Раненые (ЛП)

— Ты мне тоже нужна, — говорит он на арабском. — И поэтому я боюсь.

Понимание того, что его страхи похожи на мои, успокаивает меня, разрушая паралитическое оцепенение.

И теперь я могу улыбнуться ему искренней улыбкой. Не пытаюсь быть соблазнительной, потому что знаю: он хочет меня. Хантер обхватывает руками мои бедра и притягивает меня ближе. Опускаю взгляд на его нежные, полные любви голубые глаза и нахожу в себе силы освободить конец полотенца. Расширив глаза, Хантер облизывает губы. Его руки напрягаются на моих бедрах.

Думаю, он слышит мое сердцебиение, настолько сильное, что дрожат ребра.

Сделано. Полотенце падает на пол, и я стою перед ним обнаженной. Теперь пути назад нет. Я могла бы задохнуться, но нет. Продолжаю дышать, заставляя себя делать глубокие медленные вдохи, опускаю подбородок и смотрю на него.

Его подбородок легко касается моего пупка. Хантер смотрит на меня сквозь ложбинку между грудей.

— Скажи мне, что ты хочешь, Рания. Скажи, чтобы я смог дать тебе это.

Я лишь качаю головой.

— Я не.. не знаю.

— Нет, знаешь.

Он прав. Знаю. Я запутываюсь пальцами в его волосах и притягиваю его прекрасное точеное лицо к себе, к своему животу. Немного отстраняюсь, и его лицо спускается ниже. Хантер немного поворачивается и с ухмылкой смотрит на меня.

— Скажи, Рания. Я знаю, чего ты хочешь, но я хочу это услышать.

— Зачем? Я стесняюсь. Я не могу это сказать.

— Нет, можешь, — говорит он мягко и уверенно.

Его влажные горячие губы касаются кожи сжавшегося от нужды живота. Я мокрая, горящая и дрожащая там, между ног. Теперь я знаю, как ощущаются его губы и язык, когда они прижаты там, двигаются там, и, о, Аллах и святой пророк его Мухаммед, я так сильно этого хочу. Чувствую вспышку вины за эту молитву, но теперь мне все равно. Кощунство это или нет, в Аллаха я больше не верю. Он меня не спас. Это сделал Хантер Ли.

И я хочу, чтобы рот Хантера оказался на моем интимном месте.

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня... там, внизу, — шепчу эти слова настолько тихо, мягко и с сомнением, что сама едва себя слышу.

Хантер слышит. Его губы касаются моего бедра, язык щекочет кожу и оставляет за собой жар. Потом он поднимается выше к складке кожи, где бедра переходят в таз. Я расставляю ноги немного шире. Хантер оставляет дорожку поцелуев ниже, его руки обхватывают меня за талию так, что большие ладони накрывают ягодицы. Он прижимает меня ближе, и я задыхаюсь, когда его язык накрывает мой вход.

— О, Боже, — говорит он. — Ты чертовски хороша на вкус.

Я яростно краснею из-за его слов, но не могу высказать свое смущение. Спина выгибается, голова откидывается. Хантер не дает мне немедленного удовлетворения, он растягивает его. Ах, какое мучительное наслаждение дарит мне его игра, как его язык врывается в меня, всасывает мои соки, щелкает по маленькому чувствительному комочку нервов.

Одна его сильная рука все еще сжимает мою ягодицу, а вторая ласкает мое бедро рядом с его лицом, а потом я снова задыхаюсь, потому что его пальцы слегка входят в меня, двигаясь по мягким влажным складочкам и дальше, изгибаясь, чтобы задеть чувствительную точку внутри.

Ноги отказываются удерживать мой вес, но руки Хантера подхватывают меня под ягодицы, и я сжимаю его волосы так сильно, что это должно причинять боль, но он не возражает.

Во мне разгорается огонь, сосредотачиваясь в горячей влажной сердцевине. О, как хорошо. Это небеса. Пальцы Хантера двигаются внутри меня, язык скользит по клитору, а потом он прижимается ко мне губами и всасывает его. Я не могу прекратить стонать. Даже не пытаюсь. Мне плевать, кто меня слышит. Ноги подводят меня, но я нахожу в себе силы и поднимаюсь. Хантер находит ритм: лижет меня, целует и проникает пальцами.

Я вновь нахожусь на краю пропасти и на этот раз охотно падаю. Буря настигает меня, накрывая дрожью экстаза.

На пике моего удовольствия Хантер отстраняется, и я смотрю на него вниз в панике.

— Пожалуйста, не останавливайся, — умоляю я, но меня это не заботит. — Прошу, не останавливайся. Не сейчас.

Хантер лижет меня, но этого не достаточно, чтобы толкнуть меня за край.

— Скажи мне кое-что, детка.

— Что угодно.

— Хочу, чтобы ты сказала: «я сейчас кончу».

— Кончу?

— Это наше английское слово. Оно означает оргазм. — Он снова медленно лижет меня.

Я практически сажусь на его язык, застывший на моей женственности.

— Прошу, Хантер. Я сейчас кончу. Прошу, позволь мне кончить.

Он рычит напротив моих складок.

— Черт. Я заставлю кончить тебя так сильно, Рания.

Он скользит пальцами внутрь меня, быстро задевая особую точку. Его язык выводит круги по моему клитору, и я сгибаю ноги, чтобы быть к нему ближе. Не знаю, когда, но в какой-то момент он встает передо мной на колени. Он на коленях передо мной. И из-за этого мне хочется плакать. Не знаю, почему.

Внезапно напряжение взрывается во мне. Я на краю, все ближе и ближе, а потом падаю, не способная удержать собственный вес. Задыхаюсь и громко стону, пока он лижет и посасывает мой клитор, даруя мне освобождение за освобождением.

А потом я понимаю, что не могу больше держаться.

— Пожалуйста, Хантер. Я больше не могу.

Ноги подкашиваются, и его руки окружают меня, подхватывая под шею и ягодицы. Хантер без лишних усилий поднимает меня. Я могла бы вечность провести в его руках. Полная блаженства и чувства безопасности в его руках, прижатая к его груди так, что можно слышать стук сердца. Хантер кладет меня на кровать и склоняется рядом, ничего не делая, просто глядя на меня несколько секунд.

— Ты так прекрасна, — шепчет он. — Ты знаешь об этом?

Я качаю головой.

— Я знаю, что думают мужчины...

Он прерывает меня поцелуем.

— Мужчина. Один мужчина. Я. Имею значение лишь я. Никто больше не может тобой обладать. Ты моя.

От его слов я дрожу.

— Обещаешь?

— Да, любовь моя. Обещаю. — Он целует челюсть, а потом шею, а я все еще дрожу от силы оргазма.

Но Хантер еще не закончил со мной. Он целует плечо, грудь, а потом и под грудью. Одна его рука скользит по моему телу, по талии, животу и груди, задевает лицо и возвращается к верхней части бедра.

Он склоняется не прямо надо мной, но достаточно близко, чтобы я почувствовала, как его мужество толкается в мое бедро.

— Хочу прикоснуться к тебе, — говорю я. — Сделать так, чтобы ты кончил.

— Хорошо, — шепчет он, обхватывая губами сосок. — ТЫ сделаешь это. Но сначала позволь мне поцеловать тебя.

И он это делает. Тратит вечность на то, чтобы просто поцеловать меня. Хантер целует каждую клеточку моего тела: руки, ладони, пальцы, колени и стопы; он перекатывает меня на живот и целует кожу вдоль позвоночника, ягодицы, заднюю часть бедер. Он целует меня, пока мое терпение не подходит к концу.

Я останавливаю Хантера, толкаю его на спину и стягиваю с него боксики. Не уверена, что это слово правильное. Прежде чем кинуть нижнее белье на пол, я поднимаю его.

— Как называется это нижнее белье? — спрашиваю я. — Боксики? Что-то вроде этого? Не могу вспомнить.

Он громко смеется.

— Боксики? Боже, Рания. Так забавно. Боксеры. Они называются боксеры, милая.

Я хмурюсь.

— Ты надо мной смеешься? Я еще не знаю все ваши слова.

Он обхватывает мое лицо, а потом сгребает в объятья, все еще посмеиваясь.

— Нет! Детка, конечно нет! Я не смеюсь над тобой. Просто это весело. Ну, «боксеры» - довольно забавное слово, если подумать, но почему-то «боксики» забавней.

Хантер перестает смеяться, и мы просто смотрим друг на друга. Его глаза - первая черта в нем, которая завладела моим вниманием - сейчас невероятно голубые в свете ламп из ванной.

Он ласкает ладонью мою щеку.

— Я люблю тебя, Рания Ли.

Я вновь собираю все свое мужество и говорю ему то, что хочу:

— Займись со мной любовью, Хантер.

Касаюсь его мужества, твердого как камень. На кончике собралась жидкость. И все же, когда я обхватываю его, кожа мягче щелка, и мне нравится эта восхитительная противоречивость, нравится, как Хантер извивается, когда я так касаюсь его. Так же, как мне нравятся его губы на мне и мое имя у него на губах.