Страница 45 из 68
— Не ахти у тебя коммерческое предложение, — хмыкаю я. — Ладно, идёмте в первую. Уговорили.
— Если уговорил, то вполне себе "ахти", — не соглашается Тимур.
Мы натягиваем на себя прокатный камуфляж и надеваем на головы защитные маски. Мартышкин героически позирует с маркером в руках, а потом мы разбиваемся на две команды по 10 человек и фоткаемся "на память".
Торопливость моих подчинённых сыграла с ними шутку: противник у нас оказывается совершенно не достойный нашей команды. Какие-то офисные девочки и мальчики. У одного из мальчиков я замечаю такой маникюр, что мне инстинктивно хочется спрятать руки за спину.
Мы, сжимая в руках "маркеры", проходим за натянутую сетку, ограждающую полигон. Участок не очень большой, густо поросший соснами, между которыми хаотично набросаны какие-то шины, деревянные щиты, доски, и прочие препятствия и укрытия.
Оставив двух человек защищать "штаб", над которым гордо развевается красное, правда уже успевшее полинять в розоватый знамя (из пионерского уголка, что ли, стащили?), мы по свистку уходим вперёд, туда, где за деревьями должен маячить "вражеский" флаг.
Фасонов и Мартышкин с гиканьем несутся вперёд и сшибаются в азартной перестрелке с противниками. Я падаю на землю, мимо меня щёлкает шарик, разлетается с брызгами краски о ближайшую покрышку. Играем по правилу: одно попадание, и ты убит. Таким образом, я успеваю ухлопать двоих девиц, которые, в отличие от меня, явно стремаются ползать на брюхе, хотя бы и в казённом камуфляже. Ползком и короткими перебежками постепенно приближаюсь к штабу. Над ним реет (то есть висит мятой тряпкой, поскольку ветерок стих) флаг какой-то из социалистических республик, сейчас не скажу, какой именно: на нём белая и зелёная полоса.
Перед штабом на меня обрушивается шквал "патронов". Четыре девочки, засевшие за большим деревянным щитом, палят в белый свет как в копеечку, но стоит мне высунуться, и шальная "пуля" выведет меня из игры. Я прицеливаюсь в торчащий из-за груды покрышек локоть, но из маркера с щелчками вырывается дым: похоже, свой боезапас я успела расстрелять ещё на подходе к штабу. Что ж они так мало шариков-то выделили, жлобы, азартно думаю я. Только разыгралась, и на тебе!
Я кошусь глазами за сетку, где маячат красные и синие ленточки. Одна, две, три... Ага, вон четвёртый бредёт между стволов с поднятыми руками. Ага, значит, четверо из моей команды уже выбыло из строя.
Девчонки-вражины с визгами постреливают. Когда же у них патроны-то кончатся? Ах, они ведь и из-за укрытия-то не выбирались небось, все эти пятнадцать-двадцать минут, что я добиралась, там просидели, вот и не на кого им было тратить заряды. Щёлканье шариков по дереву стихает, но стоит мне высунуть краешек красного бантика из-за щита, как трескотня возобновляется.
Лежать мне надоедает, и я решаюсь на хитрость: ловко перекатившись по земле к ближайшей сосне, отбегаю назад и начинаю отходить кружным путём. Ща вот забреду к ним со спины: наверняка они тылы прикрыть не догадались, мирные люди.
Всё-таки догадались или услышали? Два звонких щелчка, и я ныряю за дерево и тут же вижу, как плечистый паренёк в камуфляже с синей лентой на шлеме поднимает обе руки и уныло направляется к сетке. Кто здесь? Боец Фасонов геройствует? Но нет, фигура за сосной похудей и повыше будет, жаль, под маской лицо не разберёшь. Он машет мне рукой — безопасно, мол, я подхожу ближе, выдыхаю:
— Эдик!..
— Ана... Настя? — поправляется он, и я фыркаю от его "Ананасти".
— Тоже в тыл решил зайти, стратег? — шепчу я, так как мы подошли уже совсем близко.
— Ага. А почему ты не стреляла?
— Кончились, — одними губами, без звука практически, говорю я, но он понимает:
— Меняемся?
— Погоди, — я обозреваю местность: две девчоночьи спины, не больше, остальные, видать, решились побегать по лесу. У меня созревает дерзкий план, и тихонько шепчу его на ухо Эдику.
Эдик послушно откатывается в сторону, отходит чуть назад и начинает палить.
Я тем временем бросаюсь вперёд и тыкаю в спину стволом маркера не успевшей среагировать девушке — сначала одной, потом другой.
— Убиты.
Они смотрят на меня, хлопая ресницами и улыбаясь. Я снимаю знамя и размахиваю им, сигналя об окончании боя. Кто-то из врагов выпускает в меня "очередь", но это уже не в счёт, поскольку игра окончена.
За сеткой я вижу Мартышкина, ожесточённо трущего рожицу: белая краска, прилетевшая "в лоб", забрызгала его сквозь дырки в маске шлема.
— Ну вот, и фасоновская спецподготовка нам не понадобилась — там в армии явно никто не служил, — говорю я, стаскивая с головы шлем.
На голове у меня, наверное, воронье гнездо, я вся раскраснелась от всей этой партизанской акробатики.
Эдик восхищённо смотрит то ли на меня, то ли на знамя в моих руках. Организаторы наливают нам шампанское — и победившим, и проигравшим. Я не очень люблю эти щекочущие пузырьки, но чокаюсь пластиковым стаканчиком и выпиваю. Ладно, пусть противник подкачал, зато все мои выступающие части тела остались целыми, чему я была несказанно рада.
— Как мы их, а? — радуется Мартышкин. — Круто поиграли. Жаль, тут в лазертаг не того...
Фасонов горестно стонет в ответ и жалуется, что потянул плечо.
— Как ты умудрился? — интересуюсь я.
— Хотел перекат сделать, молодость вспомнить...
— Да пузо подкачало — перевесило, — тут же подтрунивает над другом Мартышкин.
Мы все хохочем дружно и пытаемся решить, как скоротать вечер дальше. Пялимся на вторую "смену", играющую после нас. Парни снова рвутся в бой, сетуя на слишком короткую игру, потом мы вместе ужинаем в столовой, обсуждая, чем ещё можно заняться.
Про Макса с Тимой всё ясно: эти пойдут в местный бар, и я даже догадываюсь зачем: как раз туда мимо нас только что прошествовали те самые гламурные красотки с пейнтбола.
Я в бар не хочу, поэтому эгоистично предлагаю Эдику прогуляться со мной по сосновой роще. Не знаю, насколько он горит желанием тусить в баре, но мне почему-то не хочется сидеть в помещении в этот тёплый летний вечер.
Эдик соглашается, и глаза его блестят радостью. Значит, идти в бар он тоже не хотел. Мы подходим к соснам и смотрим на уходящую в тень дорожку. Справа виден небольшой прокат, возле которого стоят самокаты и велосипеды.
— Может, велики возьмём? — вдруг предлагает Эдик.
— Давай, — тут же соглашаюсь я.
Мы выбираем себе по велосипеду и едем по залитым уходящим солнцем дорожкам. На них лежат длинные тонкие полосы — тени от стройных сосен. Погода на удивление хорошая для нашего Трёхреченского края, но на дорожках никого, и я всё быстрее кручу педали:
— Догоняй! — оборачиваюсь через плечо.
Эдик и не думает отставать. Мы въезжаем в рощу и весело катим по узкой песчаной дорожке. Мне весело и легко. И компания Эдика очень приятная. Мне на удивление спокойно и легко, когда он рядом, я совершенно не чувствую себя начальницей, наоборот, общаюсь с ним, как со старым знакомым. И, кажется, даже немного кокетничаю.
Мне снова вспоминается его прозорливая матушка. Хотя, кто его знает, не услышь я её бредовую версию, мне бы самой такое и в голову не пришло... Как Эдик при таких-то родителях ухитрился вырасти не забитым маменькиным сынком — загадка. Мне хочется расспросить его, но я понимаю, что это будет нетактично и неуместно. Да и зачем в такой хороший вечер настроение портить...
Велосипед подпрыгивает на попавшем под колесо камешке. Тут же просыпается внутренняя свинка — после сытного ужина она счастливо дрыхнет, довольная временной победой над дашкиным террором. Сначала она возмущенно хрюкает, но заметив моего спутника, старательно крутящего педали, хитро толкает меня в бок. Я громко ойкаю.
— Ты в порядке? — тут же заботливо интересуется Эдик.
— Да что-то бок с непривычки закололо, — честно признаюсь я.
— У тебя телефон из кармана выпал, — кричит мне вслед Эдик, уже успевший подхватить мой мобильник, и снова почти нагнать меня.