Шестые врата

- Это голубь. Ручной совсем. Я в ветеринарке подрабатываю. Его туда дети принесли, нашли на улице. Он нелетучий был, с крылом что-то. Анна Васильевна выкинуть хотела – у нас же все только за плату. Но я домой его взяла, выходила. Он уже полетит скоро. Если только не...

- Не утонет, - закончил за нее Еретик. – Знаешь, сейчас у тебя больше шансов окочуриться, чем у голубя. Скажем, от переохлаждения или воспаления легких.

Серьезные глаза внимательно изучили ее дрожащий подбородок, мокрый нос, который Динго поспешила утереть столь же мокрой рукой.

- Давай так: я предлагаю тебе сделку. Мы ищем какие-нибудь сухие тряпки – мой рюкзак может быть неплохой целью. Ты переоденешься, а я попробую выловить твоего Фродо. Как тебе?

Динго обреченно кивнула.

Последняя капля сосчитала сама себя с печальным «кап!» Лампочка мигнула и погасла, только мгновение еще мерцала во мраке красноватая спираль. Вспомнив о фонаре, Федор опустился на пол, зашарил руками в пыли и чем-то липком, вроде плесени. Пальцы наткнулись на посторонний предмет, слишком мягкий для металла. Перед внутренним взором выплыли шлепанцы матери – их она сняла прежде, чем отправиться в последнее плавание. Коричневые кожаные ремешки с голубыми бусинами, стоптанные почти до дыр подошвы. Дрожа, он ощупью исследовал находку. Нет, это скорее сапоги... или ботинки. Да, высокие ботинки на шнуровке. Откуда они здесь? Мама таких никогда не носила.

Он пополз дальше на четвереньках. Маленький мальчик в нем бежал, захлебываясь криком, по пустым комнатам, в которые свет заходил только украдкой, в щель между плотных штор. Взрослый методично исследовал темноту, будто там скрывался не фонарь, а ключ от той книги, в которой была записана его судьба. Металл стукнул по плитке, пальцы обхватили знакомую рукоять, нашли кнопку. Голубоватый свет выхватил недовольного паука, превратившего трубы под раковиной в свое жилище.

Федор поднялся на ноги. Женщина в ванне никуда не пропала, но теперь он отчетливо видел – это была не мать. Та давно сгнила на кладбище в далеком Крымском городке, забрав с собой в могилу его детство. Девушка, раскинувшаяся в воде такого знакомого цвета, позаботилась о том, чтобы раздеться. Фактор оторвал взгляд от смуглого точеного тела, в свете фонаря принявшего синеватый оттенок, схватил вялую руку, повернул внутренней стороной в поисках страшных следов.

- Лилит.

Кожа на запястье и выше была нетронута. Более того, под ней бился пусть неверный и редкий – пульс. Выходит, на этот раз вода действительно была ржавой.

- Лилит!

Только теперь он вспомнил о Крае, вспомнил, зачем поднялся сюда. Сначала коматозники, теперь утопленники... Стоило покидать теплый кабинет только для того, чтобы переквалифицироваться во врача скорой помощи! Ворча вполголоса, он рванул цепочку, освобождая сток, и направил ярко-голубой луч прямо в лицо девушки:

- Лилит!!!

Они брели сквозь туман, клубившийся вокруг, принимая форму то серебристых единорогов, то чешуйчатых рыб, то праздничных китайских драконов. Динго чувствовала себя ежиком из старого мультика, потерявшимся вместе с медвежонком. Еретик, отличавшийся от последнего несколько меньшей мохнатостью, крепко прижимал ее к своему боку. Его тело обжигало даже через мокрую одежду. На один размашистый шаг приходилось ее три, но он старательно подстраивался под темп ее ежиных лапок.

- Скажи, - наконец, собралась она с духом, - а там, в лодке, ты не слышал... не видел ничего странного?

- Там все было странное, - пожал плечами Еретик. – Свет, голоса...

- Голоса? – Динго затормозила, сапог сорок пятого размера запнулся о ее многострадальную пятку, а его хозяин чуть не бултыхнулся в туманный прибой. – Ты их тоже слышал?!

- А то, - парень встряхнулся по-собачьи. – Только я думал, глюки это.

- Не б-бывает, чтоб глюки сразу у д-двоих, - простучала зубами Динго, которую теперь обнимала только ледяная ночь.

- Ну, это смотря чего курнешь, - с бывалым видом протянул Еретик и положил руку ей на плечо. – Пошли, а то задрыгнем тут.

Динго и не думала двигаться с места. Очередной единорог перед ней превращался в морского конька, отращивая плавники.

- А мальчика... мальчика ты видел?

Еретик отпустил ее рукав, усмехнулся чуднó, жалостливо:

- Уж не того ли, что ты топила?

Лилит привиделось, будто она на очередном ночном вокзале бежит за открытым тамбуром в страхе, что родители забыли ее на перроне, и проводник накрывает ее слепящим лучом фонаря, заставляя замереть на месте. Она судорожно втянула влажный воздух, опробовала дрожащие губы:

- К-кто?... Г-где?...

Раскаленный луч ушел в сторону, из цветных кругов и черных пятен вылепилось знакомое лицо с усталой складкой у рта.

- Фак...тор?

- Ай, как нехорошо, такая милая девушка и ругается!

Она рванулась из его рук, путаясь в чем-то тяжелом и теплом. Выскользнула, грохнулась затылком об пол. Через вспыхнувшие в глазах звезды различила собственные голые ноги, торчащие из-под полы куртки. Пятка стратегически впечаталась нападавшему в пах:

- Сгинь, маньяк!

Фонарь покатился с глухим стуком, тыкая обличительным перстом в нагие стены, провал коридора, снова стены, вросшие в пыль ножки стола. Где-то под ним застонало придавлено:

- Вот она, женская благодарность.

Голова Лилит напоминала дом Облонских. Она надеялась, что только изнутри. Скользнула рыбкой к фонарю и чуть успокоилась, взвешивая в руке тяжесть рукояти. В кармане куртки должна была валяться слеповуха, но, когда ноги не держат, от нее мало толку. Нашла лучом скорчившегося в позе зародыша мужчину и бочком-бочком поползла в коридор. Мысленно отматывала назад память, стараясь найти отсутствовавшие в цепи событий звенья.

Она бежала на крышу с мобильником. Услышала музыку. Вошла в квартиру под номером восемь. И... и... Что-то врезалось в ладонь руки, которой она опиралась об пол. Только тут Лилит заметила, что та сжата в кулак. Не спуская глаз с Фактора, разогнула пальцы, бросила короткий взгляд. Пятно света задергалось, выпустило своего пленника и сбежало в ничем, кроме паутины, не примечательный угол со сломанным плинтусом.

Лилит кровоточила. Линия ее сердца была ранена прошлым. На самом деле, это случилось уже давно, но только теперь острый конец сломанной шпильки сковырнул струп. Игнат никогда не снимал фенечку, хотя в бейс-лагере его поддразнивали – мол, не рановато ли нацепил. Сама Лилит была равнодушна к «счастливым» сувенирам и символике, а вот Игната, верно, так в гроб и положили – со шпилькой на груди. Но теперь она здесь, на ее ладони – такая же, как всегда, только кончик обломился при падении. Девушка поднесла подарок к лицу. Казалось, силиконовый шнур, чуть потемневший там, где обычно касался шеи, еще пах Игнатом, впитав его пот.

- У тебя кровь, - Фактор незаметно оказался рядом с ней, но Лилит не оттолкнула его. Теперь она вспомнила все. Телефонный разговор, обвинение, мольбу о последней встрече, дымящуюся ванну, путающиеся рукава одежды и загорелое, по-подростковому нескладное тело, такое нестерпимо сладкое на вкус. Она выпрашивала у него прощения так, как это могут только любящие, - губами, языком, пальцами, всеми изгибами и плоскостями своего тела, кожей, влагой своих желез. Им удалось заключить пакт. Обменять признание на признание. Игнат уже сделал свое, теперь дело осталось за ней – пора было отдавать долг.

- Давай перевяжу, - настаивал Фактор, копаясь в карманах. – У меня тут мини-аптечка.

- Не надо.

Теперь все неважно, кроме одного. Игнат сказал ей, что не хотел падать. Что старался напрыгать на номер[3], чтобы доказать всем, что сможет стать демоном, таким, как Блу, и даже лучше; чтобы доказать Лилит, что достоин ее. Он переоценил свои возможности. Случившееся было несчастным случаем, ошибкой, в которой виноват только он сам. Одна правда в обмен на другую – такой уговор Лилит подписала своей кровью.