50 оттенков ксерокса

— Положи пока себе, потом отдашь! — отмахиваюсь я. Ох уж эти неудобные джинсовые карманы...

Мы радостно колесим дальше. Даже внутренняя свинья, кажется, крайне довольна поездкой. Я стараюсь — кручу педали изо всех сил, наверное, подсознательно пытаюсь отработать съеденные калории. Моего спортивного запала хватает ненадолго — я совсем запыхалась и хочу остановиться, поэтому предлагаю:

— Давай передохнем?

— Давай, — кивает Эдик.

Мы останавливаемся там, где сосны расступаются и тропа проходит над берегом реки...

— Здесь так красиво! — завороженно останавливаюсь я, придерживая велик.

Солнце торжественно клонится к закату, играя золотыми и пурпурными бликами на поверхности воды. Да это же тот самый берег, что на фотографии в рамке на стене моего номера, доходит до меня. Только там оно в чёрно-белом цвете. Да разве могут какие-то жалкие оттенки серого передать красоту вот такого заката над речной гладью...

Как зачарованная, я спускаюсь ближе к воде и кладу велик в траву. Сажусь на камень у берега и несколько минут безмолвно созерцаю окружающую красоту. Сзади тихо подходит Эдик. Я оборачиваюсь, он, прищурившись против солнца, смотрит на моё лицо.

— Чудесно же покатались... — говорю я.

— Да, — искренне соглашается Эдик. — Ты очень спортивная... И на велике катаешься, и в пейнтбол играть умеешь.

— А ты первый раз, что ли, играл? — спрашиваю я.

— Да.

— Стратег! Наши-то тупо в перестрелку полезли, а ты в тыл зайти догадался.

— А может, я просто подглядел за тобой, — шутит он. На щеках его то ли румянец, то ли розоватый отблеск заката.

— Ну, так правильному примеру последовать решил, а не за Мартышкиным побежал, — продолжаю шутливый разговор я. — Ох, интересно, кто это ему так физиономию испачкал?

Мы вспоминаем перепачканное белыми брызгами лицо Мартышкина и с каким выражением он оттирал краску, огрызаясь на пошловатые шутки, и снова улыбаемся.

— И вообще, какой-то нам лёгкий противник попался, — говорю я.

— А ещё флаг у них таджикский, — кивает Эдик.

— Чей флаг?

— Таджикской ССР, — уверенно говорит Эдик. — Это у них зелёная и белая полоса. Интересно, где достали?

— Отлично, — смеюсь я. — Таджикский флаг я ещё не добывала! Жаль, забрать нельзя, я бы в офисе повесила, над ксероксом...

— Настя, а почему ксерокс — особенный? — после некоторой паузы решается Эдик.

Ох... Так сразу и не скажешь.

— Понимаешь... — медленно, облизнув губы и отведя взгляд в сторону, начинаю я. Мне как-то стыдно от моей привязанности к этому громоздкому агрегату, но Эдик, как мне кажется, из тех, кто способен такое понять. — С него, можно сказать, начался мой путь, мой бизнес. Когда я была ещё младше тебя...

Ох, неудачно я выразилась. Опять он смущается.

— Когда я в универе училась, то никто в меня толком не верил, что я это смогу. Мама — та вообще все мозги проклевала, что лучше б я об учёбе думала, и вообще, я обязательно прогорю, и ничего у меня не выйдет. Подруги тоже относились скептически, пугали трудностями... Я понимаю, из добрых побуждений. А тут этот сломанный ксерокс, я всех знакомых достала расспросами, как его чинить — оказалось, совсем просто, кстати. И то, что ксерокс так легко починился, я восприняла, как... ну словно бы, он поверил в меня. Никто не верит — а этот списанный, никому не нужный ксерокс взял и заработал. В общем... С тех пор он у меня как талисман, да.

Я заканчиваю своё сбивчивое признание и перевожу взгляд на Эдика. В его глазах нет ни тени насмешки или снисходительности. Я в нём не ошиблась. Он понимает.

Когда солнце садится, нас начинают одолевать комары, и мы отправляемся в свой корпус. Я машу рукой, прощаясь.

— До завтра!

— Пока, — он идет через холл к лифту. Я, повинуясь неведомому чувству, оборачиваюсь. Он смотрит на меня, потом заходит в подъехавший лифт и снова оборачивается. Наши взгляды встречаются.

Я устало топаю в свой номер, но мне совершенно не хочется спать. Настроение на удивление приподнятое. Неужели велопрогулка с созерцанием заката так подействовала? Внутренняя свинка вновь деловито пинает меня в бок с однозначным "ну, конечно!" на хитром рыльце. Я мысленно грожу ей кулаком — не дави, мол! Да, что уж там, она права, не отмажешься... И вообще, давно ли я вот так отдыхала, не думала ни о работе, ни о ремонте, а вот так — лежала на траве, созерцая закат?

Мотаю головой. Забудь об этом, Чугунок. Это же твой сотрудник... Пусть даже очень милый и внимательный. И общаться с ним потрясающе легко. "Так легко, что и худеть не надо!" — полным надежды голоском подпевает внутренняя свинья, она как всегда думает только о собственных свинячьих проблемах.

Я захожу в свой номер, раздеваюсь и быстренько принимаю душ. Да, тут не "Парк-отель", но тоже вполне сносно. Обычная, без изысков, кабинка, никаких излишеств вроде фена. Я достаю заныканный из того шикарного номера мини-флакончик геля для душа, благоухающий ванилью. М-м-м-м, мой любимый аромат...

Вымывшись и переодевшись в простые шортики и футболку, я растягиваюсь на своей кровати, наслаждаясь ничегонеделанием. Ничего не хочется — мозг перегружен информацией, поэтому я не включаю телевизор и не лезу в сумку за журналом.

Что-то как-то тихо. Мой взгляд падает на ридиоприёмник, и я кручу колёсико. Не густо... В основном из динамика слышится неразборчивая речь пополам с шипением. Наконец мне удаётся поймать волну с приятной расслабляющей музыкой, соответствующей моему настроению.

— В эфире радио "Сказка" для сказочного вечера, романтический час на волнах нашей радиостанции. Целый вечер только музыка нежности и приятных грёз...

На фоне слов играет мелодия из советского кинофильма "Мой ласковый и нежный зверь". Затем её сменяет "Secret Garden" и что-то из репертуара Клайдермана. "Ромео и Джульетта"?

Под пронзительные нежные мелодии меня вдруг охватывает какая-то истома. Я помню, будучи ещё школьницей, любила слушать инструменталку, воображая её саундтреком к фильмам, где я — главная героиня... Сюжеты всегда были захватывающими.

Нравится ли мне сейчас сюжет моей собственной жизни? Пожалуй, да. Может быть, я иногда слишком рационально ко всему подхожу, много планирую и, чем старше становлюсь, тем более придирчиво выбираю мужчин. Я вспоминаю свою подпись под "чудотворной" картиной — "Найти настоящую любовь". Может, я вообще влюбляться разучилась?

Какой же прекрасный спокойный вечер. Как здорово — лежать вот так, слушать музыку, и никаких телефонных звонков...

Телефон!

Чёрт, я же его у Эдика так и не забрала. Придётся идти к нему, и я судорожно вспоминаю номер его комнаты. Вот ведь я растяпа, как это — чтоб мне никто не звонил, размечталась!

Я снова влезаю в свои джинсы, рывком распахиваю дверь, и неожиданно вижу перед собой Эдика, потирающего лоб. Кажется, я только что долбанула ему дверью по голове. В руках он держит мою мобилку.

— Ой, прости! — я практически втаскиваю его в номер. — Давай холодного приложу.

Он садится на стул, а я прикладываю к его лбу намоченный ледяной водой платок.

— Я вот тут как раз за телефоном идти собралась, а ты тут как тут, — я мельком бросаю взгляд на экран — пара сообщений, и чёрт с ними. Если б было что-то срочное, позвонили бы. Бедный Эдик, как это я ухитрилась его так пристукнуть. А ещё сидит с таким видом, как будто я ему не к ушибу платок прикладываю, а что-то невероятно приятное делаю. — Спасибо, что принёс.

— Да я пришёл, собрался постучать, и вдруг подумал, а если ты уже спать легла — встали-то рано, а ты не выспалась, — объясняет он. — Вот и замешкался перед дверью.

Я вспоминаю свой утренний нахальный сон на Эдиковом плече. Да, что-то я совсем вошла в роль соблазнительницы невинных юношей.

— Ты извини, — развожу я руками, — я и не предполагала, что ты там стоишь...

— Я знаю, — он смотрит на меня, мы молчим, и лишь нежная мелодия без слов неведомого мне композитора служит саундтреком к этой немой сцене.