорожке парка… Напоминает диафильм, который она хранила бережно, и все же затерла его чуть не до дыр чрезмерно частыми просмотрами, потому что ничего больше ей не осталось.

Это был довольно тихий город – а что тут шуметь, в самом деле? – и, ступая по его узким улицам, она рассеянно подумала о том, что он напоминает ей зачарованный городок из сказки. Городок, где можно найти на свою голову какое-нибудь тихое колдовство… Где можно погибнуть, даже не осознав этого…

Ну что за мысли! Она вспомнила, как в детстве они с братом фантазировали о том, как они будут путешествовать по разным городам, когда выйдут, конечно, из детского дома. Таких «зачарованных городков», наверное, полно по всей планете.

Дойдя до парка, она увидела незатейливые воротца, через которые была видна та самая главная дорога. Люба прошла через ворота и пошла по широкой дороге. Вот здесь стояли родители… Но она ничего не чувствовала по этому поводу. Это был просто кадр, затертый кадр из ее памяти, а свои слезы по ним она выплакала давно.

По обеим сторонам дороги были высажены низкорослые ивы и аккуратно подстриженный кустарник. Слева располагалась детская площадка с довольно древними на вид, облезлыми качелями. Там на скамейке сидели две молодые мамы с колясками, о чем-то негромко разговаривая. Интересно, о чем можно разговаривать в таком маленьком городке? О новостях, виденных за завтраком по телевизору, об отношениях соседки с ее мужем, о детских проблемах?..

Да много о чем… Самое главное, что у них есть родители, дети и мужья, в отличие от Любы, у которой нет никого, теперь даже брата, и это словно отделяет ее теперь от людей стеклянной стеной. Вряд ли кто-либо из них когда-либо ее поймет. В столице это ощущение чем-то приглушалось, а здесь встало перед ней во всей полноте и со всей неумолимостью.

Она отвернулась от женщин и побрела дальше.

Дойдя до перекрестка с чуть меньшей парковой дорожкой, она увидела ларек, торгующий горячими пирожками и кофе, и желудок недовольным урчанием напомнил ей, что завтрака ему сегодня не досталось. Нашарив в сумке пятьдесят рублей, она купила пирожок с капустой, чай в бумажном стаканчике и села на скамейку.

Поначалу она, жуя пирожок, смотрела на небо и на ветки нависшего над скамейкой дерева, но затем ее внимание привлекла находящаяся чуть в стороне площадка, на которой была установлена небольшая сцена. Перед сценой сидели люди – в основном те же мамы с детьми разных возрастов.

На сцене же стоял человек, одетый во что-то вроде костюма пирата – хотя точно сказать издалека было сложно – по крайней мере, состоял костюм из серебристого парика, повязки на глазу и длинного черного плаща. Он с заговорщическим видом показал зрителям совершенно пустой ящик, раскрашенный под сундук для сокровищ, а потом поставил пустой сундук на сцену – и тут же вытащил из него две длинные гирлянды. Маленькие зрители, сидящие на передней скамейке, пораскрывали рты в неискушенном изумлении.

Любе тоже неожиданно захотелось посмотреть фокусы, и она пересела на одну из последних скамеек перед сценой, чтобы не привлечь случайно чьего-либо внимания.

Человек был высоким, выглядел внушительно в этом своем плаще до земли, и у него было веселое и доброе лицо – несмотря на седой парик, было видно, что он еще совсем молод. Он ей сразу понравился, в отличие от толстого хозяина чердака – советник сказал, что ему можно и даже нужно доверять. Фокусы его тоже были интересными. Закончив их показывать, он разделил детей на три команды и устроил конкурс – какая команда надует больше воздушных шаров. Дети по команде принялись их с усердием надувать, что умиляющиеся родители тут же стали снимать на фотоаппараты и телефоны.

Конкурс закончился, прошло награждение победителей, а проигравших – утешительными призами, и в итоге обделенным не остался никто.

Глядя, как дети радостно визжат, обступив этого человека, Люба поймала себя на том, то тоже сидит с застрявшей на лице улыбкой, как будто этот праздник каким-то образом касался и ее тоже. К ним в детский дом тоже приходили клоуны и фокусники с представлениями, и каждый раз для нее это был вот такой праздник, как для этих детишек, и даже, наверное, больший – все-таки у них в приюте развлечений было куда меньше…

К ее сожалению, после награждения представление окончилось. Она сидела на скамейке и немного растерянно смотрела, как воодушевленные и веселые дети вместе с родителями расходятся по домам или по делам. Человек, чье представление ей так понравилось, деловито собирал свой реквизит. Его тут же обступили молодые мамы и надолго заняли каким-то разговором – судя по всему, касательно своих драгоценных чад. Кажется, они полагали, что он специалист по их воспитанию и выращиванию из них счастливых личностей, хотя сам он себя таковым явно не считал. Он заявил им, что знает только одно – чтобы вырасти здоровой и счастливой личностью, нужно много двигаться, гулять и много читать хороших книжек, а «остальное индивидуально». После этого разговор постепенно заглох, и мамочки, поблагодарив еще раз за интересное выступление, удалились.

Она поежилась, как будто ей стало холодно. Когда же закончится это навязчивое желание вернуться для чего-то в детство?

– Здорова! – услышала она хриплый голос и, вздрогнув от неожиданности, обернулась.

К ней подходили бочком два неприметных типа в спортивных костюмах. Один был абсолютно лысый, другой – какой-то совсем непонятный, в спортивной шапке, надвинутой чуть не на глаза, будто он хотел бы и лицо полностью закрыть. Оба были бледными, с синяками под глазами и смотрели на нее с неприятной заинтересованностью.

И что им надо? Она замерла, не двигаясь – ошибочная тактика организма, оставшаяся от предков – если не двигаться, опасность минует, пройдет мимо…

Ведь не думала же ты, что нашла себе прибежище, рай на земле?

Какое-то время предпочитала так думать – и, по крайней мере, некоторое время получалось.

– Хочешь угоститься? – спросил тип в шапке, надвинутой на глаза, протягивая ей маленький открытый бумажный пакетик и заглядывая ей в лицо, явно пытаясь нащупать ее взгляд. Жертве надо посмотреть в глаза и тогда она будет нашей – так он, должно быть, считал, и небезосновательно.