Страница 19 из 22
-- "Другое понимание"? Это как?
-- Ну... для меня, например, вечеринка -- это просто вечеринка. Повод выжрать пару ведер вкусного пшеничного сока, сплясать на столе, поорать десяток песен и уснуть лицом в груди симпатичной девчонки. Которая, замечу, тоже спит лицом в чьей-то широкой груди. Вещь в себе. Чистое незамутненное веселье.
-- Та-а-ак...
-- А для них... для некоторых... все значительно сложнее. Вечеринка -- это повод. Мостик к чему-то большему, хотя и необязательно лучшему. Ну, например, к тому, чтобы раскрутить понравившуюся русалку на понятно что. Или хотя бы пообжиматься с ней в горизонтали на диване посреди пустой комнаты, тоже свершение, чего уж. Соответственно, их веселье имеет не спонтанный и в чем-то даже хаотичный привкус, а четко рассчитанную дозировку: "сейчас подойти и завязать разговор, сейчас пошутить, сейчас приобнять". Сложно, черт побери!
-- Жизнь вообще сложная штука, -- определила Алиса. Она уже разоблачилась и сейчас аккуратно стягивала со стройных ножек трусики. -- А тебе, значит, такое не приходило в голову?
-- Почему? Приходило, но только обычно уже сильно позже. Ну, это когда мне говорили: "в эту комнату не заходи, там сейчас нужно уединение". И я такой: "Э, я же только что их видел на кухне курящими! А теперь они, значит, вона как развили отношения? А что, так тоже можно было?"
-- Малость заторможенное развитие? С этим можно жить.
-- Еще бы. Не говоря уже о том, что запрет входить куда-то порождает для меня совершенно очевидные решения. Ну, скажем, ворваться туда, сломав дверь, с шашкой наголо, верхом на коте, во все горло распевая "Вихри враждебные". Реакция второй стороны всегда была бесценной.
Я ненадолго задумался. В отдалении капала вода и бурлили источники.
-- Может, потому меня в конце концов и перестали приглашать?
-- Наверняка, -- сказала вернувшаяся, наконец, Ульянка, светя во все стороны перемазанной, но дико довольной мордашкой. -- Но давай ты уже перестанешь ходить вокруг да около и расскажешь девочкам, чего ради ты вдруг вернулся, и что сейчас требуется от них. А то я уже три раза чуть было не проболталась! Пришлось специально сбежать на периферию. Чтобы не поддаться искушению!
-- Да, -- сказал я твердым голосом командира танкового батальона, наблюдающего в бинокль ракетную батарею. -- Пришла пора.
Девчонки немного напружинились, но беспокойства на лицах я не заметил. Уверенность в себе -- это хорошо. А доверие к близким -- еще лучше. Справимся, конечно. Разве были случаи, чтобы не справлялись?
-- В общем, задача пока такая, -- начал я. Мысли кружились в голове роем обезумевших бабочек. -- Нам нужно будет поучаствовать в одном бесшабашном ограблении, потопить пару-тройку суденышек и по душам пообщаться с одним очень-очень сердитым комиссаром полиции. Да еще немного по мелочи. Вопросы?
***
Море было холодным даже на вид, солнце сверкало в верхотуре маленькой начищенной монеткой. Но в целом сейчас погода ощущалась скорее теплой, вот что интересно. Не исключено, что это мое присутствие так благотворно влияет на климат -- в "Совенке", если помните, круглый год бесконечное лето стояло. Тут, конечно, площадь поменьше, силы у меня не бесконечны -- но хотя бы так, а то на ветру уже задолбался мерзнуть, да и имеющаяся одежда вызывала ряд вопросов.
"Адмирал Бадонг" стоял на якоре вне видимости с берега. Волны лизали его белое брюхо и униженно шептали что-то под килем. Я не слушал, что именно. В кои-то веки за последние пару дней я был одет прилично -- малость узковатые, но, вроде бы, мужские джинсы и светло-зеленая, полувоенная с виду ветровка. Все это было, конечно, непроста. Я пребывал на смотринах.
-- Вот это, значит, он? -- презрение в очередном голосе было слышно так явно, будто слова выпекали на праздничном пироге. И они настолько не сочетались с обладательницей этого голоса, что не заржать было трудно. А труд хотя и сделал из обезьяны человека, но лучшими друзьями мы от этого не стали. В общем, я не смог сдержаться.
И расхохотался. А хохочу я примерно так же, как пою -- свидетели этого феномена редки и седовласы, только раз в полугодие они, обмениваясь неизвестными знаками, собираются порой в избушке посреди леса, где молча пьют горькую, в изнеможении мотая бошками. Но, справедливости ради, для хохота у меня на этот раз был законный повод.
Рядом с Изидой, переминаясь сапожками по скрипящей от чистоты палубе, стояла миниатюрная девчушка на вид лет пятнадцати. Белокурые волосы были словно ураганом завиты в длинный и сложный хвост, под правым глазом розовела татуировка в виде цветочка, с левого плеча свисал длинный шелковый шнур, тоже розовый. Еще на девчонке была коротенькая тельняшка, розовая плиссированная юбочка, открывающая практически все, что можно, черные чулки и -- да что ж такое-то? -- розовые сапожки из плотной кожи, сделанные на манер рыцарских сабатонов.
Но самым безумным было даже не это! Она носила наплечники, настоящие "крылышки" -- эдакие средневековые погоны. Точнее, всего один, на левом плече, как и положено, металлический, отполированный до блеска и снизу доверху покрытый геральдикой.
Латное облачение на хмурой нимфетке. Спасибо, товарищ Сатана, теперь я видел все.
Пауза затянулась. За бортом плескал холодный и ироничный, но дьявольски сильный Атлантический океан. Да он прямо как я, черт возьми!
-- Здрасьте, -- сказал я приветливо. Я -- Ричи Тозиер, лучший ди-джей по эту сторону Большого Барьерного Рифа. А нас как зовут? А чьи у нас глазки? А чьи у нас доспехи? А чей у нас...
-- Молчи, серв! -- малышка повелительно ткнула в меня ладошкой в черной перчатке, вокруг которой вилось до черта кожаных браслетов, вроде часовых. -- За неподобающее обращение ты будешь наказан! Десять плетей!
-- Мари, пожалуйста... -- начала Изида, но девчушка ее не слышала. На идеальном кукольном личике -- словно чернила сквозь промокашку -- проступило злорадство, примерно как когда замахиваешься тапком на таракана. Блестящие губки скривились.
-- Bidh thu a 'faireachdai
В животе набух противный шевелящийся комок, пахнуло жаром, пыточными подвалами и влажной деревянной дыбой, палуба качнулась и заскрипела. И больше ничего не случилось. Блондинка резко выдохнула. Личико ее исказилось, будто она собиралась заплакать, и стало понятно, что она правда еще очень молода -- даже пятнадцати еще нет, пожалуй.
-- Ну почему? -- прошипела она обиженно. -- Какого черта мы тут застряли?
-- Я тоже задаю себе этот вопрос, -- кротко сказал я мягким желейным голосом. -- Почему, ну почему во Вселенной так много жестокости?
Мелкая опешила. Расстроенное выражение слетело с ее лица.
-- Да кто ты такой, чтобы говорить о Вселенной?
Кейт чуть слышно кашлянула в кулак.
-- Мэйси, погоди...
-- Опять? -- девчонка яростно развернулась и уперла горящий взгляд в брюнетку. -- А вы все-таки никогда не уйметесь?
-- Точно не в мою смену, -- хихикнула Кейт, а я уже перестал понимать вообще все. Мелкая кипела от возмущения, приятная девушка-штурман едва сдерживала смех, а суровая Изида, похоже, хотела, чтобы вся эта ситуация уже куда-нибудь закончилась, только ничего не выходило. Что это за блондиночка такая, и почему ее мнение так важно?
Я именно это и спросил, кстати, заработав еще один гневный жест от девчушки -- на этот раз, правда, без воплей на непонятном языке, что я счел добрым знаком.
-- Мари, спокойнее, -- сказала Изида. -- Я понимаю, о чем ты думаешь, и понимаю, почему ты обеспокоена. Но этот парень находится в наведенном извне стазисе, и у него, судя по всему, получилось вернуться сюда из Озолинча. Никаких амулетов и артефактов, одной голой силой воли. Ты понимаешь, что это может означать? Помнишь, как Ли тогда смогла...
-- Он -- не Ли, поняла? -- в глазах малолетки красными огнями вспыхнула самая настоящая ненависть. Вокруг одетых в блестящие перчатки кулаков зашуршали электрические разряды. Я выпучил глаза: человека-динамо я уже встречал в своей жизни, но не настолько же буквально! -- Он -- не она!